По разрушении Трои Улисс, странствующий по морям и тщетно ищущий отечественной своей Итаки, пристает к острову царя Алкиноя, который, не зная, кто он, приемлет его дружественно и учреждает пиршество по законам гостеприимства. В сонме пирующих певец Демодок воспевает взятие Трои. Такое воспоминание извлекает невольные слезы из очей героя. Алкиной сердечно участвует в его горести.
...И песнопевец,1 исполненный бога, вещает: «Уже корабли, благолепно устроенны, в море готовы, И хитрые чада Арго́са, таясь на брегу искривленном, Пред станом, при соснах горящих, сидят в ожидании томном.
1 Демодок.
120
Тогда знаменитый Уллис с избра́нной дружиной отважных, Сокрытые в ма́хине дивной,1 у врат Илиона отверстых, Решительны, хладны, как смерть, внимают врагов совещанья. Еще колебался народ: одни предлагали поспешно Чудовищны ребра пронзить испытующей медью; Иные воздвигнуть коня на утес — и в бездну низвергнуть; Иные желали бессмертным принесть в благочестную жертву. Приятно и праведно всем показалось последнее слово. И се! растворился в стенах Илион — восприять свою гибель! Громада, шатаясь, со скрыпом несет разрушенье по стогнам!» Потом воспевает певец, как греки в желанное время, Исторгшись из оной, коварством созданной темницы, Ударили с шумом на стражу, объятую жалкой дремотой; Трояне, смятенны, постигнуты часом ужасно внезапным, Как тени, не видят, не внемлют, не сыщут оружий!.. Но рьяный и быстрый Улисс к чертогам Дейфоба стремится, Арею подобный, свирепый, с подобным себе Менелаем; Там ярая сеча кипела; мечи об мечи ударялись; Но скоро, водимый Минервой, Улисс увенчался победой! Сие воспевал Демодок, вдохновенный певец Алкиноя. И в сердце Улисса минувшее всё оживилось печально! Смущенный герой воздыхал, и ланиты покрылись слезами. Так нежна супруга скорбит о любви своей — милом супруге, Который погиб пред очами отеческа града и братии, Погиб, подвизаясь отвесть злоключенья годину свирепу От родины, прежде блаженной, от чад, украшения дома! Несчастная видит супруга, как страждет в борении смерти, К нему приникает, и бьется, и ноет... Но изверги люты, Как гладные звери, стеклись; от милых останков отторгли... И се! повлеклася невольница к ну́жде и к вечному горю! Влечется во чуждую землю, к печалям и тяжкой работе! И прелесть младая навеки угасла на томных ланитах! Так, скорбью снедаем, Улисс проливал неотрадные слезы;
1 Деревянный конь.
121
Но, мудрый и скромный, таил от беседы он радостной слезы! Един Алкиной, приседящий герою, с болезнью их видит; Чувствительный, нежный владыка стенания странника внемлет, И, кротости важной исполнь, гласит собеседникам пира: «Внемлите, феакцов почетные князи и власти! А ты, Демодок, повели престать бряцающей арфе: Не к радости арфа твоя, не к радости общей бряцает! В часы пированья, при сладком пении струн оживленных, Уныние мрачно на миг не оставило милого гостя. Снедающа горесть лежит глубоко в его сердце!.. Умолкните, песни! — да чистую радость разделят согласно И гость, и хозяин: обычай таков на соборище братии!.. Когда ж уготовано всё сановитому мужу, несите, Представьте дары драгоценны, которыми чтит его дружба!.. Как брат, как родимый, любезен нам всякий странник несчастный, Любезен он сердцу, не чуждому бога и добрыя веры!.. А ты не скрывайся от нас чрез вымыслы хитросплетенны, Возлюбленный странник! — Ах! искренность — жизнь и веселье беседы. Поведай, как звали тебя твой отец, и матерь, и братья? Поведай, где область, где град, восприявший в тебе гражданина? Не всякий ли смертный имеет надежную собственность — имя!.. Убогий и знатный наследуют имя с рожденьем, И матерь с улыбкою первой его величает!.. Поведай мне землю, и племя, и счастливый дом воспитанья! — Тогда совещаем в соборе устроить твое возвращенье. Феакцы всегда изобильны в пловцах искушенных; Известны им нравы различны, обычай, законы народов, И близость, и дальность градов, и поля благодатны; И быстро преплавают воды, одеянны бурей и нощью! Им страх неизвестен в морях, неведома гибель в пучине; Но некогда, — так прорицал мой отец Навзито́ос, — В ужасное время землями тресущий Посе́йдон Востребует жертв от пловцов, безбедно, без страха, Так долго сретавших брега отчианы любезной; Востребует грозно — и море в свирепом волненьи
122
Пожрет феакийский корабль, ухищренно созданный, И град сей запрет неприступной скалою гранита! — Так старец прорек знаменитый! — Да будет воля святая Исполнить сей суд нам или не исполнить во благо!.. Но, странник! немедля открой мне желанную правду; Где был ты, что видел и что претерпел неповинный? Цветут ли еще на земли народы и грады блаженны? Ах, тяжко услышать, что есть под сияющим Фебом Доселе вертепы людей, незнакомых ни с верой, ни с правдой! Обрадуй, еще ль благоденствуют странноприимцы, Носящие в сердце любовь и к богам почитанье? Почто ты плачешь, когда вещают о славных аргивцах? Почто ты рыдаешь, как песни гремят о судьбе Илиона?.. Погибнуть — таков был совет неминуемый неба! Под сильною дланью бессмертных мы ходим и дышим, И дивны дела их — уроки позднейшим потомкам!.. Иль — может быть — сродник твой пал под стенами Приама, Почтенный и добрый, иль зять, или брат твой, По крови ближайший, единого племени отрасль? Иль друг, незабвенный, герой благородного сердца?.. Ах, менее ль брата, бесценного брата, любезен Прямой, несомненный друг, благотворного неба даянье?..»
<1805>
А. Ф. Мерзляков. Стихотворения. Л.: Советский писатель, 1958. (Библиотека поэта. Большая серия. Второе издание.)