1 апреля 1884. Петербург
1 апреля.
Многоуважаемый Григорий Захарович.
Посылаю Вам счет Вашим деньгам, по март включительно, сделанный Гаспером, а также счет банкирской конторы, в которой куплена для Вас облигация П<етер>бургского кред<итного> общ<ества> в 1000 р. номинальных. У меня осталось Ваших денег 70 р., которые я сдал Гасперу для приобщения к имеющим поступить в апреле.
Пишу настоящее письмо в Париж poste restante, как Вы указали. Сам я, по обыкновению, болен, особливо последние 5 — 6 дней, после того, как взял ванну. У меня что-то с ногами неладно. Сейчас был Боткин и говорит, что это остатки ревматизма, но ничего особенно тревожного не нашел. Во всяком случае, принимать 9 раз в день лекарство, и этим только жить — невеселая вещь.
Насчет Шпильгагена я с Вами не согласен, хотя Вы согласны с Стасюлевичем 1. Нас одолела глупость, и она теперь до того сгустилась в воздухе, что хоть топор повесь. Если хочется устроить контры, делай это обдумавши, а не скачи, как теленок. Впрочем, на это можно было бы и не обращать внимания, если б глупость не затрагивала, наконец, за живое.
У нас здесь целых две недели стоит солнечная погода — того гляди, Нева пройдет. Но представьте себе, и солнце надоело. По крайней мере, на меня оно удручающее впечатление делает.
Кривенко до сих пор под арестом 2. Говорят, что дело его не совсем хорошо, а впрочем, достоверно я ничего не знаю. Еще арестован Протопопов 3. За что — не знаю. Знаю одно: что заниматься литературным делом становится все больше и больше стеснительно. Вдобавок и подписка упала страшно, а расходы остались прежние.
До свиданья. Жму Вашу руку и прошу передать мой сердечный привет многоуважаемой Екатерине Павловне.
Искренно Вам преданный
М. Салтыков.