14 марта 1886. Петербург
14 марта.
Многоуважаемый Николай Андреевич.
А меня бог посетил новою милостью: Костя лежит 5-й день в кори. Второй уже год в это время мальчик слегает, прямо к экзаменам. Судите, как это благоприятно действует и на ход собственной моей болезни. Давно ли еще доктора сулили мне полное выздоровление к Пасхе, а теперь Боткин говорит, что раньше половины апреля и носа из квартиры показать нельзя, и все лето провести в деятельном лечении, в Териоках (Финляндии) 1. А осенью опять болезнь. Это, ежели не умру, но, ввиду этой преспективы, я постараюсь умереть.
Вследствие продолжительности моей болезни и жена относится ко мне недружелюбно, да и доктора начинают слегка ненавидеть.
А положение мое вот какое: руки дрожат (в третий раз принимаюсь за письмо), нога и даже все нутро тоже дрожит; кривляться и хлопать глазами начинаю по-прежнему. Это — встречаю весну. После 15-дневного поноса опять начал принимать мышьяк минимальными дозами и трепещу, потому что второй день запор.
Отчасти доволен, что проведу лето в Териоках, потому что
в 18 верстах Боткин, и у нас церковь (погост), так что ежели умру, то буду первым гостем на этом погосте и, вероятно, единственным. Место они дадут даром, а на памятник можно будет вырвать скалу.
Прощайте, будьте здоровы; кланяйтесь Софье Петровне и Елене Осиповне.
Искренно Вам преданный
М. Салтыков.