НИКОЛИН ОГОНЬ
Ходил по Божьему свету Никола Угодник. Много прошел, весь свет исходил и осталось всего ничего — три деревни. Зашел он в первую деревушку. Окружило ребятье.
— Тальянец, — кричат, — пришел, на шарманке заиграет. Выскочили мужики и бабы, обступили.
— Эй, старичок, где у тебя машина: камаринского нам бы сыграл, а мы б поплясали! — ржут, что жеребцы стоялые.
Обидно стало Угоднику, и пошел он в другую деревню. А там не слаще: никуда его не пускают. А уж на дворе вечер.
В одной избе боятся, — чертей напустит, в другой — стянет, в третьей — цыган переодетый, а в четвертой — мужик за колья принялся.
Идет Никола в третью деревню.
Идет по деревне, а на него пальцем.
А в одном доме совсем было пустили.
— Крест-то на тебе есть?
— Есть.
— А ну-ка, перекрестись.
Перекрестился.
— А прочитай «Да воскреснет Бог».
Прочитал.
— А прочитай «Верую».
Прочитал «Верую».
— А «изжени от меня всякого лукавого» знаешь?
Старичок-то и запамятовал.
— Нет, — говорит хозяин, — вон уходи: «Верую» не речисто читал и «изжени» совсем не знаешь. И не проси. Молитвы не твердо знаешь, я таких не люблю.
А на дворе уж ночь — глаз выколешь. Ветер воет. Забрел Угодник в последнюю избу. Бобыль один жил. Покормил старичка бобыль, принес соломки и шубу дал. И легли спать.
Ранним — ранешенько поднялся бобыль рожь молотить. Встал и Никола, помогать пошел бобылю за хлеб, за соль. Махали, махали цепом, уморились.
— Вот что, добрый человек, делай-ка ты по-моему! — взял Никола спичку и поджег скирды.
Запылали скирды, горят — белый огонь, — а не сгорают: соломинка к соломинке ложится, зернышко к зернышку.
И через какой час все скирды сами обмолотились, — зерно чистое, крупное и веять не надо.
Распростился с бобылем Угодник и отправился в свою путь — дорожку.
А на завтра рассказал бобыль соседям о своем госте — о старичке чудном, как он хлеб молотил.
— Попробуем и мы этак помолотить! — решили мужики.
И подожгли скирды.
Запылали скирды, а от них избы.
И от всей деревни остались одни столбы.