ХОЗЯЙКА

Впервые опубликовано в журнале «Отечественные записки» (1847. № 10 и 12) с подписью: Ф. Достоевский.

Когда определился неуспех «Прохарчина», писатель решает отказаться от прежних замыслов, попытаться изменить свою тематику и творческую манеру. Извещая брата в 20-х числах октября, что ни одна из задуманных им прежде повестей «не состоялась», Достоевский так характеризует их: «... все это есть не что иное, как повторение старого, давно уже мною сказанного. Теперь более оригинальные, живые и светлые мысли просятся из меня на бумагу <...>. Я пишу другую повесть, и работа идет, как некогда в «Бедных людях», свежо, легко и успешно. Назначаю ее Краевскому...». В следующем письме, от 26 ноября, Достоевский восклицает: «...работа для Святого Искусства, работа святая, чистая, в простоте сердца, которое еще никогда так не дрожало и не двигалось у меня. как теперь перед всеми новыми образами, которые создаются в душе моей». Тон этого признания, близкий стилю «Хозяйки», дает основания для предположения, что речь идет об этой повести.

458

Об увлеченности Достоевского работой в следующие месяцы свидетельствует письмо к брату от января — февраля 1847 г.: «Я пишу мою „Хозяйку“. Уже выходит лучше „Бедных людей“. Это в том же роде. Пером моим водит родник вдохновения, выбивающийся прямо из души. Не так, как в „Прохарчине“, которым я страдал все лето».

Наконец 9 сентября 1847 г. писатель сообщает брату о том, что он кончает повесть, «чтоб напечатать ее в октябре месяце».

Первая часть «Хозяйки» вызвала язвительное замечание Белинского в письме к П. В. Анненкову от 20 ноября 1847 г.: «Достоевский славно подкузьмил Краевского: напечатал у него первую половину повести; а второй половины не написал, да и никогда не напишет...».1 Однако в следующей, декабрьской, книге журнала появилась вторая часть.

Сохраняя в «Хозяйке» внешнюю рамку «петербургской» повести, насыщенной в ее описательных частях материалом столичной «физиологии» (картины петербургской окраины, переезда бедняка на новую квартиру, его взаимоотношений с квартирохозяином, дворником, полицией и т. д.), Достоевский на место прежнего своего героя — бедного чиновника — ставит в центр повести новый, иной, более сложный в психологическом отношении характер молодого «мечтателя», — характер, которому вскоре после окончания «Хозяйки» он будет стремиться дать, как типическому явлению русской жизни конца 1840-х годов, широкое философско-историческое и социально-психологическое обоснование в своих фельетонах «Петербургская летопись» (1847; см. т. 2 наст. изд.). Образ «мечтателя» займет центральное место также в ряде последующих его произведений — прежде всего в «Белых ночах» (1848) и «Неточке Незвановой» (1849).

Обращение Достоевского к образу «мечтателя» вводило его повесть в русло романтической традиции, давшей ряд вариантов этого образа (Гофман, Жорж Санд; в России — «Невский проспект» Гоголя, повести Н. А. Полевого, М. П. Погодина, А. Ф. Вельтмана, В. Ф. Одоевского, ср. также роман М. И. Воскресенского «Мечтатель» (М., 1841. Ч. 1—4)). В то же время характер «мечтателя» давал автору возможность (в отличие от ранних повестей Достоевского) сблизить внутренний мир героя со своим внутренним миром.

Сильное воздействие (о чем свидетельствует и самое имя героини) на обрисовку характера Катерины и ее взаимоотношений с Муриным имела «Страшная месть» Гоголя. Оно ощутимо не только в сюжете, но и в патетически окрашенных речах героини, где очевидны отзвуки песенной, фольклорной стихии.

Как отметил друг писателя критик Н. Н. Страхов, в «Хозяйке» Достоевский впервые затронул важную для всего его творчества тему взаимоотношений интеллигентного «мечтателя» и народа. Отсюда связь «Хозяйки» с «Преступлением и наказанием» (образ одинокого молодого мыслителя, противопоставленный миру петербургских трущоб, грязных лестниц, трактиров, полиции; эпизод неудавшегося преступления Ордынова, его психологическое состояние после этого и т. д.) и в особенности с «Братьями Карамазовыми» (Катерина и Грушенька; постановка философско-этической проблемы человеческой свободы в «Хозяйке» и в легенде о Великом инквизиторе).

Белинский резко отрицательно отозвался о «Хозяйке», заявив в статье «Взгляд на русскую литературу 1847 года»: «Будь под нею подписано какое-нибудь неизвестное имя, мы бы не сказали о ней ни слова <...>


1 Белинский В. Г. Полн. собр. соч. М., 1956. Т. 12. С. 430.

459

Не только мысль, даже смысл этой, должно быть, очень интересной повести остается и останется тайной для нашего разумения, пока автор не издаст необходимых пояснений и толкований на эту дивную загадку его причудливой фантазии. Что это такое — злоупотребление или бедность таланта, который хочет подняться не по силам и потому боится идти обыкновенным путем и ищет себе какой-нибудь небывалой дороги? Не знаем, нам только показалось, что автор хотел попытаться помирить Марлинского с Гофманом, подболтавши сюда немного юмору в новейшем роде и сильно натеревши все это лаком русской народности <...>. Во всей этой повести нет ни одного простого и живого слова или выражения: все изысканно, натянуто, на ходулях, поддельно и фальшиво».1 Еще более резки отзывы в письмах Белинского к В. П. Боткину от 4—8 ноября 1847 г., где «Хозяйка» названа «мерзостью»,2 П. В. Анненкову от 20 ноября — 2 декабря 1847 г. и от 15 февраля 1848 г. («ерунда страшная»).3 В рецензии на отдельное издание «Бедных людей» Белинский писал:

«Г-н Достоевский недавно напечатал свой новый роман „Хозяйка“, который не возбудил никакого шуму и прошел в страшной тишине».4

Более сочувственно, чем другие критики, отнесся к «Хозяйке» лишь Ап. Григорьев, отметивший как положительное достоинство повести ее «тревожную лихорадочность».5

Повышение интереса к «Хозяйке» началось лишь в 1880—1890-х годах, когда эта повесть начала восприниматься критикой как один из ранних подступов Достоевского к социально-психологической проблематике его позднейших повестей и романов 60—70-х годов. В 1912 г. в Париже была поставлена пьеса Савуара и Нозьера «Гений подполья» по повести Достоевского «Вечный муж» с включением эпизодов из «Хозяйки» и «Записок из подполья». В 1922 г. инсценировка «Хозяйки» шла в Передвижном театре П. П. Гайдебурова в Петрограде.

С. 339. ...фланер. — Слово «фланер», которым Достоевский пользуется также в фельетоне «Петербургская летопись» от 1 июня 1847 г. (наст. изд., т. 2), было в то время новым в русской литературе. Оно проникло в Россию под влиянием французской литературы, где одним из характерных типов стал тип светского фланера — праздношатающегося завсегдатая парижских бульваров.

С. 343. ...немца, по прозвищу Шпис... — Фамилия этого персонажа образована в подражание фамилиям гоголевских немцев-ремесленников в повести «Невский проспект» (Шиллер, Гофман). X. Шпис (1755—1799) — немецкий писатель, романы которого на рыцарские и фантастические сюжеты были популярны также и в России. В то же время Шпис — начало немецкого слова «Spiessburger» — обыватель.

С. 356. ...целые кладбища высылали ему своих мертвецов... — Это место, возможно, навеяно сходными словами из монолога Барона в трагедии Пушкина «Скупой рыцарь» (сцена 2):

От коей меркнет месяц и могилы
Смущаются и мертвых высылают.

1 Белинский В. Г. Полн. собр. соч. М., 1956. Т. 10. С. 350—351,

2 См.: Там же. Т. 12. С. 421.

3 Там же. С. 467.

4 Там же. Т. 10. С. 363.

5 Рус. слово. 1859. № 5, отд. 2. С. 22

460

С. 360. Я теперь уже в здешней части. — Как видно из рассказа «Господин Прохарчин», где действует тот же персонаж (см. с. 332 наст. тома), Ярослав Ильич — полицейский чиновник.

С. 365. Сам Пушкин упоминает о чем-то подобном в своих сочинениях. — Ярослав Ильич имеет, вероятно, в виду не только «таинственные» мотивы в произведениях поэта (например, в «Пиковой даме»), а, может быть, и такие полулегендарные факты биографии Пушкина, как посещение гадалки или ношение кольца-«талисмана».

С. 375. ...смотрю: бурмицкие зерна... — Бурмицкое зерно — крупная, окатистая жемчужина.

С. 387. Чернилица — чернильница.

С. 387. ...серебряный поставец... — Шкафчик или поднос с графином и чарками.

С. 396. ...то есть это malheur — Malheur (франц.) — несчастье, беда; здесь: недуг, нервное расстройство.

С. 403. ...сравнение самого себя с тем хвастливым учеником колдуна... — Имеется в виду баллада Гете «Ученик чародея» (1797; русский перевод Н. Холодковского — 1879). Достоевскому мог быть известен и источник ее — диалог Лукиана «Любитель лжи, или Невер» (см.: Разговоры Лукиана Самосатянина / Пер. И. Сидоровского. СПб., 1784. Ч. 3. С. 562—563).

С. 405. ...он отрастил бакенбарды. — Намек на то, что Ярослав Ильич по каким-то причинам (вероятно, за взятки) должен был оставить службу (ношение бакенбард было при Николае I запрещено гражданским чиновникам особым указом).


Фридлендер Г.М. Комментарии: Ф.М. Достоевский. Хозяйка // Достоевский Ф.М. Собрание сочинений в 15 томах. Л.: Наука. Ленинградское отделение, 1988. Т. 1. С. 458—461.
© Электронная публикация — РВБ, 2002—2024. Версия 3.0 от 27 января 2017 г.