25
2 октября 1777
Милостивый государь батюшка! Никита Артемонович!
Вчерашний день имел я случай говорить с человеком, который, проезжаючи, у вас обедал: это Михайло Яковлевич Неручев.1 Он рассказывал дядюшке, что вы ему помогли и дали все случаи исправить его надобности. Дядюшка этим так веселился, что хотел нарочно вас благодарить. У нас с Покровом и морозы показались, которые, хотя и прежде зачались, но не так сильны были, как вчерашний и нынешний. Я себе на этих днях купил барку за девять рублей с полтиной. Нынешнее письмо мое нечувствительно наполняется бездельными приключениями, не стоящими быть пересказываемы<ми>: это затем, что мое упражнение дни с два-три попромежутилось и я по большой части сидел дома. Нынче разбираюсь в кое-каких механических книжках и делаю из них выписи. Также читаю одну французскую поэму о живописи с двумя латинскими о том же и рассуждениями от творца поэмы г. Вателета.2 Иван Матвеевич не может себе представить, какой можно найти вкус в живописи. Вчерась после обеда я уложил его спать этим, что стал читать ее. Простите меня, что я вам
описываю сии ничего не значущие подробности моей жизни. Мне не осталось ничего более писать, как только, если позволите, просить о продолжении родительской милости, о удостоении иногда взором, хотя и издалеча, меня. Я почитаю за счастие мое, если буду достоин что-нибудь сделать вам угодное. Ваши милости составляют то благополучие, которым я наслаждаюсь. Я остаюсь навсегда, милостивый государь батюшка, ваш нижайший сын и слуга
Милостивая государыня матушка сестрица Федосья Никитишна! Сколько я ни воображаю себе, я не могу представить, в чем бы ты теперь упражнялась. Мне бы хотелось, чтобы что-нибудь тебя забавляло. А Тверь мне что-то кажется пуста. Видишь, сколько велико самолюбие, будто уж там нет никого, где нас нет. Я пишу в сумерки; так и слог мой сумрачен, не прогневайся. Ты ко мне не писала, читала ли ты Мармонтелевы опереты и довольна ли ты которою-нибудь из них. Эйлеровы письма прекрасны: нельзя быть лучше курса физики для дамы. Но вить оригинал их по-французски, так ежели покупать, который бы ты хотела? 3 Si ce n’est que notre cher père pourrait aussi lire le russe. * Я весь теперь в живописи. Примечания г. Вателета суть нечто превосходнее, нежели поэмы его. Он рассуждает наперед о пропорциях, из них выводит искусство целого, de l’ensemble, ** а от сих двух частей переходит на движение и равновесие фигур в картине. Потом следует соединение света и тени, о красках и, наконец, выражение живописное и страсти, так что он объял почти все части живописи. Я когда-нибудь сообщу из оных по местечку. Меня нынче Ванька напоил паче чаяния кофем. Mais quel café? Je vous le laisse à deviner.*** Бурда бурдой. Прощай, маминька. Новиков показывал мне эстамп славного нынешнего гравера де Виль, 4 где изображена девочка, которая держит чашечку и пускает пузырьки. Один делается в чашечке, два другие летят по воздуху. Так тонко, так нежно они сделаны, что за стеклом почтешь за настоящие и станешь сдувать.
Пора окончить, de peur, **** чтоб я не зачал сам гравировать. Прощай, матушка. Играй на клавирах и <читай> «Генриаду», Буало et caetera.*****
Матушка Татьяна Петровна, здравствуй!
Перевод:
* Если бы наш батюшка мог прочесть и по-русски.
** ансамбля.
*** Но какой кофе! Предоставляю вам догадаться.
**** из боязни.
***** и так далее.