876. Н. A. БЕЛОГОЛОВОМУ
18 декабря 1882. Петербург
18 декабря.
Многоуважаемый Николай Андреевич.
Лихачев сказал мне, что Вы пишете ему о каких-то недоразумениях, вследствие которых я будто бы не отвечаю на Ваши письма. Положительно не знаю никаких недоразумений, да и не признаю таковых. Мы оба с Вами находимся в совершенных летах, когда люди охотнее живут без недоразумений, нежели с недоразумениями. И я питаю к Вам все те же чувства, какие всегда питал. А редко писал в последнее время, во-первых, по болезненному состоянию и, во-вторых, потому что вообще жить тошно. Никакая переписка в голову не идет.
Вот, например, сегодня случай: высылают из Петербурга Михайловского и Шелгунова. Срок для выезда 1-го января, место жительства, где хотят вне границ Петербургской губернии. Причина высылки та, что были на балу у студентов Технологического института и там Михайловского качали и он что-то говорил. Михайловский уверяет, что он убеждал студентов в непригодности беспорядков; но может быть, слова его были истолкованы иначе 1. Теперь выходит такое положение: «Дело» теряет официального редактора, ибо высланный Шелгунов едва ли может быть ответственным редактором. Будут представлять, конечно, других редакторов, но в утверждении будут отказывать. Таким образом, «Дело» помрет. Что касается до «Отеч<ественных> зап<исок>», то, за болезнью Елисеева и высылкой Михайловского, остаюсь я один. Приходится и болеть за троих и работать тоже. Думаю приспособить Кривенко, но какова это будет помощь — не знаю. Не знаю также и того, не вышлют ли и меня или не попросят ли отказаться от редакторства. 1883-ий год начинается плохо. Это последний год моего контракта с Краевским и уж, конечно, я его не возобновлю 2. Иногда думается, что самое лучшее пуля в лоб, а Вы о каких-то недоразумениях говорите. Вот Вам недоразумение — налицо.
Я об этом Елисееву не пишу — боюсь, чтоб его новый удар не хватил; но если Вы найдете возможным передать ему, то сделайте как-нибудь. На днях я ему писал и спрашивал об деньгах, которых скопилось здесь больше 1 т. р. да на днях поступит еще около 5 т. р. 3. Но лучше, чтоб он не возвращался раньше лета, ибо ежели он начнет вмешиваться и мутить меня с Кривенкой, т. е. вообще возмущать спокойствие, то я, не говоря ни слова, уйду. Надоело. Работай да еще
выслушивай предики. Он порядком-таки перепортил мне крови. Но, повторяю, я контракта не продолжу.
Поздравляю Вас и многоуважаемую Софью Петровну с новым годом. У Вас там два новых года (один сегодня), а у нас всего один, да и то вон какой. Кстати: и подписка идет на 25% тише против прошлого года; вот она, милая тетенька-то, какова.
Прощайте, будьте здоровы и не поминайте о недоразумениях: их нет и не может быть.
Весь Ваш
М. Салтыков.
Умер Глазенап. Максимович приезжал к Унковскому и говорит: дал я Глазенапу 50 тысяч — и теперь ничего не получишь. Говорят, и Широбоков влетел.
На языке игроков «пустить глазенапа» — значит, в чужие карты подсмотреть. А Глазенап подсматривал в чужие карманы. И не безуспешно.