[an error occurred while processing this directive]

II.

ОТРЫВОКЪ ИЗЪ РУКОПИСИ

О ДРЕВНЕЙ И НОВОЙ РОССІИ

въ ея политическомъ и гражданскомъ
отношеніяхъ.

Отъ Издателя.

- - - - -

Карамзинъ желалъ въ заключеніе XII тома окинуть взглядомъ слѣдующія времена Исторіи Россійской до нашихъ дней. Судьба не дозволила ему исполнить сего намѣренія. Но гораздо прежде того онъ, по совѣту Великой Княгини Екатерины Павловны, сочинилъ для Императора Александра статью о Древней и Новой Россіи, остававшуюся въ совершенной неизвѣстности до 1837 года, когда отрывокъ ея въ первый разъ явился въ Современникѣ Пушкина. Мы сочли не излишнимъ помѣстить сію замѣчательную піесу здѣсь, полагая, что, будучи произведеніемъ того же незабвеннаго нашего Исторіографа, не легко измѣнявшаго свой взглядъ на событія, взглядъ вѣрный, основанный на зрѣлыхъ соображеніяхъ, она должна принести особенное удовольствіе Читателямъ, тогда какъ вниманіе ихъ прерывается въ семъ Томѣ на самомъ любопытномъ мѣстѣ, и они, съ трудомъ оставляя книгу, доставившую имъ столько наслажденія, конечно желали бы еще услышать хотя нѣсколько словъ отъ Автора, предъ ними незапно умолкшаго.

- - - - -

Нѣсть льсти въ языцѣ моемъ.

Псал. 138.

Настоящее бываетъ слѣдствіемъ прошедшаго. Чтобы судить о первомъ, надлежитъ вспомнить послѣднее; одно другимъ, такъ сказать, дополняется и въ связи представляется мыслямъ яснѣе.

Отъ моря Каспійскаго до Балтійскаго, отъ Чернаго до Ледовитаго, за тысячу лѣтъ предъ симъ жили народы кочевые, звѣроловные и земледѣльческіе, среди обширныхъ пустынь, извѣстныхъ Грекамъ и Римлянамъ болѣе по сказкамъ баснословія, нежели по вѣрнымъ описаніямъ очевидцевъ. Провидѣнію угодно было составить изъ сихъ разнородныхъ племенъ обширнѣйшее Государство въ мірѣ.

Римъ, нѣкогда сильный доблестью, ослабѣлъ въ нѣгѣ и палъ, сокрушенный мышцею варваровъ сѣверныхъ. Началось новое твореніе: явились новые народы, новые нравы, и Европа воспріяла новый образъ, донынѣ ею сохраненный въ главныхъ чертахъ ея бытія политическаго. Однимъ словомъ, на развалинахъ владычества Римскаго основалось въ Европѣ владычество народовъ Германскихъ.

Въ сію новую общую систему вошла и Россія. Скандинавія, гнѣздо Витязей безпокойныхъ — officina gentium, vagina nationum — дала нашему отечеству первыхъ Государей, добровольно принятыхъ Славянскими и Чудскими племенами, обитавшими на берегахъ Ильменя, Бѣла-озера и рѣки Великой: «Идите» — сказали имъ Чудь и Славяне, наскучивъ своими внутренними междоусобіями — «идите княжить и властвовать надъ нами. Земля наша обильна и велика, но порядка въ ней не видимъ.» Сіе случилось въ 862 году, а въ концѣ X вѣка Европейская Россія была уже не менѣе нынѣшней: то есть, во сто лѣтъ она достигла отъ колыбели до величія рѣдкаго. Въ 964 году Россіяне, какъ наемники Грековъ, сражались въ Сициліи съ Аравитянами, а послѣ въ окрестностяхъ Вавилона.

Что произвело феноменъ столь удивительный въ Исторіи? Пылкая романическая страсть нашихъ первыхъ Князей къ завоеваніямъ и Единовластіе, ими основанное на развалинахъ множества слабыхъ, несогласныхъ Державъ народныхъ, изъ коихъ составилась Россія. Рюрикъ, Олегъ, Святославъ, Владиміръ, не давали образумиться гражданамъ въ быстромъ теченіи побѣдъ, въ непрестанномъ шумѣ воинскихъ становъ, платя имъ славою и добычею за утрату прежней вольности бѣдной и мятежной.

Въ XI вѣкѣ Государство Россійское могло, какъ бодрый, пылкій юноша, обѣщать себѣ долголѣтіе и славную дѣятельность. Монархи его въ твердой рукѣ своей держали судьбы милліоновъ; озаренные блескомъ побѣдъ, окруженные воинственною, благородною дружиною, казались народу полубогами, судили и рядили землю, мановеніемъ воздвигали рать и движеніемъ перста указывали ей путь къ Воспору Ѳракійскому или къ горамъ Карпатскимъ. Въ счастливомъ отдохновеніи мира, Государь пировалъ съ Вельможами и народомъ, какъ отецъ среди семейства многочисленнаго. Пустыни украсились городами; города избранными жителями: свирѣпость дикихъ нравовъ смягчилась Вѣрою Христіанскою: на берегахъ Днѣпра и Волхова явились искусства Византійскія. Ярославъ далъ народу свитокъ законовъ гражданскихъ, простыхъ и мудрыхъ, согласныхъ съ древними Нѣмецкими. Однимъ словомъ, Россія не только была обширнымъ, но въ сравненіи съ другими и самымъ образованнымъ Государствомъ.

Къ несчастію, она въ сей бодрой юности не предохранила себя отъ государственной общей язвы тогдашняго времени, которую народы Германскіе сообщили


XL

Европѣ: говорю о Системѣ Удѣльной. Счастіе и характеръ Владиміра, счастіе и характеръ Ярослава могли только отсрочить паденіе Державы, основанной Единовластіемъ на завоеваніяхъ. Россія раздѣлилась.

Вмѣстѣ съ причиною ея могущества, столь необходимаго для благоденствія, исчезло и могущество и благоденствіе народа. Открылось жалкое междоусобіе малодушныхъ Князей, которые, забывъ славу, пользу отечества, рѣзали другъ друга и губили народъ, чтобы прибавить какой нибудь ничтожный городокъ къ своему Удѣлу. Греція, Венгрія, Польша отдохнули: зрѣлище нашего внутренняго бѣдствія служило имъ поручительствомъ въ ихъ безопасности. Дотолѣ боялись Россіянъ: начали презирать ихъ. Тщетно нѣкоторые Князья великодушные — Мономахъ, Василько — говорили именемъ отечества на торжественныхъ съѣздахъ; тщетно другіе — Боголюбскій, Всеволодъ III — старались присвоить себѣ единовластіе: покушенія были слабы, не дружны, и Россія, въ теченіе двухъ вѣковъ терзала собственныя нѣдра, пила слезы и кровь собственную.

Открылось и другое зло, не менѣе гибельное. Народъ утратилъ почтеніе къ Князьямъ: Владѣтель Торопца или Гомеля могъ ли казаться ему столь важнымъ смертнымъ, какъ Монархъ всей Россіи? Народъ охладѣлъ въ усердіи къ Князьямъ, видя, что они для ничтожныхъ личныхъ выгодъ жертвуютъ его кровью, и равнодушно смотрѣлъ на паденіе ихъ троновъ, готовый всегда взять сторону счастливѣйшаго, или измѣнить ему вмѣстѣ съ счастіемъ, а Князья, уже не имѣя ни довѣренности, ни любви къ народу, старались только умножать свою дружину воинскую: позволили ей тѣснить мирныхъ жителей сельскихъ и купцевъ, сами обирали ихъ, чтобъ имѣть болѣе денегъ въ казнѣ на всякой случай, и сею политикою утративъ нравственное достоинство Государей, сдѣлались подобны судіямъ-лихоимцамъ, или Тиранамъ, а незаконнымъ властителямъ. И такъ съ ослабленіемъ государственнаго могущества ослабѣла и внутренняя связь подданства съ властію.

Въ такихъ обстоятельствахъ удивительно ли, что варвары покорили наше отечество? Удивительнѣе, что оно еще столь долго могло умирать по частямъ и въ сердцѣ, сохраняя видъ и дѣйствія жизни Государственной или независимость, изъясняемую одною слабостью нашихъ сосѣдовъ. На степяхъ Донскихъ и Волжскихъ кочевали Орды Азіатскія, способныя только къ разбоямъ. Польша сама издыхала въ междоусобіяхъ. Короли Венгерскіе желали, но не могли никогда утвердить свое господство за горами Карпатскими, и Галиція, нѣсколько разъ отходивъ отъ Россіи, снова къ ней присоединялась. Орденъ Меченосцевъ едва держался въ Ливоніи. Но когда воинственный народъ, образованный побѣдами Хана Монгольскаго, овладѣвъ Китаемъ, частію Сибири и Тибетомъ, устремился на Россію, она могла имѣть только славу великодушной гибели. Смѣлые, но безразсудные Князья наши съ горстью людей выходили въ поле умирать Героями: Батый, предводительствуя полумилліономъ, топталъ ихъ трупы и въ нѣсколько мѣсяцевъ сокрушилъ Государство. Въ искусствѣ воинскомъ предки наши не уступали ни какому народу, ибо четыре вѣка гремѣли оружіемъ внѣ и внутри отечества; но слабые раздѣленіемъ силъ, не согласные даже и въ общемъ бѣдствіи, удовольствовались вѣнцами мучениковъ, пріявъ оные въ неравныхъ битвахъ и въ защитѣ городовъ бренныхъ.

Земля Русская, упоенная кровію, усыпанная пепломъ, сдѣлалась жилищемъ рабовъ Ханскихъ, а Государи ея трепетали Баскаковъ. Сего не довольно. Въ окружностяхъ Двины и Нѣмана, среди густыхъ лѣсовъ, жилъ народъ бѣдный, дикій, и болѣе 200 лѣтъ платилъ скудную дань Россіянамъ. Утѣсняемый ими, также Прусскими и Ливонскими Нѣмцами, онъ выучился искусству воинскому, и предводимый нѣкоторыми отважными витязями, въ стройномъ ополченіи выступилъ изъ лѣсовъ на ѳеатръ міра, не только возстановилъ свою независимость, но, пріявъ образъ народа гражданскаго, основавъ Державу сильную, захватилъ и лучшую половину Россіи; т. е. сѣверная осталась данницею Моголовъ, а южная вся отошла къ Литвѣ по самую Калугу и рѣку Угру. Владиміръ, Суздаль, Тверь, назывались Улусами Ханскими; Кіевъ, Черниговъ, Мценскъ, Смоленскъ городами Литовскими. Первые хранили по крайней мѣрѣ свои нравы; вторые заимствовали и самые обычаи чуждые. Казалось, что Россія погибла на вѣки.

Сдѣлалось чудо. Городокъ, едва извѣстный


XLI

до XIV вѣка отъ презрѣнія къ его маловажности, долго именуемый селомъ Кучковымъ, возвысилъ главу и спасъ отечество. Да будетъ честь и слава Москвѣ! Въ ея стѣнахъ родилась, созрѣла мысль возстановить Единовластіе въ истерзанной Россіи, и хитрый Іоаннъ Калита, заслуживъ имя Собрателя земли Русской, есть первоначальникъ ея славнаго воскресенія, безпримѣрнаго въ лѣтописяхъ міра. Надлежало, чтобы его преемники въ теченіе вѣка слѣдовали одной системѣ съ удивительнымъ постоянствомъ и твердостію, системѣ, наилучшей по всѣмъ обстоятельствамъ, и которая состояла въ томъ, чтобы употребить самихъ Хановъ въ орудіе нашей свободы. Снискавъ особенную милость Узбека, и вмѣстѣ съ нею достоинства Великаго Князя, Калита первый убѣдилъ Хана не посылать собственныхъ чиновниковъ за данью въ города наши, а принимать ее въ Ордѣ отъ Бояръ Княжескихъ, ибо Татарскіе Вельможи, окруженные воинами, ѣздили въ Россію болѣе для наглыхъ грабительствъ, нежели для собранія Ханской дани. Никто не смѣлъ встрѣтиться съ ними: какъ скоро они являлись, земледѣльцы бѣжали отъ плуга, купцы отъ товаровъ, граждане отъ домовъ своихъ. Все ожило, когда сіи хищники перестали ужасать народъ своимъ присутствіемъ: села, города успокоились, торговля пробудилась не только внутренняя, но и внѣшняя, народъ и казна обогатилась, дань Ханская уже не тяготила ихъ. Вторымъ важнымъ замысломъ Калиты было присоединеніе частныхъ Удѣловъ къ Великому Княжеству. Усыпляемые ласками Властителей Московскихъ, Ханы съ дѣтскою невинностію дарили имъ цѣлыя области и подчиняли другихъ Князей Россійскихъ, до самаго того времени, какъ сила, воспитанная хитростію, довершила мечемъ дѣло нашего освобожденія.

Глубокомысленная Политика Князей Московскихъ не удовольствовалась собраніемъ частей въ цѣлое: надлежало еще связать ихъ твердо, и Единовластіе усилить Самодержавіемъ. Что началось при Іоаннѣ I или Калитѣ, то совершилось при Іоаннѣ III: столица Ханская на берегу Ахтубы, гдѣ столько лѣтъ потомки Рюриковы преклоняли колѣна, исчезла на вѣки, сокрушенная местью Россіянъ. Новгородъ, Псковъ, Рязань, Тверь, присоединились къ Москвѣ, вмѣстѣ съ нѣкоторыми областями, прежде захваченными Литвою. Древнія юго-западныя Княженія потомковъ Владиміровыхъ еще оставались въ рукахъ Польши; за то Россія, новая, возрожденная, во время Іоанна IV пріобрѣла три Царства: Казанское, Астраханское и неизмѣримое Сибирское, дотолѣ неизвѣстное Европѣ.

Сіе великое твореніе Князей Московскихъ было произведено не личнымъ ихъ геройствомъ, ибо, кромѣ Донскаго, никто изъ нихъ не славился онымъ, но единственно умною политическою системою, согласно съ обстоятельствами времени. Россія основалась побѣдами и единоначаліемъ, гибла отъ разновластія, а спаслась мудрымъ Самодержавіемъ.

Во глубинѣ Сѣвера возвысивъ главу свою между Азіатскими и Европейскими Царствами, она представляла въ своемъ гражданскомъ образѣ черты сихъ обѣихъ частей міра: смѣсь древнихъ Восточныхъ нравовъ, принесенныхъ Славянами въ Европу и подновленныхъ, такъ сказать, нашею долговременною связью съ Моголами, — Византійскихъ, заимствованныхъ Россіянами вмѣстѣ съ Христіанскою Вѣрою, и нѣкоторыхъ Германскихъ, сообщенныхъ имъ Варягами. Сіи послѣднія черты, свойственныя народу мужественному, вольному, еще были замѣтны въ обыкновеніи судебныхъ поединковъ, въ утѣхахъ рыцарскихъ и въ духѣ мѣстничества, основаннаго на родовомъ славолюбіи. Заключеніе женскаго пола и строгое холопство оставались признакомъ древнихъ Азіатскихъ обычаевъ. Дворъ Царскій уподоблялся Византійскому. Іоаннъ III, зять одного изъ Палеологовъ, хотѣлъ какъ бы возстановить у насъ Грецію, соблюденіемъ всѣхъ обрядовъ ея церковныхъ и придворныхъ: окружилъ себя Римскими орлами и принималъ иноземныхъ Пословъ въ Золотой Палатѣ, которая напоминала Юстиніанову. Такая смѣсь въ нравахъ, произведенная случаями, обстоятельствами, казалась намъ природною, и Россіяне любили оную, какъ свою народную собственность.

Хотя двувѣковое иго Ханское не благопріятствовало успѣхамъ гражданскихъ искусствъ и разума въ нашемъ отечествѣ, однакожь Москва и Новгородъ пользовались важными открытіями тогдашнихъ временъ: бумага, порохъ, книгопечатаніе, сдѣлались у насъ извѣстны


XLII

весьма скоро по ихъ изобрѣтеніи. Библіотеки Царская и Митрополитская, наполненныя рукописями Греческими, могли быть предметомъ зависти для иныхъ Европейцевъ. Въ Италіи возродилось зодчество. Москва въ XV вѣкѣ уже имѣла знаменитыхъ Архитекторовъ, призванныхъ изъ Рима, великолѣпныя церкви и Грановитую Палату; иконописцы, рѣзчики, золотари обогащались въ нашей столицѣ. Законодательство молчало во время рабства: Іоаннъ III издалъ новые гражданскіе уставы, Іоаннъ IV полное уложеніе, коего главная отмѣна отъ Ярославовыхъ законовъ состоитъ въ введеніи торговой казни, неизвѣстной древнимъ Россіянамъ. Сей же Іоаннъ IV устроилъ земское войско, какого у насъ дотолѣ не бывало; многочисленное, всегда готовое и раздѣленное на полки областные.

Европа устремила глаза на Россію: Государи, Папы, Республики вступили съ нею въ дружелюбныя сношенія, одни для выгодъ купечества, иные въ надеждѣ обратить ея силы къ обузданію ужасной Турецкой Имперіи, Польши, Швеціи. Даже изъ самой глубины Индостана, съ береговъ Гангеса, въ XVI вѣкѣ пріѣзжали Послы въ Москву, и мысль сдѣлать Россію путемъ Индѣйской торговли, была тогда общею. Политическая система Государей Московскихъ заслуживала удивленіе своею мудростію, имѣя цѣлію одно благоденствіе народа: они воевали только по необходимости, всегда готовые къ миру; уклоняясь отъ всякаго участія въ дѣлахъ Европы, болѣе пріятнаго для суетности Монарховъ, нежели полезнаго для Государства, и возстановивъ Россію въ умѣренномъ, такъ сказать, величіи, не алкали завоеваній, невѣрныхъ или опасныхъ, желая сохранять, а не пріобрѣтать.

Внутри Самодержавіе укоренилось. Никто, кромѣ Государя, не могъ ни судить, ни жаловать: всякая власть была изліяніемъ Монаршей, и знаменитѣйшее въ Россіи титло уже было не Княжеское, не Боярское, но титло Слуги Царева. Народъ, избавленный Князьями Московскими отъ бѣдствій внутренняго междоусобія и внѣшняго ига, не жалѣлъ о своихъ древнихъ Вѣчахъ и Сановникахъ; довольный дѣйствіемъ, не спорилъ о правахъ. Одни Бояре, столь нѣкогда величавые въ удѣльныхъ господствахъ, роптали на строгость Самодержавія; но бѣгство или казнь ихъ свидѣтельствовала твердость онаго. Наконецъ Царь сдѣлался для всѣхъ Россіянъ земнымъ Богомъ.

Тщетно Іоаннъ IV, бывъ до 35 лѣтъ Государемъ добрымъ, и по какому-то адскому вдохновенію возлюбивъ кровь, лилъ оную безъ вины и сѣкъ головы людей, славнѣйшихъ добродѣтелями; Бояре и народъ, во глубинѣ души своей, не дерзая что либо замыслить противъ Вѣнценосца, только смиренно молили Господа, да смягчитъ ярость Цареву, сію казнь за грѣхи ихъ! Кромѣ злодѣевъ, ознаменованныхъ въ Исторіи названіемъ Опришнины, всѣ люди знаменитые богатствомъ, или саномъ, ежедневно готовились къ смерти и не предпринимали ничего для спасенія жизни своей! Время и расположеніе умовъ достопамятное! Нигдѣ и никогда грозное самовластіе не предлагало столь жестокихъ искушеній для народной добродѣтели, для вѣрности или повиновенія, но сія добродѣтель даже не усомнилась въ выборѣ между гибелью и сопротивленіемъ.

Злодѣяніе, въ тайнѣ умышленное, но открытое Исторіею, пресѣкло родъ Іоанновъ: Годуновъ, Татаринъ происхожденіемъ, Кромвель умомъ, воцарился со всѣми правами Монарха законнаго и съ тою же системою Единовластія неприкосновеннаго. Сей несчастный, сраженный тѣнію убитаго имъ Царевича, среди великихъ усилій человѣческой мудрости, и въ сіяніи добродѣтелей наружныхъ, погибъ какъ жертва властолюбія неумѣреннаго, беззаконнаго, въ примѣръ вѣкамъ и народамъ. Годуновъ, тревожимый совѣстію, хотѣлъ заглушить ея священныя укоризны дѣйствіями кротости и смягчалъ Самодержавіе въ рукахъ своихъ: кровь не лилась на лобномъ мѣстѣ; ссылка, заточеніе, невольное постриженіе въ Монахи, были единственнымъ наказаніемъ Бояръ виновныхъ или подозрѣваемыхъ въ злыхъ умыслахъ. Но Годуновъ не имѣлъ выгоды быть любимымъ, ни уважаемымъ, какъ прежніе Монархи наслѣдственные. Бояре, нѣкогда стоявъ съ нимъ на одной ступени, ему завидовали; народъ помнилъ его слугою придворнымъ. Нравственное могущество Царское ослабѣло въ семъ избранномъ Вѣнценосцѣ.

Не многіе изъ Государей бывали столь усердно привѣтствуемы народомъ, какъ Лжедимитрій въ день своего торжественнаго


XLIII

въѣзда въ Москву: разсказы о его мнимомъ, чудесномъ спасеніи, память ужасныхъ естественныхъ бѣдъ Годунова времени и надежда, что Небо, возвративъ Престолъ Владимірову потомству, возвратитъ благоденствіе Россіи, влекли сердца въ срѣтеніе юному любимцу счастія.

Но Лжедимитрій былъ тайный Католикъ и нескромность его обнаружила сію тайну. Онъ имѣлъ нѣкоторыя достоинства и добродушіе, но голову романическую, и на самомъ тронѣ характеръ бродяги; любилъ иноземцевъ до пристрастія, и не зная Исторіи своихъ мнимыхъ предковъ, вѣдалъ малѣйшія обстоятельства жизни Генриха IV, Короля Французскаго, имъ обожаемаго. Наши Монархическія учрежденія XV и XVI вѣка приняли иной образъ: малочисленная Дума Боярская, служивъ прежде единственно Царскимъ Совѣтомъ, обратилась въ шумный сонмъ ста Правителей мірскихъ и Духовныхъ, коимъ безпечный и лѣнивый Димитрій ввѣрилъ внутреннія дѣла государственныя, оставляя для себя внѣшнюю политику; иногда являлся тамъ и спорилъ съ Боярами къ общему удивленію: ибо Россіяне дотолѣ не знали, какъ подданный могъ торжественно противорѣчить Монарху. Веселая обходительность его вообще преступила границы благоразумія и величественной скромности. Сего мало. Димитрій явно презиралъ Русскіе обычаи и Вѣру: пировалъ, когда народъ постился; забавлялъ свою невѣсту пляскою скомороховъ въ монастырѣ Вознесенскомъ; хотѣлъ угощать Бояръ яствами гнусными для ихъ суевѣрія; окружилъ себя не только иноземною стражею, но и шайкою Іезуитовъ; говорилъ о соединеніи Церквей и хвалилъ Латинскую. Россіяне перестали уважать его, наконецъ возненавидѣли, и согласясь, что истинный сынъ Іоанновъ не могъ бы попирать ногами святыню своихъ предковъ, возложили руку на Самозванца.

Сіе происшествіе имѣло ужасныя слѣдствія для Россіи; могло бы имѣть еще и гибельнѣйшія. Самовольныя управы народа бываютъ для гражданскихъ обществъ вреднѣе личныхъ несправедливостей или заблужденій Государя. Мудрость цѣлыхъ вѣковъ нужна для утвержденія власти: одинъ часъ народнаго изступленія разрушаетъ основу ея, которая естъ уваженіе нравственное къ сану Властителей. Москвитяне истерзали того, кому недавно присягали въ вѣрности: горе его преемнику и народу.

Отрасль древнихъ Князей Суздальскихъ и племени Мономахова, Василій Шуйскій, угодникъ Царя Бориса, осужденный на казнь и помилованный Лжедимитріемъ, свергнувъ неосторожнаго Самозванца, въ награду за то пріялъ окровавленный его скипетръ отъ Думы боярской и торжественно измѣнилъ Самодержавію, присягнувъ безъ ея согласія не казнить ни кого, не отнимать имѣній и не объявлять войны. Еще имѣя въ свѣжей памяти ужасныя изступленія Іоанновы, сыновья отцевъ невинно убіенныхъ имъ, предпочли свою безопасность государственной и легкомысленно стѣснили дотолѣ не ограниченную власть Монаршую, коей Россія была обязана спасеніемъ и величіемъ. Уступчивость Шуйскаго и самолюбіе Бояръ кажутся равнымъ преступленіемъ въ глазахъ потомства, ибо первый также думалъ болѣе о себѣ, нежели о Государствѣ, и плѣняясь мыслію быть Царемъ, хотя и съ ограниченными правами, дерзнулъ на явную для Царства опасность.

Случилось, чему необходимо надлежало случиться. Бояре видѣли въ Полумонархѣ дѣло рукъ своихъ и хотѣли, такъ сказать, продолжать оное, болѣе и болѣе стѣсняя власть его. Поздно очнулся Шуйскій и тщетно хотѣлъ порывами великодушія утвердить колеблемость трона. Воскресли древнія смуты Боярскія, и народъ, волнуемый на площади наемниками нѣкоторыхъ коварныхъ Вельможъ, толпами стремился ко Дворцу Кремлевскому предписывать законы Государю. Шуйскій изъявлялъ твердость: «Возьмите вѣнецъ Мономаховъ, возложенный вами на главу мою, или повинуйтесь мнѣ, » — говорилъ онъ Москвитянамъ. Народъ смирился, и вновь мятежничалъ, въ самое то время, когда Самозванцы, прельщенные успѣхомъ перваго, одинъ за другимъ на Москву возставали. Шуйскій палъ, сверженный не сими бродягами, а Вельможами недостойными, и палъ съ величіемъ, возсѣвъ на тронъ съ малодушіемъ. Въ мантіи инока, преданный злодѣями въ руки чужеземцамъ, онъ жалѣлъ болѣе о Россіи, нежели о коронѣ, съ истинно Царскою гордостію отвѣтствовалъ на коварныя требованія Сигизмундовы, и внѣ отечества, заключенный въ темницу,


XLIV

умеръ государственнымъ мученикомъ.

Не долго многоглавая гидра Аристократіи владычествовала въ Россіи. Никто изъ Бояръ не имѣлъ рѣшительнаго перевѣса; спорили и мѣшали другъ другу въ дѣйствіяхъ власти. Увидѣли необходимость имѣть Царя, и боясь избрать единоземца, что бы родъ его не занялъ всѣхъ степеней трона, предложили вѣнецъ сыну нашего врага, Сигизмунда, который, пользуясь мятежами Россіи, силился овладѣть ея западными странами. Но вмѣстѣ съ Царствомъ предложили ему условія: хотѣли обезпечить Вѣру и власть Боярскую. Еще договоръ не совершился, когда Поляки, благопріятствуемые внутренними измѣнниками, вступили въ Москву и прежде времени начали торжествовать именемъ Владислава. Шведы взяли Новгородъ, Самозванцы, Казаки, свирѣпствовали въ другихъ областяхъ нашихъ. Правительство рушилось, Государство погибло.

Исторія назвала Минина и Пожарскаго спасителями отечества: отдадимъ справедливость ихъ усердію, не менѣе и гражданамъ, которые въ сіе рѣшительное время дѣйствовали съ удивительнымъ единодушіемъ. Вѣра, любовь къ своимъ обычаямъ, и ненависть къ чужеземной власти, произвели общее, славное возстаніе народа подъ знаменами нѣкоторыхъ вѣрныхъ отечеству Бояръ. Москва освободилась.

Но Россія не имѣла Царя и еще бѣдствовала отъ хищныхъ иноплеменниковъ; изъ всѣхъ городовъ съѣхались въ Москву избранные знаменитѣйшіе люди, и въ храмѣ Успенія, вмѣстѣ съ Пастырями Церкви и Боярами, рѣшили судьбу отечества. Никогда народъ не дѣйствовалъ торжественнѣе и свободнѣе; никогда не имѣлъ побужденій святѣишихъ; всѣ хотѣли одного — цѣлости, блага Россіи. Не блистало вокругъ оружіе; не было ни угрозъ, ни подкупа, ни противорѣчій, ни сомнѣнія. Избрали юношу, почти отрока, удаленнаго отъ свѣта; почти силою извлекли его изъ объятій устрашенной матери-инокини, и возвели на Престолъ, орошенный кровію Лжедимитрія и слезами Шуйскаго. Сей прекрасный, невинный юноша казался агнцемъ и жертвою; трепеталъ и плакалъ. Не имѣя подлѣ себя ни единаго сильнаго родственника, чуждый Боярамъ Верховнымъ, гордымъ, властолюбивымъ, онъ видѣлъ въ нихъ не подданныхъ, а будущихъ своихъ тирановъ, и къ счастію Россіи ошибся. Бѣдствія мятежной Аристократіи просвѣтили гражданъ и самихъ Аристократовъ: тѣ и другіе единогласно, единодушно наименовали Михаила Самодержцемъ, Монархомъ неограниченнымъ; тѣ и другіе, воспламененные любовію къ отечеству, взывала только: Богъ и Государь! — написали хартію, и положили оную на Престолъ. Сія грамота, внушенная мудростію опытовъ, утвержденная волею и Бояръ и народа, есть священнѣйшая изъ всѣхъ государственныхъ хартій. Князья Московскіе учредили Самодержавіе, отечество даровало оное Романовымъ.

Самое личное избраніе Михаила доказывало искреннее намѣреніе утвердить Единовластіе. Древніе Княжескіе роды безъ сомнѣнія имѣли гораздо болѣе права на корону, нежели сынъ племянника Іоанновой супруги, коего неизвѣстные предки выѣхали изъ Пруссіи; но Царь, избранный изъ сихъ потомковъ Мономаховыхъ или Олеговыхъ, имѣя множество знатныхъ родственниковъ, легко могъ бы дать имъ власть аристократическую, и тѣмъ ослабить Самодержавіе. Предпочли юношу, почти безроднаго; но сей юноша, свойственникъ Царскій, имѣлъ отца мудраго, крѣпкаго духомъ, непреклоннаго въ совѣтахъ, который долженствовалъ служить ему пѣстуномъ на тронѣ, и внушать правила твердой власти. Такъ строгій характеръ Филарета, не смягченный принужденною монашескою жизнію, болѣе родства его съ Ѳеодоромъ Іоанновичемъ способствовалъ къ избранію Михаила.

Исполнилось намѣреніе сихъ незабвенныхъ мужей, которые въ чистой рукѣ держали тогда урну судьбы нашей, обуздывая собственныя и чуждыя страсти. Дуга небеснаго мира возсіяла надъ трономъ Россійскимъ. Отечество подъ сѣнію Самодержавія успокоилось, извергнувъ чужеземныхъ хищниковъ изъ нѣдръ своихъ; возвеличилось пріобрѣтеніями и вновь образовалось въ гражданскомъ порядкѣ, творя, обновляя и дѣлая только необходимое, согласное съ понятіями народными, и ближайшее къ существующему. Дума Боярская осталась на древнемъ основаніи, т. е. Совѣтомъ Царей во всѣхъ дѣлахъ важныхъ, политическихъ, гражданскихъ, казенныхъ. Прежде Монархъ рядилъ Государство чрезъ своихъ намѣстниковъ или


XLV

Воеводъ; недовольные ими прибѣгали къ нему: онъ судилъ дѣло съ Боярами. Сія восточная простота уже не отвѣтствовала государственному возрасту Россіи, и множество дѣлъ требовало болѣе посредниковъ между Царемъ и народомъ. Учредились въ Москвѣ Приказы, которые вѣдали дѣла всѣхъ городовъ и судили намѣстниковъ. Но еще судъ не имѣлъ Устава полнаго: ибо Іоанновъ оставлялъ много на совѣсть или произволъ судящаго. Увѣренный въ важности таковаго дѣла, Царь Алексій Михаиловичь назначилъ для онаго мужей думныхъ, и повелѣлъ имъ вмѣстѣ съ выборными всѣхъ городовъ, всѣхъ состояній, исправить Судебникъ; дополнить его законами Греческими, намъ давно извѣстными, новѣйшими Указами Царей и необходимыми прибавленіями на случаи, которые уже встрѣчаются въ судахъ, но еще не рѣшены закономъ яснымъ. Россія получила Уложеніе, скрѣпленное Патріархомъ, всѣми значительными Духовными, мірскими чиновниками и выборными городскими. Оно, послѣ хартіи Михаилова избранія, есть донынѣ важнѣйшій государственный завѣтъ нашего отечества.

Вообще царствованіе Романовыхъ, Михаила, Алексія, Ѳеодора, способствовало сближенію Россіянъ съ Европою какъ въ гражданскихъ учрежденіяхъ, такъ и въ нравахъ, отъ частыхъ государственныхъ сношеній съ ея Дворами, отъ принятія въ нашу службу многихъ иноземцевъ и поселенія другихъ въ Москвѣ. Еще предки наши усердно слѣдовали своимъ обычаямъ, но примѣръ начиналъ дѣйствовать, и явная польза, явное превосходство одерживали верхъ надъ старымъ навыкомъ, въ воинскихъ уставахъ, въ системѣ дипломатической, въ образѣ воспитанія или ученія, въ самомъ свѣтскомь обхожденіи: ибо нѣтъ сомнѣнія, что Европа отъ XIII до XIV вѣка далеко опередила насъ въ гражданскомъ просвѣщеніи. Сіе измѣненіе дѣлалось постепенно, тихо, едва замѣтно, какъ естественное возрастаніе, безъ порывовъ и насилія. Мы заимствовали, но какъ бы нехотя, примѣняя все къ нашему, и новое соединяя съ старымъ.

Явился Петръ. Въ его дѣтскія лѣта самовольство Вельможъ, наглость Стрѣльцевъ и властолюбіе Софіи напоминали Россіи несчастныя времена смутъ Боярскихъ; но великій мужъ созрѣлъ уже въ юношѣ и мощною рукою схватилъ кормило Государства; онъ сквозь бурю и волны устремился къ своей цѣли: достигъ и все перемѣнилось.

Сею цѣлію было не только новое величіе Россіи, но и совершенное присвоеніе обычаевъ Европейскихъ.... Потомство воздало усердную хвалу сему безсмертному Государю и личнымъ его достоинствамъ и славнымъ подвигамъ. Онъ имѣлъ великодушіе, проницаніе, волю непоколебимую, дѣятельность, неутомимость рѣдкую: исправилъ, умножилъ войско; одержалъ блестящую побѣду надъ врагомъ искуснымъ и мужественнымъ; завоевалъ Ливонію, сотворилъ флотъ, оснавалъ гавани; издалъ многіе законы мудрые, привелъ въ лучшее состояніе торговлю, рудокопни; завелъ мануфактуры, училища, Академію; наконецъ поставилъ Россію на знаменитую степень въ политической системѣ Европы. Говоря о превосходныхъ его дарованіяхъ, забудемъ ли почти важнѣйшее для Самодержцевъ дарованіе употреблять людей по ихъ способностямъ? Полководцы, Министры, Законодатели не родятся въ такое, или такое царствованіе, но единственно избираются; чтобы избрать, надобно угадать; угадываютъ же людей только великіе люди — и слуги Петровы удивительнымъ образомъ помогали ему на ратномъ полѣ, въ Сенатѣ, въ кабинетѣ. Но мы, Россіяне, имѣя предъ глазами свою Исторію, подтвердимъ ли мнѣніе не свѣдущихъ иноземцевъ, и скажемъ ли, что Петръ есть творецъ нашего величія государственнаго? Забудемъ ли Князей Московскихъ: Іоанна I, Іоанна III, которые, можно сказать, изъ ничего воздвигли Державу сильную и — что не менѣе важно — учредили твердое въ ней правленіе единовластное? Петръ нашелъ средства дѣлать великое. Князья Московскіе приготовляли оное.

Жизнь человѣческая кратка, а для утвержденія новыхъ обычаевъ требуется долговременность. Петръ ограничилъ свое преобразованіе Дворянствомъ. Дотолѣ отъ сохи до Престола Россіяне сходствовали между собою нѣкоторыми общими признаками наружности и въ обыкновеніяхъ; со временъ Петровыхъ высшія степени отдѣлились отъ нижнихъ. Семейственные нравы не укрылись отъ вліянія Царской дѣятельности. Вельможи стали жить открытымъ домомъ;


LXVI

ихъ супруги и дочери вышли изъ непроницаемыхъ теремовъ своихъ; балы, ужины соединили одинъ полъ съ другимъ въ шумныхъ залахъ.

Но великій мужъ какъ хорошее, такъ и худое дѣлаетъ на вѣки: сильною рукою дано новое движеніе Россіи, мы уже не возвратимся къ старинѣ!.... Вторый Петръ Великій могъ бы только въ 20 или 30 лѣтъ утвердить новый порядокъ вещей гораздо основательнѣе, нежели всѣ наслѣдники Перваго до самой Екатерины II. Не смотря на его чудесную дѣятельность, онъ многое оставилъ исполнить преемникамъ; но Меньшиковъ думалъ единственно о пользахъ своего личнаго властолюбія; такъ же и Долгорукіе. Меньшиковъ замышлялъ открыть сыну своему путь къ трону; Долгорукіе и Голицыны хотѣли видѣть на Престолѣ слабую тѣнь Монарха и господствовать именемъ Верховнаго Совѣта. Замыслы дерзкіе и малодушные! Пигмеи спорили о наслѣдіи великана. Аристократія, Олигархія губили отечество, и въ то время, когда оно измѣнило нравы утвержденные вѣками, потрясенные внутри новыми, важными перемѣнами, которыя удаливъ въ обычаяхъ Дворянство отъ народа, ослабили власть Духовную, могла ли Россія обойтись безъ Государя? Самодержавіе сдѣлалось необходимѣе прежняго для охраненія порядка, и дочь Іоаннова, бывъ нѣсколько дней въ зависимости осьми Аристократовъ, воспріяла отъ народа, Дворянъ и Духовенства власть неограниченную. Сія Государыня хотѣла правительствовать согласно съ мыслями Петра Великого и спѣшила исправить многія упущенія, сдѣланныя съ его времени. Преобразованная Россія казалась тогда величественнымъ недостроеннымъ зданіемъ, уже ознаменованнымъ нѣкоторыми примѣтами близкаго разрушенія: часть судебная, воинская, внѣшняя политика находились въ упадкѣ. Остерманъ и Минихъ, одушевленные честолюбіемъ заслужить имя великихъ мужей въ ихъ второмъ отечествѣ, дѣйствовали неутомимо и съ успѣхомъ блестящимъ; первый возвратилъ Россіи ея знаменитость въ Государственной системѣ Европейской, цѣль усилій Петровыхъ; Минихъ исправилъ, оживилъ воинскія учрежденія и давалъ намъ побѣды. Къ совершенной славѣ Аннина царствованія, не доставало третьяго мудраго дѣйствователя для законодательства и внутренняго гражданскаго образованія Россіянъ. Но злосчастная привязанность Анны къ любимцу бездушному, низкому, омрачила и жизнь и память ея въ Исторіи. Воскресла Тайная Канцелярія Преображенская съ пытками. И кого терзали? Враговъ ли Государыни? Никто изъ нихъ и мысленно не хотѣлъ ей зла; самые Долгорукіе виновны были только предъ отечествомъ, которое примирилось съ ними ихъ несчастіемъ. Биронъ, недостойный власти, думалъ утвердить ее въ рукахъ своихъ ужасами: самое легкое подозрѣніе, двусмысленное слово, даже молчаніе казалось ему иногда достаточною виною для казни или ссылки. Онъ безъ сомнѣнія имѣлъ непріятелей: добрые Россіяне могли ли видѣть равнодушно Курляндскаго Шляхтича почти на тронѣ? Но сіи Бироновы непріятели были истинными друзьями Престола и Анны.

Въ слѣдствіе двухъ заговоровъ, злобный Биронъ и добродушная Правительница утратили власть и свободу.

Россіяне хвалили царствованіе Елисаветы. Она изъявляла къ нимъ болѣе довѣренности, нежели къ Нѣмцамъ; возстановила власть Сената, отмѣнила смертную казнь. Вопреки своему человѣколюбію, Елисавета вмѣшалась въ войну кровопролитную и для насъ безполезную. Первымъ государственнымъ человѣкомъ сего времени былъ Канцлеръ Бестужевъ, умный и дѣятельный, но корыстолюбивый и пристрастный. Усыпленная нѣгою, Монархиня давала ему волю торговать политикою и силами Государства; наконецъ свергнула его. Счастіе, благопріятствуя мягкосердой Елисаветѣ въ ея правленіе, спасло Россію отъ тѣхъ чрезвычайныхъ золъ, коихъ не можетъ отвратить никакая мудрость человѣческая; но счастіе не могло спасти Государства отъ алчнаго корыстолюбія П. И. Шувалова. Ужасныя монополіи сего времени долго жили въ памяти народа, утѣсняемаго для выгоды частныхъ людей, и ко вреду самой Казны. Нѣсколько побѣдъ, одержанныхъ болѣе стойкостію воиновъ, нежели дарованіемъ военачальниковъ, Московскій Университетъ и Оды Ломоносова остаются красивѣйшими памятниками сего времени. Какъ при Аннѣ, такъ и при Елисаветѣ, Россія текла путемъ предписаннымъ ей рукою Петра, болѣе и болѣе удаляясь отъ своихъ древнихъ нравовъ и сообразуясь съ Европейскими.


XLVII

Замѣчались успѣхи свѣтскаго вкуса. Уже Дворъ нашъ блисталъ великолѣпіемъ. Въ одеждѣ, въ экипажахъ, въ услугѣ, Вельможи наши мѣрялись съ Парижемъ, Лондономъ, Вѣною.

Екатерина II была истинною преемницею величія Петрова и второю образовательницею новой Россіи. Главное дѣло сей незабвенной Монархини состоитъ въ томъ, что ею смягчилась власть, не утративъ силы своей. Она ласкала такъ называемыхъ Философовъ XVIII вѣка, но хотѣла повелѣвать, какъ земной Богъ, и повелѣвала. Петръ имѣлъ нужду въ средствахъ жестокихъ; Екатерина могла обойтись безъ оныхъ, къ удовольствію своего нѣжнаго сердца, ибо не требовала отъ Россіянъ ничего противнаго ихъ совѣсти и гражданскимъ навыкамъ, стараясь единственно возвеличить данное ей Небомъ отечество, или славу свою побѣдами, законодательствомъ, просвѣщеніемъ. Ея душа гордая, благородная, боялась унизиться робкимъ подозрѣніемъ, и страхи Тайной Канцеляріи исчезли. Съ ними вмѣстѣ исчезъ у насъ и духъ рабства.

Увѣренная въ своемъ величіи — твердая, непреклонная въ намѣреніяхъ объявленныхъ ею, будучи единственною душею всѣхъ государственныхъ движеній въ Россіи — не выпуская власти изъ собственныхъ рукъ — безъ казни, безъ пытокъ, вліявъ въ сердца Министровъ, Полководцевъ, всѣхъ государственныхъ чиновниковъ живѣйшій страхъ сдѣлаться ей не угоднымъ и пламенное усердіе заслуживать ея милость, Екатерина могла презирать легкомысленное злословіе и позволяла искренности говорить правду. Сей образъ мыслей, доказанный дѣлами 34 лѣтняго владычества, отличаетъ ея царствованіе отъ всѣхъ прежнихъ въ новой Россійской Исторіи. Слѣдствіемъ были спокойствіе сердецъ, успѣхи пріятностей свѣтскихъ, знаній, разума.

Возвысивъ нравственную цѣну человѣка въ своей Державѣ, она пересмотрѣла всѣ внутреннія части нашего зданія государственнаго, и не оставила ни единой безъ поправленія: Уставы Сената, Губерній, судебные, хозяйственные, военные, торговые усовершенствовались ею. Внѣшняя политика сего царствованія достойна особенной хвалы. Россія съ честію и славою занимала одно изъ первыхъ мѣстъ въ государственной Европейской системѣ. Воинствуя, мы разили. Петръ удивилъ Европу своими побѣдами; Екатерина пріучила ее къ нашимъ побѣдамъ. Россіяне уже думали, что ничто въ мірѣ не можетъ одолѣть ихъ; заблужденіе славное для сей Великой Монархини! Она была женщина, но умѣла избирать Вождей такъ же, какъ Министровъ или Правителей Государственныхъ. Румянцевъ, Суворовъ, стали на ряду съ знаменитѣйшими Полководцами въ мірѣ; Князь Вяземскій заслужилъ имя достойнаго Министра, благоразумною государственною экономіею, храненіемъ порядка и цѣлости. Упрекнемъ ли Екатерину излишнимъ воинскимъ славолюбіемъ? Ея побѣды утвердили внѣшнюю безопасность Государства. Пусть иноземцы осуждаютъ раздѣлъ Польши: мы взяли свое. Правиломъ Монархини было не мѣшаться въ войны чуждыя и безполезныя для Россіи, но питать духъ ратный въ Имперіи, рожденной побѣдами.

Петръ III, желая угодить Дворянству, далъ ему свободу служить или не служить; умная Екатерина, не отмѣнивъ сего закона, отвратила его вредныя для Государства слѣдствія; соединила съ чинами новыя прелести или выгоды, вымышляя знаки отличій, и старалась поддерживать ихъ цѣну достоинствомъ людей, украшаемыхъ оными. Крестъ Св. Георгія не рождалъ, однакожь усиливалъ храбрость. Многіе служили, чтобы не лишиться мѣста и голоса въ Дворянскихъ Собраніяхъ; многіе, не смотря на успѣхи роскоши, любили чины и ленты гораздо болѣе корысти.

Сравнивая всѣ извѣстныя намъ времена Россіи, едва ли не всякой изъ насъ скажетъ, что время Екатерины было одно изъ счастливѣйшихъ для Россіи, едва ли ни всякой изъ насъ пожелалъ бы жить тогда.

1811 годъ.

 


© Электронная публикация — РВБ, 2004—2024. Версия 3.0 от от 31 октября 2022 г.