И. С. Тургенев
Призраки
Фантазия
1864
Оглавление
| I | 191 |
| II | 192 |
| III | 192 |
| IV | 193 |
| V | 194 |
| VI | 196 |
| VII | 197 |
| VIII | 189 |
| IX | 199 |
| X | 200 |
| XI | 201 |
| XII | 202 |
| XIII | 203 |
| XIV | 204 |
| XV | 205 |
| XVI | 207 |
| XVII | 208 |
| XVIII | 209 |
| XIX | 210 |
| XX | 212 |
| XXI | 214 |
| XXII | 214 |
| XXIII | 216 |
| XXIV | 216 |
| XXV | 218 |
О произведении
«Призраки» (1864) — фантастическая повесть И. С. Тургенева, основанная на его сне, который он подробно пересказал в письме к Полине Виардо от 11 августа 1849 года. Повесть описывает его ночные полеты с призраком женщины в белом, которая переносит его в разные страны и времена. После ее исчезновения герой задается вопросом, кто была Эллис — «привидение, скитающаяся душа, злой дух, сильфида, вампир, наконец?» и предчувствует свою скорую смерть.
Критика
Тут нет решительно никакой аллегории, я так же мало сам понимаю Эллис, как и ты. Это ряд каких-то душевных dissolving views, вызванных переходным и действительно тяжелым и темным состоянием моего Я.
— Тургенев в письме Боткину 26 ноября (8 декабря) 1863 г.
... будучи «религиозным агностиком» (Ф. А. Степун), Тургенев верил в реальность сверхчувственного мира и, более того, в минуты мистического прорыва она открывалась ему именно как реальность, бесспорная и несомненная по крайней мере в ее переживании. То, что эта мистика была, по слову Зайцева, «не православна», сомневаться не приходится, но нельзя и сводить ее к «магическому» («Магическое, таинственно-колдовское наиболее его влекло», — писал тот же Зайцев): источник мистического был внутри самого Тургенева и он начинал действовать, когда сознание засыпало, уступая место тому, что приносило бессознательное. Это мистическое чаще всего открывалось Тургеневу в таинстве жизни и смерти, а одной из частых и конкретных форм проявления мистического были сны, которые он фиксировал в своих произведениях и в письмах многажды и обычно очень тонко, стараясь не возмутить виденное слишком грубой реальностью слова. <...> мистическое открывало Тургеневу за видимым миром очертания иного мира, таинственного, чаще недоброго, связанного с мучительными, почти физическими страданиями. Поэтому есть основания говорить о «мистическом» зрении Тургенева, о его «двойном» видении, позволяющем проникать ему в мир «призраков».
<...>
Одержимость Тургенева женским началом, острое и горькое сознание его дефицита и невосполнимости его — вне всяких сомнений, и, собственно, именно в этом прежде всего коренилось трагическое его жизни.
<...>
При всей осторожности и допущении иных возможных толкований этой истории, рассказанной в «Призраках» по горячим следам увиденного сна, можно полагать, что перед нами здесь едва ли не наиболее точное и полное описание ситуации Тургенева, одержимого любовью, иена которой — жизнь, и, вероятно, отдаленное, но по сути дела сбывшееся предчувствие своей судьбы, своего конца (поэтому, наверно, нет противоречия в том, что в «царице цариц» Тургенев, лежа на смертном одре, видел и нечто «леди-макбетовское»).
Здесь нет необходимости быть буквальным, и достаточно выражение «выпить всю кровь» понимать не как именно вампиризм, а как «вынуть жизнь», лишиться ее, умереть. В этом смысле и Эллис есть смерть: нуждаясь для полнокровной, а не призрачной жизни в живой крови, она не может не убивать, и тот, кто оказался под странным и страшным обаяньем этой женщины-птицы и не может освободиться от него, неизбежно гибнет. В рассказе «Старуха» (из цикла «Senilia), написанном в феврале 1878 года, Тургенев возвращается к той же топике и той же поэтике. Так судьба оборачивается смертью, и в ней она растворяется без осадка.
— В. Н. Топоров. Странный Тургенев (1998)