28 июля 1887. Серебрянка
28 июля.
Многоуважаемый Николай Андреевич.
Благодарю Вас за передачу моего письма В. И. Лихачеву, от которого я уже получил известие, что он начал лечение 1.
Приходило ли Вам когда-нибудь на мысль, что мы никогда не увидимся? Мне на днях это вздумалось, и, признаюсь, ужасно горько сделалось, что судьба так шутя разделяет людей, симпатизирующих друг другу. Впрочем, я серьезно начинаю <надеяться> на смерть; успокоила же она Каткова, — ужели не придет на выручку и ко мне, мучающемуся и страдающему без конца?
Вы совершенно правы: овации французов по поводу смерти Каткова положительно отравляют жизнь. Впрочем, Франция, по моему мнению, уже перестала быть светочем человечества 2. От нее теперь смердит страхом перед Германией.
Ежели Вы увидитесь с Боткиным, то попросите его не оставлять меня. Мне кажется, что я ему уж надоел. Простите меня, что я опять скажу несколько слов о своей болезни. Меня лечат здесь двое: земский врач Николаев и студент (переходящий на 5 курс) Иваницкий. До сих пор я лечился фосфором, но в последнее время он перестал оказывать действие. Весь я дрожу, писать не только не могу, но двух мыслей связать не умею. Кашляю, кривляюсь.
Иваницкий решился списаться с Соколовым, и тот посоветовал опять прибегнуть к мышьяку. С сегодняшнего дня я оставляю фосфор и начинаю мышьяк с минимальных доз. Но ежели сделается понос, то сейчас же брошу. Ах, если б Вы
знали, как я страдаю и какую ужасную жизнь я веду. Заброшен, одинок, беспомощен 3.
Ну прощайте. Рука решительно пишет каракули. Передайте мой сердечный привет добрейшей Софье Петровне и поклонитесь Лорис-Меликову.
Искренно преданный
М. Салтыков.