82
А. Р. Воронцову
(1797 г.)
Après avoir resté à Moscou pendant quatre jours sans avoir vu personne et fait quelques emplettes de nécessaité, je me suis rendu chez moi, il y a environ 8 jours. Votre Excellence ne pouvez pas vous représenter la joie presqu’enfantine que j’ai ressenti en voyant que j’atteignais enfin mon but, et que mon rappel de l’exil se réalisait. Car, je l’avouerai peut-être à ma honte, que tout le temps que j’étais en route, et tant que je voyais mon sergent avec moi, je me croyais encore à Ilimsk. Mon imagination m’y reporte encore à présent. Ebranlé, altéré pour ainsi dire par la perte fatale, que j’ai faite à Tobolsk, elle me promène encore dans les sentiers du malheur et ne se repaît que des objets tristes et calamiteux. Le beau temps la ramène à des tableaux plus riants, mais l’orage et la pluie, me confinant sous mon chaume et rallentissant en quelque façon son essor, répandent la mélancolie sur tout mon être.
Oh! que je désire d’aller voir mon vieux père. C’est une nécessité pour mon cœur; c’en est une bien plus grande pour mes circonstances domestiques. Si je puis obtenir la grâce de l’aller voir, ce sera une presqu’aussi grande que celle de m’avoir fait revenir d’Ilimsk. Si non, j’y enverrai mon fils.
Le séjour de la campagne est pour moi une situation toute nouvelle à bien des égards; le peuple de la campagne est aussi pour moi un peuple assez nouveau. La ressemblance que je lui trouve avec le peuple sibérien c’est l’astuce. J’ai déplu à mes vassaux, en leur défendant de marier les enfants, ce qui est ici une coutume presque générale et peut-être une cause que la population ne fera point des progrès, qu’elle aurait du faire: une des différentes causes qui la favorise. Je prie bien Votre Excellente de penser à celui qui en exil ou chez lui est toujours le même.
A. Radischeff.
Le 24 Juillet.
Немцово.
Перевод
Милостивый государь.
Пробыв в Москве четыре дня, не повидавшись ни с кем и сделав несколько необходимых покупок, я вот уже с неделю, как прибыл к себе домой. Ваше сиятельство не можете себе представить почти детскую радость, которую я испытал, увидев, что, наконец, достиг цели, и что мое возвращение из ссылки осуществилось. Потому что, признаюсь в этом, может быть, и к стыду моему, всё время, пока я был в дороге и видел подле себя фельдегеря, мне всё еще казалось, что я в Илимске. Воображение порою и теперь переносит меня туда; потрясенный, переставший быть, так сказать, самим собою, вследствие роковой утраты, 1 постигшей меня в Тобольске, я продолжаю следовать за моими воспоминаниями, которые ведут меня по путям злосчастья, и питаться лишь печальными и бедственными предметами. Хорошая погода вызывает в моем воображении более веселые картины, но гроза и дождь, загоняя меня под кровлю и умеряя некоторым образом его полет, наполняет грустью всё мое существо.
О, как я хотел бы повидаться с моим престарелым отцом! Это – потребность моего сердца, но еще более это необходимо по моим домашним обстоятельствам. Если я получу милостивое разрешение съездить к нему, это будет такая же великая милость, как и разрешение вернуться из Илимска. Если нет, я пошлю к нему моего сына.
Пребывание в деревне во многих отношениях ново для меня. Люди здесь тоже для меня новы. Сходство с сибирским народом, которое я нахожу в них, – лукавство.
Я вызвал неудовольствие своих крестьян, запретив им женить малолетних, что является здесь обычаем почти повсеместным и может быть причиною тому, что население вовсе не будет возрастать, как это должно было бы быть: это одна из причин, тому содействующих.
Я умоляю ваше сиятельство помнить о том, кто и в изгнании и на родине всегда неизменен.
А. Радищев.
24 июля.
Немцово.