[ОСОБЫЕ МНЕНИЯ]
О ЦЕНАХ ЗА ЛЮДЕЙ УБИЕННЫХ
Когда в нынешнее время и в кроткое и человеколюбивое правление ныне царствующего в России государя императора Александра Перваго дойдет дело издавать какие-либо новые постановления, то дух, ими путеводительствовать долженствующий, не может быть тот, который руководствовал трудившимся над Соборным уложением царя Алексея Михайловича. Ни пытка, ни казнь смертная ныне уже неупотребительны, а за ними должны отменены быть и многие постановления Соборного уложения, сообразные грубости нравов тогдашнего времени, сообразные тогдашнему образу мыслей, но ныне уже несовместные. Тогда казнь торговая, кнут, были наказания исправительные и стыда не приносили наказанным ими, хотя многое, о чем законополагает Срборное уложение, еще существует. Но полтора столетия, исполинные шаги в образовании Российского государства и народов, в нем обитающих, переменив общее умоначертание, дает вещам новый вид, и то, что существует хотя законно, производит иногда удобно некоторый род невольного в душе отвращения, и чувствительность терпит от того, что закон почитает правильным.
С сей стороны должно смотреть о распоряжении закона поставляющему цену за убиенных неумышленно.
Закон постановляет за убитого помещичьего крестьянина неумышленно – отдать крестьянина, за других же – отдавать деньгами; за мужчину 100 р.; за женщин в законе не положено. Комиссия полагает отдавать за мужчину против рекрута, за женщину 100 р.; но за тех людей, которые, будучи ремесленные, приносили господам своим прибыль, платить по мере
прибыли, которую они господам приносили, считая труды их процентами, а их – капиталом, в сходственность указа 1798 года, генваря 28 дня.
Если мы, следуя всем законоучителям, разыщем цены вещей, то мы увидим, что цена вещи есть то определительное сравнение вещи, которое мы ей постановляем вследствие пользы, от вещи происходящей. И так, польза вещи определяет ее цену. Если цена вещи бывает для всех одинакова, то вещь таковая есть цены обыкновенной. Если же станем исчислять пользу, которую можно иметь от вещи, то цена уже будет необыкновенная, ибо время, обстоятельство, нужда и проч. могут цену возвысить или понизить. Если же вещь ради каких-либо причин или ради ея качеств, уважается особо, тогда вещь бывает драгоценная. Если же качества вещи, или паче ея цену, ни с чем не можно постановить в сравнение, то вещь становится безценною. На сии определения цены вещей дальнейшие изъяснения ненужны. Если мы цену неумышленно убиенных определять будем по вышеозначенным правилам, то она нередко выходить будет совсем не та, как то определяет ее Комиссия. Какую цену можно определить за доверенного служителя, какой процент, еслибы несчастие постигло и был бы убит тот, который рачил о своем господине в его младенчестве, в его отрочестве, в его юности. Какая ему цена или той, которая вскормила господина своего своими сосцами и стала вторая его мать. Мы не войдем в исчисление таких цен, определяемых помещикам за убиенных и им принадлежащих людей: цена крови человеческой не может определена быть деньгами.
Еслибы можно было помыслить об удовлетворении за убиение человека, то оно принадлежать долженствовало бы тем, которые истинно страждут, когда бывает убиенный. Убиенный может быть отец, сын, супруг или мать, жена, дочь и проч. Не остающимся ли по них – и сие разуметь должно о людях низкого состояния – принадлежать может всякое удовлетворение, по той истинной причине, что они больше, нежели их господин, потерею человека претерпеть могут: муж лишается жены, жена мужа, дети отца, отец сына или дочери; но чем таковую потерю заменить можно? Сверх того, кому неизвестно, сколько потерпеть
может крестьянин в своем хозяйстве, если семья его лишится работника. И так заключим:
1) Цены убиенному человеку, умышленно или неумышленно, определить не можно, ибо, сверх общих чувствований человечества, потеря таковая есть всегда неоценимая. Каждый, лишающийся жизни, принадлежит к какому либо семейству, следственно кончина его всегда бывает чувствительна, и, от какой бы причины она ни происходила, она равно для чувствующих бедственна.
2) Если убиение бывает неумышленно, то наказания за него быть не может. На что же за него полагать цену, ибо платимая цена есть род наказания. Но в отношении теряющаго, все равно – убит ли кто умышленно или неумышленно. А как в законе за умышленно убиеннаго платы не положено, то не должно ей быть и за убиеннаго неумышленно.
3) Хотя убийство в пьянстве не столь виновно, как убийство умышленное, или, паче, злостное, однако же, убивающий в пьянстве наказан быть должен, не по мере опасности, в которой бывает жизнь граждан от злоумышляющих на нее, но по мере вреда, который оттого проистекает обществу. Умышленный убийца, ради будущей опасности, должен быть из общества изъят; но вредящий обществу своею невоздержанностью, сделавший убийство в пьянстве, в сильном изступлении, побуждаем страстию, должен быть воздержан и исправлен. Следственно, первого наказание должно быть навсегда, другого – временное. Первого отослать в ссылку, в отдаленность от людей, которые могут заражаться его худым примером. Другого – лишить свободы, посадить в смирительный дом на больший или меньший срок, и воздержанием, и работою, соразмерною состоянию и свойству убийцы, стараться укротить страсть и неумеренность, и воздержание<м> преступившего исправить.
4) Что же касается до потерпевших от убиения человека, как-то детей, жены, то как сия статья входит в общее распоряжение о призрении, то здесь о ней говорить невместно; но доколе не будет сделано о призрении общих распоряжений, то терпящие от убиения человека должны быть на попечении общества того селения или города, к которому убиенный принадлежит.
Александр Радищев.