1128. В. М. СОБОЛЕВСКОМУ
2 февраля 1885. Петербург
2 февраля.
Литейная, 62.
Многоуважаемый Василий Михайлович.
В понедельник пошлю к Вам страховым письмом новую сказку: «Дурак». Послал бы завтра, но боюсь, что пьяный день, как бы письмо не пропало. И еще боюсь, что сказка Вам не понравится. Идея ее не дурна, но в исполнении заметно утомление 1. Я убеждаюсь, что сказки писать не легко, и требуются промежутки. Да и вообще я до смерти устал и бросил бы очень охотно писательство, если б не крайняя нужда. А кроме того, мне начинает казаться, что я волную только цензуру, а публика ни мало не интересуется мною. По крайней мере, полный неуспех моих изданий достаточно в Томеня убеждает.
Скажу Вам следующее: по поводу 1-го № «Вестн<ика> Европы» было собрание 4-х, созванное гр. Толстым, который требовал закрытия журнала 2. И опять по поводу, главным образом, меня. Кто-то инсинуировал Толст<ому>, что первое январское мое письмо и именно Федот написано на него, хотя я и во сне ничего подобного не видел да и похожего ничего нет. Толстой, конечно, не читал, но как же не поверить, ежели такой преданный человек говорит, как Феоктистов? Да и публика наша подлая сейчас подхватила: товарищ — Э! да это Толстой! Скажите, можно ли охотно писать, имея такую подлую переметную читающую публику, которая во всем способна видеть только подвох. Поистине, презренное время мы переживаем, презренное со всех сторон. И нужно большое самообладание, чтоб не придти в отчаяние.
Вот уже скоро три недели, как я живу в великом страхе. У меня сын лежит в скарлатине, и всю прошлую неделю находился в такой опасности, что Боткин каждый день ездил, независимо от двух других врачей. Теперь опасность, по-видимому, миновала, но все еще 39°. Сам я живу совершенно как ошельмованный; никого не вижу, кроме докторов, а из знакомых только Лихачев посещает меня. Словом сказать, самая утешительная старость.
Я попросил бы Вас, по обыкновению, прислать мне корректуру. Но ежели бы Вы нашли мою сказку нецензурною или
слабою по выполнению, то напишите. Я же утратил смысл. Постараюсь меньше писать, хотя не ручаюсь, что выполню.
1-ый № «Русской мысли» меня положительно возмутил. Это московский сколок с петербургской «Нови». Одна проделка с рассылкою 1 № всем подписчикам 1884 года — такая выдумка, до которой даже Вольф не додумался 3. И рядом с этим аншлаг, обещающий, что труд Л. Н. Толстого отлагается до февральской книжки 4. В первой, дескать, книжке почитайте Григоровича (вот мерзость-то!) 5, а поТомы Вам дадим и еще объявление, что возвещенный труд Л. Н. Толстого, к сожалению, напечатан не будет.
Вы мне лично обещали переговорить с Салаевым о моих пяти изданиях, а потом и письменно подтвердили Ваше обещание 6. Я, конечно, надоел Вам изрядно, но все-таки и теперь прошу: исполните Ваше обещание или же прямо скажите, что не можете. Клянусь Вам, что я не обижусь.
Дело в том, что при настоящих обстоятельствах мне было бы не бесполезно продать хотя некоторую часть моих изданий. Ближе всего у меня на душе два издания: «Господа ташкентцы» и «Дневник провинциала». Не купит ли Салаев хоть этих двух изданий по 200—300 экз. с уступкой 40%, но только уплата теперь же, наличными деньгами 7.
Но повторяю: ежели у Вас нет времени для переговоров, то напишите прямо. Чистота отношений — прежде всего.
Искренно Вам преданный
М. Салтыков.