28. ПОСЛАНИЕ
К КНЯЗЮ НИКОЛАЮ МИХАЙЛОВИЧУ ГОЛИЦЫНУ
Из Горок, где весной и летом
Предмет я вижу за предметом
Ко утешенью моему,
Где всей природой веселюся,
По всем красам ее делюся,
Зрю пищу сердцу и уму:
Здесь холю цветники мне милы,
Искусством прибавляю силы
Сокам составленной земли,
И одностебельны цветочки
Преобращаются в кусточки,
На коих кудри расцвели;
Там кустари мои цветные
Сажаю в клубы я густые,
Калину, бузину, синель;
А тамо ручейки сребристы
В проводы пропускаю чисты,
Творю из них и глубь и мель.
Или подрезав мшисты кочки,
Исторгнув с репеями терн,
Очистя, укатая дерн,
Являю бархатны лужочки.
Или излучиной веду
Мои китайские дорожки,
По коим в буерак иду,
Не замарав хозяйской ножки.
Или средь сосен и елей,
Где громко свищет соловей,
Несусь дорогою прямою
К пустыньке, хижинке, к покою;
И миру поклонясь всему,
Или... не кланяясь ему,
Там всех Зоилов презирая,
Вкушаю плод сердечна рая!
Из Горок... из отрады сей,
Пишу к тебе, сосед любезный;
Но, ах! не в час веселых дней,
В часы природы мрачной, слезной,
В которые и Горки мне
Казались бы как край постылый,
Когда б сосед мой добрый, милый,
Голицын не был в их стране;
Когда б была Везема дале!
Пишу из Горок... но уж где
Природа предо мной в печале
И мертвы образа везде!
Не токмо нет прекрасной розы,
Ниже́ одной зеленой лозы,
На коей был бы цвет живой.
И там, где взор прельщался мой
На каждом шаге всем, что видел,
Там тот же взор предметы все,
Как не причастные красе,
Презрел... а я возненавидел!
Наставь, Голицын! дай урок,
Чем в Горках мне теперь заняться,
Где птицы и скоты томятся,
Где щекотанья лишь сорок;
Где нужды прихотлива мира
Велят мне осень проживать;
Где часто с грусти плачет лира,
А скука мне велит зевать
Иль в сладком сне позабывать
Определения все рока;
Где ветр от севера, востока,
Пустя теперь свой рев и свист,
С такой свирепостью бунтует,
Что в уши мне сквозь окны дует
И под руками движет лист,
На коем, музам я внимая,
Не ждав бессмертного венца,
Пишу, стихами воспевая
Из моего к тебе сельца.
Наставь, наставь, сосед безмездный,
Почтенья моего предмет!
Ты стал уже на путь надеждный,
Пройдя чрез опыт много лет.
Ты мира дела и безделья,
Заботу, скуку и веселья —
По пальцам все пересчитал,
Довольно книжек прочитал,
Довольно видел ты и слышал,
А в бригадиры не шутя,
Не кланяяся и не льстя,
Но службою своею вышел.
Тебя и ФридерикВторой,
Хоть цапкие имел он длани,
Не испугал, любезный мой,
Во время семилетней брани!
Как в младости еще своей
Там Панин, Чернышев, Румянцев
Из неприступных батарей,
Чрез рвы, валы, с редутов, шанцов
Гоняли прусских кубарей;
Ты знаешь, горячи ли пушки
У братии наших русаков;
Из богатырской сей игрушки
И сам бивал ты прусаков.
Как доброе и злое мира
Ты взвесил на весах ума;
Узнал богатого и сира,
И ябеда кому кума;
Судей кривых сужденье криво,
Когда им ничего не дашь,
Как пули, ядры и палаш,
Давно в глазах твоих не диво.
А после мнения сего,
И кое о тебе имею,
Ужли не скажешь ничего
Соседу ты нелиходею
Из тайн знанья своего?
Ужли хозяйственной науки,
К которой опытом ты шел,
С которой ты не знаешь скуки
И много выгоды нашел,
Не уделишь своей приязней
Соседу, мучимому казней
От праздности в осенний день?
Уже шатаюся, как степь...
Уже не движется ступень!
А ежели куда и ступит,
Так взор... так взор себя потупит,
Чтоб на природу не глядеть!
И льзя ль ее спокойно зреть?
Она бледней дебелой лени,
Печальней горестной любви;
Нет краски уж в ее крови,
Всё замерло... всё в смертной тени!
Красы лазури без лучей,
Уж нет блестящих тех очей,
Которые, всю землю грея,
Живили корень, стебелек,
Которыми нарцисс, лилея,
Граветочка и василек
Весной и летом оживлялись,
А мы, их видя, любовались!
Мелькнут — и тотчас нет уж их.
Среди полудня без сиянья,
Един туман для глаз моих,
А для стесненного дыханья
Едина влага, сырость, хлад,
И слух, и зренье без отрад;
Здесь проливает реки слезны,
Там ветрами колеблет бездны,
То вой, то стон, то шум, то рев,
Везде печаль ее иль гнев.
Зрю страх иль смерть на каждом роде,
Зрю цепь... и на самой свободе!..
Едва зиме открыла дверь
Плаксивая Сатурна дщерь;
Едва сердитый, седобровый
Любовник осени суровой
Плодов покушать захотел,
Без зову в Горки налетел,—
Любовь-природа... охладела!
Краса-природа... подурнела!
Хоть зрю прелестницу мою,
Но уж ее не узнаю...
Как зверя лютого боюся,
Бегу в избушку... хоронюся!
Иль, храбрость духа возвратя,
Бранюсь с Бореем за стеною...
Иль томный, томный вздох пустя,
Берусь за лиру, лады строю
И так к Голицыну пишу,
И так соседу повторяю:
«Я в осень дни мои теряю
И скукою теперь дышу.
Наставь меня, сосед любезный!
Наставь науке той полезной,
Которой в осень и зимой
Заняв заботный разум свой,
Без скуки дни свои проводишь,
Забаву с пользою находишь
В различны года времена:
Здесь разбираешь семена,
Заводишь клевер многоплодный
Иль накопляешь свой природный,
Что русский дятлиной зовет
И дома не купя найдет;
Там землю для весны готовишь,
Все выдумки для пользы ловишь.
То рода нового брана
К смягченью пашни создана,
Испытанна, определенна,
В употребление введенна;
То севоральник, иль самсев,
То некое полей гладило;
Удобство всех вещей прозрев,
Хозяйство всем себя снабдило.
И ты, земли не погуби
Затеями хозяев модных,
Держась подчас примет народных,
Зришь торжествующим себя
В хозяйственных своих работах,
В полезных отчеству заботах.
Хоть во сто раз пшеница, рожь
В твоих полях и не родится,
Голицын, презирая ложь,
Приплодом вправду богатится.
Но я, хваля твои труды,
Последовать им не умею,
Хотя стараюсь, хоть радею,
Сам-друг — вот все мои плоды!
Но ах! вотще меня наставить
Прошу хозяйство я твое,
Не лучше ль прежде мне исправить
Слепое зрение мое?
Или не к музам ли под крышу?.. »
Всего умней сей голос слышу,
Голицына ответ такой:
«Без глаз хозяйство сонна греза;
Без глаз не будешь с долей Креза».
Прости ж, сосед, — твой труд не мой.