12 февраля 1885. Петербург
12 февраля.
Многоуважаемый Михаил Иванович.
Я получил приглашение на обед 19 февраля и считаю долгом просить Вас принести мою искреннюю благодарность распорядителям за оказанную мне честь 1. Но воспользоваться приглашением я не могу, во-первых, потому что глубоко потрясен семейным моим горем, хотя здоровье сына моего уже значительно поправилось, и во-вторых, потому что считаю себя секвестрованным до тех пор, пока пройдет заразительный период и не останется никаких сомнений, что все кончилось.
Прошу Вас и лично принять мою признательность за Ваше доброе внимание, а также передать мой сердечный привет многоуважаемой Елизавете Михайловне.
Искренно Вам преданный
М. Салтыков.
А вот Вам и анекдот для «Русской старины» 900-х годов. В Твери, в промышленном музее, года три-четыре тому назад, без ведома моего, был поставлен мой бюст, как уроженца Тверской губ<ернии>. Бюст этот был пожертвован врачом Петрункевичем, которого я тоже не знаю, при бытности во главе Музея г. Жизневского, председателя Тверской каз<енной> палаты (К. К. Грот его знает), и стоял спокойно до прошлого года. Но в прошлом году г. Жизневский догадался, что бюст поставлен без разрешения Министра внутр<енних> дел, и возвратил его обратно жертвователю 2.
И заметьте, этот Жизневский — либерал, и лично нашептывал мне всякие комплименты.
В том же году в Киеве из городской библиотеки мои сочинения выбросили, хотя они даже в индексе не значатся.