14 июня 1886. Новая Кирка
14 июня.
Многоуважаемый Николай Андреевич.
Хотел тотчас же ответить на Ваше письмо 1, но перед этим только что написал другое, и враг мой, рука отказалась служить. Да, судьба странно располагает старостью людей; одних, как меня, делает полуидиотами, других, как Вас, награждает чужими семьями. Вообще, жизнь не казиста, и для меня собственно смерть была бы самым желанным исходом и даже приличным, потому что так жить нельзя, и ежели это пойдет дальше, то я непременно кончу самоубийством.
Сейчас воротился от Боткиных, которые живут, как принцы Орлеанские, и имеют в своем шато́ 42 комнаты. Сказывал я ему содержание Вашего письма и то, что он не пишет к Вам, но он говорит, что на днях письмо отправил в Висбаден poste restante. По воскресеньям у них толпы гостей и такой шум, что я бывать не решаюсь. Вот и теперь чуть немного оживился и поговорил, как уже нервы упали.
Живу, именно только живу, и с удивлением смотрю, как другие ходят, ездят, читают, пишут, едят. Боткин требует, чтоб я ехал в конце августа за границу, но мне решительно не на что, да притом и семья моя окончательно расстроится. И без того идет дело неладно, а в моем отсутствии совсем все повалится. Жена моя не знает цены деньгам, и я не знаю, будет ли ее кто-нибудь посещать. Я именно жду смерти как спасения, и думаю, что получу ее.
Боткин уверяет, что я с каждым днем поправляюсь, но ведь эту песню я целый год слышу. Ежели я здесь поправлюсь настолько, чтоб мочь ходить и писать не дрожа, я счел бы себя счастливым. А то представьте себе, воротиться в Петербург на зимнюю муку. С завтрашнего дня начинаю фосфор по две пилюли в день. Он действительно оживляет мою мозговую систему, но сил не дает и дрожанья не прекращает.
Прощайте, будьте здоровы и передайте мой и жены привет добрейшей Софье Петровне. Я же совсем устал.
Ваш
М. Салтыков.