ЕВГЕНИЙ ЕВТУШЕНКО

ТАНКИ ИДУТ ПО ПРАГЕ

Танки идут по Праге
в закатной крови рассвета.
Танки идут по правде,
которая не газета.

Танки идут по соблазнам
жить не во власти штампов.
Танки идут по солдатам,
сидящим внутри этих танков.

Боже мой, как это гнусно!
Боже — какое паденье!
Танки по Яну Гусу.
Пушкину и Петефи.

Страх — это хамства основа.
Охотнорядские хари,
вы — это помесь Ноздрева
и человека в футляре.

Совесть и честь вы попрали.
Чудищем едет брюхастым
в танках-футлярах по Праге
страх, бронированный хамством.

Что разбираться в мотивах
моторизованной плетки?
Чуешь, наивный Манилов,
хватку Ноздрева на глотке?

Танки идут по склепам,
по тем, что еще не родились.
Четки чиновничьих скрепок
в гусеницы превратились.

Разве я враг России?
Разве я не счастливым
в танки другие, родные,
тыкался носом сопливым?

Чем же мне жить, как прежде,
если, как будто рубанки,
танки идут по надежде,
что это — родные танки?

Прежде чем я подохну,
как — мне не важно — прозван,
я обращаюсь к потомку
только с единственной просьбой.

Пусть надо мной — без рыданий
просто напишут, по правде:
«Русский писатель. Раздавлен
русскими танками в Праге».

23 августа 1968

ДОПОТОПНЫЙ ЧЕЛОВЕК

Человек седой, но шумный,
очень добрый, неразумный,
отчего он молодой
с громогласными речами,
с черносливными очами
и библейской бородой?

Раскулачивал в тридцатых,
выгребая ржи остаток
по сараям, по дворам.
Был отчаянно советский,
изучал язык немецкий
и кричал: «No pasaran!»

В рупор, треснувший в работе,
сыпал Шиллера и Гёте,
агитируя врага.
Защитил однажды немку
и почувствовал системку
ту, которой стал слуга.

Но остался он вчерашним
на этапах и в шарашке,
МОПРа сдохшего полпред,
и судьбы своей несчастность
воспринять хотел как частность
исторических побед.

Выйдя, в «оттепель» поверил,
закрутился, как пропеллер,
и, крутясь, напозволял,
но прочел в глазах чугунных
у отечественных гуннов
для себя «No pasaran!».

Он, попавший в диссидентство,
был обманут еще с детства,
донкихотисто ершист.
Но полезно он ошибся:
если стал антифашистом,
знай сначала — кто фашист.

Полон мопровского бреда,
он внедрял в России Брехта,
даже, кажется, поп-арт,
дрался с мельницей-рутиной
и настолько был партийный,
что из партии поперт.

Человек без примененья,
но всегда без промедленья
откликающийся на
все чужие беды, боли,
почему он поневоле
диссидентом стал, страна?

Ты кого боишься, дура,
тех, в ком русская культура
и культура всей земли?
Ты ценила бы на случай
тех, кто стать тебе могучей
так наивно помогли.

Он постукивает палкой,
снова занят перепалкой.
Распесочить невтерпеж
и догматика, и сноба...
Боже мой, он верит снова,
а во что — не разберешь!

Ребе и полуребенок,
бузотер, политработник,
меценат, но без гроша,
и не то чтоб золотая,
но такая заводная
золотистая душа!

Гениален без сомнений
он, хотя совсем не гений,
но для стольких поколений
он урок наверняка,
весел, как апаш в Париже,
грустен, как скрипач на крыше
КГБ, Кремля, ЦК.

Он таким остался чистым
интернационалистом,
и пугает чем-то всех
тенью мопровской загробной
неудобный, бесподобный
допотопный человек...

20 мая 1974 Коктебель
Назад Вперед
Содержание Комментарии
Алфавитный указатель авторов Хронологический указатель авторов

© Тексты — Авторы.
© Составление — Г.В. Сапгир, 1997; И. Ахметьев, 1999—2016.
© Комментарии — И. Ахметьев, 1999—2024.
© Электронная публикация — РВБ, 1999–2024. Версия 3.0 от 21 августа 2019 г.

-->