1. Письма русских писателей XVIII века
2. Ф. В. Каржавин

4
15 июля 1762

Mon très cher père!

Je vous ai exposé fort au long dans mes dernières lettres l’état pitoyable dans lequel je suis, quel est le plan de mes études et combien on est peu exact à le suivre; enfin, combien on est injuste à mon égard. Je ne puis pas mettre le pied hors de chez mr Vauvil-liers ^l que je ne sois suivi de quelqu’un. J’ai été fort longtemps malade il y a quelque temps pour toutes les tracasseries qu’on cherchait à me susciter. Je ne puis aller à l’office chez son excellence mr le comte Czernicheff,² mais on me force à aller à l’église de France. Je ne puis pas même aller voir aucun de mes amis et de nos protecteurs. Mr l’ambassadeur m’a fait dire dernièrement par mr Charapoff ³ qu’il était très fâche de ce que je ne venais point le voir tous les 15 jours; car il y a environ 6 mois que je n’ai été chez lui et cela parce que m’était défendu d’aller seul où est-ce que soit, je ne puis y aller qu’avec mr Hérissant.⁴ Or, mr Hérissant n’a pas le temps de m’y mener. Je passe la plupart des jours de congé à la maison, ou bien on me mène à 2 pas de la maison; au lieu qu’avec mon oncle je voyais tout ce qu’il y avait de curieux à Paris, j’allais voir les bibliothèques publiques, les cabinets des savants; mais actuellement je risque d’être renvoyé de chez mr Vauvilliers et

d’être agonisé de sottises par mr Hérissant, s’ils apprenaient que j’allasse une seule fois à la Comédie et autres spectacles. De sorte que quand je rentrerai à Saint-Pétersbourg, je ne saurai pas ce que c’est que Paris, ni Versailles, ni la Cour de France, Je serai en un mot un vrai badaud qui paraîtra nouveau partout où il ira.

Dans la lettre que mr Hérissant vous écrivit avec moi au mois de septembre 1761, il prie très instamment mon oncle, à qui il l’avait adressée, de vous la remettre en mains propres; mais il paraît qu’il n’en a pas fait grande chose, supposé qu’elle était reçue, on s’y étendait fort au long sur l’éloge de mr et de mme Vauvilliers aussi bien que de toute sa maison. Mais mr Hérissant ne connaît mr Vauvilliers que pour lui avoir parlé quelques fois; jugez, si cela est suffisant pour juger de la capacité d’un homme; mais moi qui demeure chez lui depuis 11 mois, voici le portrait que je vous <donne>. Enfin, imaginez-vous que depuis sept ans qu’ils Ont soin de moi, ils ne m’ont pas donné une seule fois une paire d’escarpins, mais toujours de gros souliers; de sorte que quand j’ai reçu l’argent, je comptais que j’en emploierais une partie pour acheter les livres, et l’autre pour payer, recevoir et envoyer des lettres par la poste et pour autres petits besoins comme celui-ci. J’avais prié au commencement de l’été mme Hérissant de faire ôter à ma veste de drap noir la doublure de laine qui y était et d’y en faire mettre une de toile, mais elle ne Га pas voulu et j’ai été obligé d’y se faire mettre une moi-même de toile de coton. Ainsi je vous assure que votre argent sera bien employé, j’ai déjà acheté pour 20 livres de livres français de philosophie, physique, botanique, chirurgie, chimie et un ouvrage de Stralenberg sur l’Empire Russien ⁵ traduit de l’allemand en français par mr Barbeau,⁶ intime ami de mon oncle et le mien. Mais il y a grande apparence que ce qui me reste je serai obligé de le donner à mme Hérissant; mais ce ne sera qu’en différant de jour en jour et en dépensant toujours. Par exemple, j’avais une bourse à cheveux depuis 9 mois, j’en ai acheté une. Vous devez conclure de là que je ne reçois pas l’argent de ma pension, et que mme Hérissant qui le garde rie m’en rend jamais aucun compte et ne m’en parle seulement pas. Je devais apprendre la philosophie, la géométrie, l’algèbre, les mathématiques, la géographie, l’histoire, le dessin, l’anglais, l’allemand, l’italien, à danser, à faire des armes, à monter à cheval etc. et depuis 10 mois que je suis chez mr Vauvilliers je n’ai encore rien commencé à faire. Je vais seulement faire ma philosophie au collège, et voilà tout. Je sais le latin et quand vous le voudrez je vous écrirai en latin. J’explique le grec, mais je ne le parle encore. J’entends un peu de russien et même assez pour voir que votre dernière lettre est fidèlement traduite, ce dont je suis très obligé au traducteur quel qu’il soit, puisque je n’ai pas l’honneur de le connaître. J’apprendrai encore à écrire, avant que de m’en retourner; mais tout cela viendra quand cela se pourra, car l’année qui vient on ne me fera pas plus faire que cette année-ci, prétexte que je devais passer mettre es arts au mois

d’octobre de l’année 1763. Il me faut repasser toute ma philosophie, ce qui me prendra un temps considérable et ne me fera pas plus savant.

En un mot, voici ce qu’il faut croire, c’est que mr Hérissant m’a mis chez mr Vauvilliers non point du tout pour devenir savant, mais pour devenir bon catholique romain, car mr Vauvilliers est d’une des sectes de France les plus austères, je veux dire les disciples de Jansénius qui ont pour ennemis irréconciliables les disciples de Molina.⁷ Aussi tous les dimanches et fêtes il ne fait autre chose que nous prêcher et nous faire des instructions sur la religion; outre cela, comme il n’a pas beaucoup de bien relativement à 5 enfants qu’il a tous les cinq en âge d’être mariés, mr Hérissant lui veut du bien, et vous le devez sentir par un mot qu’il glisse dans la lettre qu’il vous écrit le mois de 7-bre 1761 et que vous n’avez pas reçue; il y dit que «mr Vauvilliers n’étant pas fort à son aise, il faudra supplier le grand chanceliier ⁸ de lui obtenir de sa majesté impériale une espèce de petite récompense après mon éducation finie». En attendant il lui donne 1000 livres pour moi sans seulement m’avoir demandé au commencement de l’année, si je voulais aller chez lui; j’y suis nourri, blanchi et logé, c’est assurément gagné 1000 livres. Au lieu que si dans une pension ou chez un bourgeois on me donne une petite chambre et un petit cabinet, cela coûterait 150 ou 120 livres par an; j’aurai là toutes mes petites affaires, le cabinet me servirait de laboratoire, ensuite pour 200 livres j’irais manger à l’auberge; pour les habillements, on ne s’habille pas tous les ans. Ainsi j’aurai toujours 1000 livres de reste pour payer les maîtres dont j’aurai besoin, et il me resterait encore de quoi voir la Cour de Versailles et autres beaux environs de Paris. Et pour que vous ne pensiez pas que je vous trompe, priez mon oncle de vous montrer la lettre qu’une dame qui s’intéresse grandement à moi écrivit à mon oncle en même temps que je vous écrivis celle-ci et que je lui fis tenir par mr Foulon ou plutôt par un navire que mr Foulon a fait partir pour Pétersbourg, et pour ne me pas faire perdre le temps dans un pareil détail vis-à-vis de mon oncle montrez-lui, je vous prie, cette lettre afin qu’il voie lui-même dont il s’agit et que vous puissiez raisonner ensemble des moyens ou de décharger mrs Hérissant et Vauvilliers de l’occupation de mon éducation, ou de me faire avancer par une autre voie et de me faire la vie un peu moins gênée et plus tolérable pour pouvoir m’appliquer à l’étude avec plus d’ardeur étant moins chagrin et moins inquiété. Songez surtout que vous ne sauriez me faire de plus grand plaisir que me faire sortir et de chez mr Vauvilliers et de chez mr Hérissant. Mr Vauvilliers dit à mr Hérissant ce qu’il veut; et Mr Hérissant prenant les paroles non pas pour des paroles d’un homme intéressée, mais pour la vérité elle-même, va rapporter tout à mr l’ambassadeur qui se trouve par là trompé sans le savoir. La dame qui écrit à mon oncle me verra avec plaisir chez elle, et c’est à lui que vous adressez vos lettres en y mettant l’adresse qui est à la fin de ma lettre.

Ecrivez-moi, je vous prie, au plutôt, et mettez-moi dans un billet séparé votre adresse en russien: à propos, comme je commence à rapprendre le russien que j’ai oublié par la faute de mr Hérissant qui avait défendu à mon oncle de m’aller voir à la pension et de m’entretenir en russien de peur, disait-il, de me détourner de mon devoir, vous feriez très bien d’écrire pendant quelque temps vos lettres sur des lignes très séparées les unes des autres et au lieu de traduction suivie, faire mettre à un traducteur latin les mots latins au-dessous de chaque mot russien, ce qui m’avancera beaucoup pour l’intelligence de la langue. Mon oncle ferait cela on ne peut pas mieux; il faudrait le prier de le faire et il ne me le refusera pas pour moi. C’est pour disposer de quelqu’un chez mr l’ambassadeur je ne le puis, puisqu’on ne m’y mène jamais, et conséquemment je n’y connais que mr Lepage, mr Charapoff et mr Kotinski.⁹ Je souhaite toutes sortes de prospérités à ma chère mère et je vous quitte en m’avouant toute ma vie votre très obéissant fils

Прости, сударь.

Перевод:

Государь мой батюшка!

В своих последних письмах я подробно обрисовал вам жалкое положение, в котором нахожусь, каков план моих занятий и как неточно он выполняется, наконец, как со мной несправедливо поступают. Я не могу выйти из дома г-на Вовилье¹ без того, чтобы за мной кто-нибудь не следовал. Недавно я был довольно долго болен из-за всех придирок, которыми меня изводят. Я не могу пойти на богослужение, совершаемое у его сиятельства графа Чернышева,² а заставляют меня ходить во французскую церковь. Я не могу даже навестить кого-либо из моих друзей и наших покровителей. Г-н посол передал мне через г-на Шарапова,³ что он очень рассержен на меня за то, что я не являюсь к нему каждые две недели: а не был я у него около 6 месяцев. Мне же было запрещено ходить одному куда бы то ни было, а только с г-ном Гериссаном,⁴ но г-ну Гериссану некогда со мной туда ходить. Свободные дни провожу я большей частию дома, или водят меня куда-нибудь поблизости. А между тем с дядюшкой видел я все, что было примечательного в Париже, осматривал публичные библиотеки и кабинеты ученых. Ныне же г-н Вовилье прогнал бы меня, а г-н Гериссан измучил бы своими глупостями, если бы узнали они, что я хоть единожды побывал в Комедии и на других спектаклях. Так что, когда я возвращусь в Санкт-Петербург, то не буду иметь и понятия о том, что такое Париж, Версаль и французский королевский двор. Одним словом, буду настоящим разиней, который, где ни появляется, всему дивится. В письме, которое мы с г-ном Гериссаном написали вам в сентябре 1761 г. на имя дядюшки, он настоятельно просил его передать вам это письмо в собственные руки. Ежели письмо дошло, не думаю, чтобы он многого добился, рассыпаясь в похвалах г-ну и г-же Вовилье, а равно и всему их дому. Г-н Гериссан и говорил-то с г-ном Вовилье всего несколько раз; посудите сами, разве достаточно этого, чтобы судить о способностях человека; между тем я живу у них 11 месяцев и вот что могу о нем сказать.

Вообразите: в течение 7 лет, что они обо мне заботятся, они ни разу не снабдили меня легкими туфлями, но всегда только грубыми

башмаками. Так что, когда получил я деньги, то рассчитывал употребить часть их на покупку книг, а другую на различные почтовые расходы и на потребности вроде этой. В начале лета просил я г-жу Гериссан распорядиться заменить на моем черном суконном камзоле шерстяную подкладку полотняной, но она того не захотела, и я был вынужден сделать это сам.

Итак, уверяю вас, что ваши деньги будут хорошо употреблены. Я уже купил на 20 ливров французских книг по философии, физике, ботанике, хирургии, химии и труд барона Страленберга о Российской империи,⁵ переведенный на французский язык с немецкого г-ном Барбо,⁶ близким другом дядюшки и моим также. Остальное, вероятнее всего, придется мне отдать г-же Гериссан, но сделаю я это как можно позднее, а между тем буду их тратить. К примеру вот уже 9 месяцев у меня один кошелек на волосы, теперь я купил еще один. Из этого вы должны заключить, что пенсиона своего я не получаю, что г-жа Гериссан, у которой он сохраняется, никогда не дает мне о нем отчета и даже о нем не упоминает. Я должен был изучать философию, геометрию, алгебру, математику, географию, историю, рисование, английский, немецкий, итальянский, учиться танцевать, заниматься фехтованием, верховой ездой и т. д. В течение 10 месяцев, что я нахожусь у г-на Вовилье, я еще не начинал ничем заниматься. Изучаю я только философию в коллеже, и это все. Я знаю латынь и, когда пожелаете, напишу к вам по-латыни. Перевожу с греческого, но еще не говорю на нем. Я немного знаю по-русски и даже довольно, дабы понять, что ваше последнее письмо точно переведено, чем я весьма обязан переводчику, кем бы он ни был, потому что я не имею чести его знать. До того, как вернуться, я еще буду учиться писать, но все это по возможности. В будущем году меня не заставят делать больше, чем в нынешнем, под тем предлогом, что мне надлежит сделаться магистром искусств в октябре 1763 года. Мне надо будет повторить всю философию, а это потребует много времени, хотя и не сделает меня более ученым.

Одним словом, г-н Гериссан определил меня к г-ну Вовилье не для того, чтобы я сделался ученым, а для того, чтобы сделался я добрым католиком, так как г-н Вовилье принадлежит к одной из самых суровых сект во Франции, а именно к секте последователей Янсениуса, лютыми врагами которых являются последователи Молины.⁷ Поэтому каждое воскресенье и каждый праздник он наставляет нас и обучает своей религии. Кроме того, поскольку он не довольно богат, чтобы обеспечить своих дочерей, которые у него все пять на выданье, то г-н Гериссан склонен ему помочь, и вы должны были бы это почувствовать из слов, проскользнувших в письме, которое он написал вам в сентябре 1761 г. и которое вы не получили. Он говорит там, что, поскольку г-н Вовилье испытывает затруднение, «следовало бы просить великого канцлера⁸ испросить у е. и. в. нечто вроде небольшого вознаграждения для него по окончании моего образования». По-видимому, в начало года он выдаст ему 1000 фр. на мое содержание, не спросив меня, хочу ли я к нему идти. Я здесь живу, пользуюсь столом и стиркой, и это стоит 1000 ливров. Между тем в пансионе или у какого-нибудь горожанина имел бы я маленькую спальную комнату и маленький кабинет. Это стоило бы 150 или 120 ливров в год. Я делал бы там все свои дела, кабинет служил бы мне лабораторией, на 200 ливров я столовался бы в трактире. Что касается одежды, то ее покупают не каждый год. Таким образом, у меня оставалось бы еще для оплаты потребных мне учителей и для того, чтобы увидеть Версальский двор и другие прекрасные окрестности Парижа. Чтобы вы не подумали, что я вас обманываю, попросите дядюшку доказать вам письмо, которое одна дама, весьма мною интересующаяся, написала ему одновременно с тем, как я написал вам это; письмо ее я послал ему через г-на Фулона или, скорее, на корабле, который г-н Фулон снарядил в Петербург, а чтобы не терять времени, покажите, прошу вас, дядюшке это письмо, дабы сам он видел, о чем идет речь, и вы могли совместно поразмыслить о том, как

отстранить гг. Гериссана и Вовилье от моего воспитания или как вывести меня в люди иначе, или как сделать мою жизнь чуть менее тяжкой и более терпимой, чтобы, обретя хоть немного радости и покоя, мог бы я отдаться учению с большим усердием.

Для меня вы не смогли бы сделать ничего лучшего, чем избавить и от г-на Вовилье, и от г-на Гериссана. Г-н Вовилье говорит г-ну Гериссану все, что хочет, а г-н Гериссан принимает его слова не как слова человека заинтересованного, а как самое истину, затем передает все г-ну послу, который оказывается вследствие этого обманутым, сам того не зная. Дама, которая написала дядюшке, с удовольствием примет меня у себя, и именно ей вы должны будете посылать свои письма, обозначив адрес, приписанный в конце моего письма. Напишите мне, прошу вас, как можно скорее и на отдельном листке укажите ваш адрес по-русски. Кстати, поскольку я вновь начинаю изучать русский язык, который я забыл по вине г-на Гериссана, запретившего, как он утверждает, из боязни отвлечь меня от моих обязанностей, дядюшке навещать меня в пансионе и беседовать со мной по-русски, прошу вас в течение некоторого времени писать письма с большими пропусками между строк и вместо связного перевода велеть латинскому переводчику над каждым русским словом надписать латинское (дядюшка сделал бы это наилучшим способом), что позволит мне сильно продвинуться в изучении языка; надо его об этом попросить, поскольку для меня он в этом не откажет. Рассчитывать на кого-либо у г-на посла я не могу, поскольку меня туда никогда не водят, и потому я знаю там лишь г-на Лепажа, г-на Шарапова и г-на Хотинского.⁹

Я желаю всяческих благ государыне матушке и расстаюсь с вами, навечно пребывая ваш покорнейший сын