XXI
— Это запоздалые журавли летят к вам, на север,— сказала Эллис,— хочешь к ним присоединиться?
— Да, да! подними меня к ним...
Мы взвились и в один миг очутились рядом с пролетавшей станицей.
Крупные красивые птицы (их всего было тринадцать) летели трехугольником, резко и редко махая выпуклыми крыльями. Туго вытянув голову и ноги, круто выставив грудь, они стремились неудержимо и до того быстро, что воздух свистал вокруг. Чудно было видеть на такой вышине, в таком удалении от всего живого такую горячую, сильную жизнь, такую неуклонную волю. Не переставая победоносно рассекать пространство, журавли изредка перекликались с передовым товарищем, с вожаком, и было что-то гордое, важное, что-то несокрушимо-самоуверенное в этих громких возгласах, в этом подоблачном разговоре. «Мы долетим небось, хоть и трудно»,— казалось, говорили они, ободряя друг друга. И тут мне пришло в голову, что таких людей, каковы были эти птицы, в России — где в России! в целом свете немного.
— Мы теперь летим в Россию,— промолвила Эллис. Я уже не в первый раз мог заметить, что она почти всегда знала, о чем я думаю.— Хочешь вернуться?
— Вернемся... или нет! Я был в Париже; неси меня в Петербург.
— Теперь?
— Сейчас... Только закрой мне голову твоей пеленой, а то мне дурно делается.
Эллис подняла руку... но прежде чем туман охватил меня, я успел почувствовать на губах моих прикосновение того мягкого, тупого жала...