22 декабря 1882. Петербург
Многоуважаемый Михаил Александрович.
Окрестивши суворинское чадо, отобедавши у Панаева, поцеловавши Стасюлевича и переговоривши с Краевским насчет направления внешней политики, Вы, вероятно, уделите несколько свободных минут и Новгороду. В этой надежде я и адресую туда сие письмо, тем более что наступает обряд истребления буженины, строго соблюдаемый всеми христианами «от потрясенного Кремля до стен недвижного Китая» 1.
Дело вот в чем: дал я Вам экземпляр «Монрепо» с надписью В. В. Григорьеву. Так Вы этот листок вырвите и пришлите мне (Литейная, 62). Пожалуйста. Книга так напечатана, что листочек этот и не нужен совсем.
Говорят, будто выжившая из ума Пассекша рассказывает об крестинах следующее: уж мы вокруг купели-то плясали, плясали... затормошили меня, старуху, совсем. А потом, сударь, обедать подали. И чудо только! провизия, кажется, отменнейшая, и стерлядь живая и ростбиф — а точно кто в нее насмердил!
Говорят, даже бога на крестины приглашали, да он отговорился: хлопочу, говорит, о Стасюлевиче в Комитете м<инис>тров, так некогда. И прислал будто бы Иуду Искариотского, который розничную продажу газет выдумал.
Вот какое дело!
Ваш
М. Салтыков.
22 декабря.