32. ДУБ И ТРОСТЬ
Басня
Живя в соседстве с дубом трость,
Который нес чело кудряво и широко
Под небеса высоко,
И чувствуя, что ей вовеки так не взрость,
Вспыхну́ла завистью, отмщеньем воспылала,
Зла дубу пожелала.
Ворчит,
Кричит,
Перед Бореем воет,
Клевещет, будто бы ей дуб беды все строит;
Доносит вопия: «Помилуй, сильный ветр,
Эолов грозный сын, герой полнощных недр,
Помилуй бедну трость от дуба
Груба,
Который хоть не царь, не велелепный кедр,
Но горд величием: ругается, смеется,
А иногда дерется,
102
То шишками колотит по зубам,
То по глазам
Листами хлыщет!»
Но ложь завидлива на зло причину сыщет.
И трость, чтоб более Борея подстрекнуть,
Склонить, дабы он дуб решился потряхнуть
И с корнями сопхнуть,
На мужа доброго тоненько, неприметно,
Подобясь низостью коварной в мире льсти,
Несла клевет несчетно.
Несла... (о добрый дуб, прости!),
Что будто бы хвалился
Пред всем собранием кустарников, древес,
Что в свет бессмертным он родился,
Что лучшее созданье он небес,
Предмет богатого и сира,
Крестьян, купцов, дворян, царей;
Но словом, твердостью нужнейша польза мира.
Что вихри, ветры все и даже сам Борей,
Сколь ни свиреп, ни горд шумящими крылами,
Ревущими устами,
И он не может, он, потрясть его кудрей,
Не токмо сбить с корней;
Что груди он свои в отпор ему поставя,
Ругается над ним, свою великость славя.
Такие лжи плетя и каждой лжи вослед
Пред рыцарем седым склоняя свой хребет,
Достигла наконец до клеветы удачной.
Борей, как меланхолик мрачный,
Угрюм, сумнителен, на мщенье скор и лют,
Успехи клевете с ним стоят лишь минут,
Ей выпросить на зло не мудрено приказа.
Тотчас и гром и дождь.
Поверил бурный вождь,
Озлился, заревел, махнув крылами мраза.
Всё гнется, всё дрожит,
Всё ломится, трещит
И на земли лежит!
Там сосны без голов преобращенны пнями;
Здесь ели вверх корнями,
Пощады нет ни росту, ни красе,
Под гневом дуб, а погибает все.
То по глазам
Листами хлыщет!»
Но ложь завидлива на зло причину сыщет.
И трость, чтоб более Борея подстрекнуть,
Склонить, дабы он дуб решился потряхнуть
И с корнями сопхнуть,
На мужа доброго тоненько, неприметно,
Подобясь низостью коварной в мире льсти,
Несла клевет несчетно.
Несла... (о добрый дуб, прости!),
Что будто бы хвалился
Пред всем собранием кустарников, древес,
Что в свет бессмертным он родился,
Что лучшее созданье он небес,
Предмет богатого и сира,
Крестьян, купцов, дворян, царей;
Но словом, твердостью нужнейша польза мира.
Что вихри, ветры все и даже сам Борей,
Сколь ни свиреп, ни горд шумящими крылами,
Ревущими устами,
И он не может, он, потрясть его кудрей,
Не токмо сбить с корней;
Что груди он свои в отпор ему поставя,
Ругается над ним, свою великость славя.
Такие лжи плетя и каждой лжи вослед
Пред рыцарем седым склоняя свой хребет,
Достигла наконец до клеветы удачной.
Борей, как меланхолик мрачный,
Угрюм, сумнителен, на мщенье скор и лют,
Успехи клевете с ним стоят лишь минут,
Ей выпросить на зло не мудрено приказа.
Тотчас и гром и дождь.
Поверил бурный вождь,
Озлился, заревел, махнув крылами мраза.
Всё гнется, всё дрожит,
Всё ломится, трещит
И на земли лежит!
Там сосны без голов преобращенны пнями;
Здесь ели вверх корнями,
Пощады нет ни росту, ни красе,
Под гневом дуб, а погибает все.
103
Но вижу: и к нему месть злая донеслася,
Глава кудрява потряслася;
Забились ветвии, посыпались листы,
Растреснулася кожа.
Невинный дуб! что ты?
Увы! без красоты,
Как будто изгнанный без орденов вельможа,
Но свеж имея нутр, всё, всё еще стоит,
Не гнется... подлости пред злобой не творит;
Речет: «Не будь в пустой надежде,
Коль ты сильней — сломи!.. не покорюся прежде».
Изрек — и злоба, тем сугубо разъярясь,
На тверду грудь его всей силой устремясь,
Дыхнула — дуб полмертв! уже... уже валится!
Отмщение сверша, отмститель скрылся вмиг.
А трость, отдав поклон, пред дубом уж гордится,
Зря близку смерть его успехом лжей своих,
Над дубом веселится;
И видя, что еще он жив,
Вещает: «Так и дуб не всё ж стоит высоко,
И не всегда счастлив;
Бывает и дубам от сильного жестоко.
На что ты, бедненький, так подымался вверх?
Когда бы ты стоял, как я, пониже,
К земле поближе,
Тебя б Борей не сверг».
— «Растенье низкое, — вещал ей дуб, кончаясь, —
Растенье, кое век качаясь,
Пред малым ветерком как слабость нагибаясь,
Не мни торжествовать, хоть скоро буду мертв
От клеветы твоей и бурна ветра злости
(Кому поклонами не приносил я жертв);
Но знай, что дуба смерть славнее жизни трости.
Я был неколебим, стоял колико мог,
И пользой твердости у мира был в предмете;
А ты... ты гнешься ввек, всем ветрам трусишь в свете,
Как слабость, низость, лесть... валяешься у ног».
Читатель мой! реши, судил ли я по праву,
Не трости дав, а дубу славу?
Иль тот правдивей суд, который дали им
Глава кудрява потряслася;
Забились ветвии, посыпались листы,
Растреснулася кожа.
Невинный дуб! что ты?
Увы! без красоты,
Как будто изгнанный без орденов вельможа,
Но свеж имея нутр, всё, всё еще стоит,
Не гнется... подлости пред злобой не творит;
Речет: «Не будь в пустой надежде,
Коль ты сильней — сломи!.. не покорюся прежде».
Изрек — и злоба, тем сугубо разъярясь,
На тверду грудь его всей силой устремясь,
Дыхнула — дуб полмертв! уже... уже валится!
Отмщение сверша, отмститель скрылся вмиг.
А трость, отдав поклон, пред дубом уж гордится,
Зря близку смерть его успехом лжей своих,
Над дубом веселится;
И видя, что еще он жив,
Вещает: «Так и дуб не всё ж стоит высоко,
И не всегда счастлив;
Бывает и дубам от сильного жестоко.
На что ты, бедненький, так подымался вверх?
Когда бы ты стоял, как я, пониже,
К земле поближе,
Тебя б Борей не сверг».
— «Растенье низкое, — вещал ей дуб, кончаясь, —
Растенье, кое век качаясь,
Пред малым ветерком как слабость нагибаясь,
Не мни торжествовать, хоть скоро буду мертв
От клеветы твоей и бурна ветра злости
(Кому поклонами не приносил я жертв);
Но знай, что дуба смерть славнее жизни трости.
Я был неколебим, стоял колико мог,
И пользой твердости у мира был в предмете;
А ты... ты гнешься ввек, всем ветрам трусишь в свете,
Как слабость, низость, лесть... валяешься у ног».
Читатель мой! реши, судил ли я по праву,
Не трости дав, а дубу славу?
Иль тот правдивей суд, который дали им
104
Неподражаемым пером своим
Бессмертные гонители пороков:
В Париже Лафонтен, в России Сумароков?
А я меж тем скажу, оставя им всю честь,
Нелживость находя и в заключеньи старом,
Что дубу торжество над тростью дал не даром;
Что дуба к твердости льзя доблесть нам отнесть,
А к трости гнущейся идолотворну лесть.
Бессмертные гонители пороков:
В Париже Лафонтен, в России Сумароков?
А я меж тем скажу, оставя им всю честь,
Нелживость находя и в заключеньи старом,
Что дубу торжество над тростью дал не даром;
Что дуба к твердости льзя доблесть нам отнесть,
А к трости гнущейся идолотворну лесть.
<1798>
Воспроизводится по изданию: Поэты ХVIII века. В двух томах. Том второй. Л.: «Советский писатель», 1972. (Библиотека поэта; Большая серия; Второе издание)
© Электронная публикация — РВБ, 2008—2024. Версия 2.0 от 20 марта 2021 г.