16 декабря 1886. Петербург
16 декабря.
Многоуважаемый Григорий Захарович.
Простите, что давно не писал. Здесь более месяца царствует такой мрак, что человеку, которому запрещено писать при свечах, почти совсем нельзя и думать о писании. Каких-нибудь 3—4 часа сомнительного света на сутки, да и из тех нужно вычесть на газету, завтрак, посетителей и т. д. Надо и работать, потому что без этого концы с концами не сведешь. У меня же, кстати, и глаза болят, и весь я совсем разложился.
Последнее Ваше письмо я с трудом разобрал. Понял, однако, что Вам живется в Ялте недурно и что Вы, ввиду безоблачного неба и Черного моря, не забываете о Дворникове и продолжаете настаивать на теории хождения с ним под руку и постепенного приведения на путь истинный 1.
С теорией этой я и лично никак согласиться не могу, а тем менее мог усвоить ее Крамольников. Последний всего менее человек компромиссов и ежели создаст теорию, то для практики совсем иного рода. Для той практики, которой Вы некогда сами служили, которую теперь забыли и объяснять которую здесь не место. Можно признавать ее несвоевременною и небезопасною, но в литературе напоминать об ней не
только можно, но и должно. Но довольно об этом, так как учить Вас, во всяком случае, мне не приходится 2.
Новостей никаких сообщить Вам не имею, ибо живу одинокий, оброшенный. Боткин, после двух с половиной месяцев воздержания, только третьего дня вздумал навестить меня. Нашел, что все идет отлично. Но ежели это так, то отчего же я ни выйти, ни выехать не могу, и вообще не могу жить сколько-нибудь по-людски. А по вечерам чистейшая мука — даже общество людей тяготит, а без общества томление, тоска.
Впрочем, Ваша теория, по-видимому, преуспевает, и все идет в мире к лучшему. Арестов (кроме таких-то) нет, обысков (кроме таких-то) нет; женские курсы процветают, медицинские — тоже. Словом сказать, Дворниковы уже стоят на пути истинном, или, по малой мере, на распутии.
До свидания; поздравляю Вас с Новым годом. Желаю Вам встретить его при наилучших предзнаменованиях. Для себя же собственно ни о чем не прошу у судьбы, кроме смерти. Надоело.
Искренно Вам преданный
М. Салтыков.