1. Русская поэзия «серебряного века»
2. 1900-е годы
3. V. Символисты

ИННОКЕНТИЙ АННЕНСКИЙ

1856—1909

Своей главной книги Иннокентий Федорович Анненский не увидел: «Кипарисовый ларец» (М., 1910), ставший событием в поэзии XX в., вышел посмертно. До этого его автор был известен как педагог, филолог-эллинист, переводчик Еврипида. Одним из первых начав осваивать достижения французских символистов, которых он много переводил, Анненский выступил с книгой «Тихие песни» лишь в 1904 г. под псевдонимом «Ник. Т-о» и был принят за молодого дебютанта. Сказались здесь и скрытность натуры, и тягота официального положения (статский советник, директор гимназии). Другая литературная родина Анненского, наряду с поэзией французского символизма, — русская социально-психологическая проза, особенно Достоевский, Гоголь. Выросший в семье брата, видного народника-публициста Н. Ф. Анненского, поэт впитал заветы гражданственности, сознание вины перед угнетенным, муку интеллигентской совести; так возникли «Июль», «Картинка», «В дороге», «Старые эстонки». Критика долго не замечала этого второго лика Анненского, видя в нем лишь уединенного эстета: субъективизм формы, ее нарочитая усложненность — загадочность иносказаний, приемы аллюзивного (намекающего) письма, «ребусы» настроений — мешали понять социально важное и общечеловеческое в содержании. Не была адекватно прочитана и литературно-критическая проза двух «Книг отражений» Анненского (СПб., 1906 и 1909); вычурная стилистика не сразу дала ощутить в них защиту критического реализма, убежденность в общественной роли искусства.

В «Тихих песнях» Блоку виделись черты «болезненного надрыва», «душа, убитая непосильной тоской». Желчный Ходасевич даже прозвал Анненского «Иваном Ильичом» русской поэзии. Действительно, в «Кипарисовом ларце» преобладали печальные эмоции (циклы-триптихи «Трилистник тоски», «траурный», «кошмарный», «обреченности» и т. п.; то же в некоторых циклах-диптихах «Складни» и стихах раздела «Разметанные листы»). Но здесь сказалась не только декадентская поэтизация ущерба. «Любвеобильное сердце» Анненского (Вяч. Иванов) хотело отозваться на общую боль, творчески преодолеть трагизм бытия с его проклятием старения и смерти. Страху смерти Анненский противоставлял «страх жизни» в жестоком мире, драму незадавшихся судеб, погибших сил, участь «всех, чья жизнь невозвратима» («Вербная неделя», «Кулачишка», «Одуванчики», «Ель моя, елинка»). Ключевым для своего лиризма поэт не зря назвал стихотворение «Невозможно»: любовь в его стихах обычно «недопетое», подавленное чувство («В марте», «Бабочка газа», «Квадратные окошки», «Два паруса лодки одной» и мн. др.).

Брюсов писал, что автор «Кипарисового ларца» умел «подходить к каждому явлению и чувству с неожиданной стороны». Своеобычной была и поэтика Анненского. Противник религиозно-мистического символизма, он культивировал ассоциативную психологическую символику, в которой переживания лирического субъекта ищут аналогий в образах внешнего. Этот извечный в поэзии параллелизм психического и физического Анненский значительно обновил. Он расширил спектр образных аналогий, усилил предметность поэтического знака и понизил его в ранге; эмблемой переживаний стала судьба обыденной, бытовой вещи. При этом Я и Не-Я объединяло у «нерадостного поэта», как назвал Анненского Волошин, общее злочастье. Судьба куклы, ради забавы брошенной в струю водопада, «озноб» старой шарманки, которая «никак не смелет злых обид», «умирание» воздушного шарика («Всё еще он тянет нитку /И никак не кончит пытку») — таковы у Анненского иносказания «печали бытия». Снижен и излюбленный им среди тропов перифраз: тело повесившегося — «искривленно-жуткий стручок», затворники библиотек — «зеленолицые», сердце — «счетчик муки». Глядя в поэтическое завтра, Анненский влекся к

«будничному слову», прозаизму, порой антиэстетичному, чуждался патетики и выспренности.

Импрессионист по типу творческого зрения, Анненский использовал призму «впечатления» в картинах реального и в пейзаже души. В стихотворении «Электрический свет в аллее» живописный контраст света и тени — знак сердечной драмы, психологический символ. Как ветку, которую яркий луч отобщил от других, героя хочет лишить привычного покоя чье-то чувство, властное, как свет среди ночи. Подобно чтимому им Верлену, Анненский стремился растворить слово в звуковом потоке, музыкой стиха и «гамлетовской» интонацией раздумья, вопроса передать неясность переживания. Но автор «Кипарисового ларца» владел и мастерством твердого контура, однозначного и самоценного изображения окружающего со всей характерностью его бытовых и речевых красок («Шарики детские», «Песни с декорацией»). В отличие от большинства символистов эллинист Анненский чуждался в лирике античных образов; дань им он отдал лишь в четырех трагедиях («Меланиппа-философ», «Царь Иксион», «Лаодамия», «Фамира-кифарэд», 1901—1906), но и в них, как отмечал автор, «отразилась душа современного человека».

Лишь под коней своего пути Анненский успел войти в литературную жизнь, участвовал в создании журнала «Аполлон», был чтим акмеистами. Мастеру «Кипарисового ларца» были обязаны Ахматова и Пастернак, Маяковский и Хлебников.

Изд.: Анненский Ин. Стихотворения и трагедии. Л., 1959. («Б-ка поэта». Большая серия).

ТРАКТИР ЖИЗНИ

АВГУСТ

2
ЭЛЕКТРИЧЕСКИЙ СВЕТ В АЛЛЕЕ

ИЗ «ТРИЛИСТНИКА СОБЛАЗНА»

СМЫЧОК И СТРУНЫ

ИЗ «ТРИЛИСТНИКА ВЕСЕННЕГО»

ЧЕРНАЯ ВЕСНА

ИЗ «ТРИЛИСТНИКА ЛУННОГО»

TRAUMEREI*

* Грезы (нем).

ИЗ «ТРИЛИСТНИКА ПРОКЛЯТИЯ»

КУЛАЧИШКА

ИЗ «ТРИЛИСТНИКА СЕНТИМЕНТАЛЬНОГО»

ВЕРБНАЯ НЕДЕЛЯ

СТАРАЯ ШАРМАНКА

ИЗ «ТРИЛИСТНИКА ОСЕННЕГО»

ТО БЫЛО НА ВАЛЛЕН-КОСКИ

ИЗ «ТРИЛИСТНИКА ОБРЕЧЕННОСТИ»

БУДИЛЬНИК

ИЗ «ТРИЛИСТНИКА ИЗ СТАРОЙ ТЕТРАДИ»

СТАРАЯ УСАДЬБА

ИЗ «ТРИЛИСТНИКА БАЛАГАННОГО»

ШАРИКИ ДЕТСКИЕ

ИЗ «СКЛАДНЕЙ»

ДВА ПАРУСА ЛОДКИ ОДНОЙ

ИЗ «СКЛАДНАЯ РОМАНТИЧЕСКОГО»

2
МИЛАЯ

ИЗ «РАЗМЕТАННЫХ ЛИСТОВ»

НЕВОЗМОЖНО

БАБОЧКА ГАЗА

ЗИМНИЙ СОН

ПЕТЕРБУРГ

* * *