Глава I. Учитель Карл Иваныч | 11 |
Глава II. Maman | 16 |
Глава III. Папа | 18 |
Глава IV. Классы | 22 |
Глава V. Юродивый | 25 |
Глава VI. Приготовления к охоте | 29 |
Глава VII. Охота | 31 |
Глава VIII. Игры | 34 |
Глава IX. Что-то вроде первой любви | 36 |
Глава X. Что за человек был мой отец? | 37 |
Глава XI. Занятия в кабинете и гостиной | 39 |
Глава XII. Гриша | 42 |
Глава XIII. Наталья Савишна | 45 |
Глава XIV. Разлука | 48 |
Глава XV. Детство | 52 |
Глава XVI. Стихи | 54 |
Глава XVII. Княгиня Корнакова | 60 |
Глава XVIII. Князь Иван Иваныч | 63 |
Глава XIX. Ивины | 67 |
Глава XX. Собираются гости | 73 |
Глава XXI. До мазурки | 77 |
Глава XXII. Мазурка | 81 |
Глава XXIII. После мазурки | 83 |
Глава XXIV. В постели | 86 |
Глава XXV. Письмо | 88 |
Глава XXVI. Что ожидало нас в деревне | 93 |
Глава XXVII. Горе | 95 |
Глава XXVIII. Последние грустные воспоминания | 99 |
«Детство» — первая повесть автобиографической трилогии Льва Толстого, открывшая интроспекцию и самоанализ как основу повествования и положившая начало эпохе психологической прозы в русской литературе.
Очевидно, что надо много уменья и искусства, чтобы заинтересовать читателей историею этих неинтересных годов человеческого возраста. Всем нам было и восемь и четырнадцать лет, но не все мы Диккенсы, чтобы описывать эти годы.
— «Пантеон», 1852 г.
С необычайным вниманием следит он за нарождающимися впечатлениями сперва ребенка, а потом отрока... <...> Полнота выражения в лицах и предметах, глубокие психические разъяснения и, наконец, картина нравов известного светского и строго приличного круга, картина, написанная такой тонкой кистью, какой мы уже давно не видели у себя при описаниях высшего общества, были плодом серьезного понимания автором своего предмета. Вместе с тем изображение первых колебаний воли, сознания, мысли у ребенка, благодаря тому же качеству, возвышается у автора до истории всех детей известного места и известной эпохи, и как история, написанная поэтом, она уже заключает рядом с поводами к эстетическому наслаждению и обильную пищу для всякого мыслящего человека.
— П. В. Анненков. О мысли в произведениях изящной словесности. Заметки по поводу последних произведений Тургенева и Л. Н. Т. (1855)
Мы не ошибемся, сказав, что самонаблюдение должно было чрезвычайно изострить вообще его наблюдательность, приучить его смотреть на людей проницательным взглядом. Драгоценно в таланте это качество, едва ли не самое прочное из всех прав на славу истинно замечательного писателя. <...>
Есть в таланте г. Толстого еще другая сила, сообщающая его произведениям совершенно особенное достоинство своею чрезвычайно замечательной свежестью, — чистота нравственного чувства. <...> ...У графа Толстого... нравственное чувство... сохранилось во всей юношеской непосредственности и свежести.
— Н. Г. Чернышевский. Детство и отрочество. Военные рассказы графа Л. Н. Толстого(1856)
Дебютная повесть Льва Толстого поражает современников не только самой темой (детство, хоть и присутствовало в литературе, оставалось на периферии), но и подходом: полуавтобиографическое «Детство» и последовавшие за ним «Отрочество» и «Юность» — самое скрупулёзное и безжалостное для того времени наблюдение над психологией молодого человека, человека в становлении. В «Детстве» выясняется, что ребёнку доступны сложные, противоречивые чувства, что он может быть одновременно эгоистичным и нежным, восхищаться собой и ругать себя, влюбляться и горевать. Кульминация «Детства» — смерть матери главного героя Николеньки Иртеньева, а точнее, реакция Николеньки на это событие.
— Ранний Толстой: развитие интроспекции // Полка
Толстовская трилогия родилась из дневников молодого Толстого, ищущего ответ на вопрос, как чистое непосредственное создание может превратиться в тщеславного порочного человека. Трогательный и чувствительный Николенька Иртеньев (в начале ему десять лет, в конце — шестнадцать), прообраз которого — сам Толстой, живёт обычной жизнью: неохотно учится, с удовольствием играет, сочиняет плохие стихи, впервые влюбляется, переживает смерть матери, становится неуклюжим подростком, завидует брату, поступает в университет, проваливает экзамен. Толстой рассказывает о типичной траектории взросления и пытается зафиксировать малейшие движения души, в перспективе, возможно, влияющие на всю жизнь человека. «Детство» открывает для современников не только психологию ребёнка, но и вообще интроспекцию, самоанализ как основу повествования. Дебют Толстого породил целую волну подражаний и принёс молодому писателю мгновенную славу. <...>
Для Толстого ребёнок — уже цельная самоценная личность, в его сознании и душе происходит много уникального и важного. Писатель был сторонником теории Жан-Жака Руссо, согласно которой человек рождается гармоничным и совершенным, а дальнейшее соприкосновение с действительностью и вмешательство в его характер лишь портят его. На этой основе Толстой и построил собственную педагогическую теорию. <...>
Толстой выбирает необычную для своего времени повествовательную технику. Стандартным решением были бы воспоминания повзрослевшего повествователя о своих детстве, отрочестве и юности. Чуть изобретательнее был бы рассказ от лица самого мальчика: тогда читатель проживал бы происходящее вместе с ним, «в режиме реального времени». Но Толстой решил совместить оба этих решения: в пространстве трилогии разом существуют и маленький Николенька, и взрослый повествователь. И это не единственное усложнение структуры повествования, хотя и самое неожиданное для современников. Примерно для таких случаев Виктор Шкловский придумал специальный термин «остранение»: цель этого приёма — деавтоматизация восприятия. События показаны «глазами ребёнка», он же высказывает о них свои детские впечатления, но дальше ситуация выходит за рамки его кругозора, и за дело берётся взрослый повествователь, который выносит своё уже проверенное временем суждение. <...>
Весь этот многослойный пирог изготовлен Толстым тонко, легко и непринуждённо — особенно в «Детстве», где расхождение между маленьким и взрослым повествователем максимально. Если маленький Николенька не способен оценить важность какого-то эпизода или даже собственного движения души, то на помощь ему всегда готов прийти взрослый повествователь, который точно укажет, на что именно надо обратить внимание, и объяснит, какие у этого бывают далеко идущие последствия. Эта повествовательная схема во многом породила, по выражению Эйхенбаума, «двойной масштаб» — свойство, за которое толстовскую прозу ругал критик Аксаков. Толстой вообще не пишет «срединный» текст: его оптика настроена то на мелкие подробности (беспокойные пальцы приказчика Якова, завитки на шее матери и т. п.), то на общие размышления. При этом Толстой почти не даёт классических описательных портретов: в его прозе всё текуче, ничего нельзя ухватить вне момента. Огромные явления парадоксальным образом оказываются зависимы от незначительных мелочей.
— Татьяна Трофимова. Лев Толстой. Детство. Отрочество. Юность // Полка
Дебютная повесть Льва Толстого поражает современников не только самой темой (детство, хоть и присутствовало в литературе, оставалось на периферии), но и подходом: полуавтобиографическое «Детство» и последовавшие за ним «Отрочество» и «Юность» — самое скрупулёзное и безжалостное для того времени наблюдение над психологией молодого человека, человека в становлении. В «Детстве» выясняется, что ребёнку доступны сложные, противоречивые чувства, что он может быть одновременно эгоистичным и нежным, восхищаться собой и ругать себя, влюбляться и горевать. Кульминация «Детства» — смерть матери главного героя Николеньки Иртеньева, а точнее, реакция Николеньки на это событие.
«Детство» Толстого открывает в России эпоху психологической прозы: проникновение внутрь разума героя, точная фиксация его мыслей, безжалостность по отношению к нему — всё это характерные знаки толстовских текстов. Это позволит ему показать психологию ребёнка, подростка, юноши, молодого помещика — с их самонадеянностью и ошибками; растерянность участника бессмысленной бойни и чужака в ином культурном окружении. «Война и мир» станет высшим выражением этого толстовского умения.
— Ранний Толстой: развитие интроспекции // Полка
Вернется ли когда-нибудь та свежесть, беззаботность, потребность любви и сила веры, которыми обладаешь в детстве? Какое время может быть лучше того, когда две лучшие добродетели — невинная веселость и беспредельная потребность любви — были единственными побуждениями в жизни?
Страдание людей застенчивых происходит от неизвестности о мнении, которое о них составили; как только мнение это ясно выражено — какое бы оно ни было, — страдание прекращается.
Мне кажется, что в одной улыбке состоит то, что называют красотою лица: если улыбка прибавляет прелести лицу, то лицо прекрасно; если она не изменяет его, то оно обыкновенно; если она портит его, то оно дурно.