Милостивый государь мой батюшка! Никита Артемонович!
Сие после обеда получил я ваше милостивое письмо, пущенное от 27 прошедшего месяца. Я почитаю себя счастливым, что я оставил в Твери людей, которые удостаивают меня своими воспоминаниями, хотя, настоящим образом, вам я обязан за оное. И чем обязан я не вам? Из сего самого письма вижу я, сколько вы изволите заниматься моим счастьем. Я не осмеливаюсь отметать ваших намерений в рассуждении письма к Зоричу.1 Но чистосердечно могу вас уверить, что мое спокойствие отнюдь не терпит через то, что я не офицер. Мне бы хотелось самому сколько-нибудь подать причину меня вспомнить. Что будут говорить по городу для того, что письмо сие тайно прибыть не может? Правда, что теперь не спрашивают резонов: я хочу себе счастья, зачем? Ежели я взял, так и прав. По крайней мере, нам ответствовать нечего, когда спросят, что за причина? Теперь у Зорича секретарем Матвей Иванович Афонин, человек вам знакомый и мне и который от этого не отпирается. Зорич ныне президентом в Вольном экономическом обществе, и для того, что это ему ново, всякую среду и субботу собрание, и которые преж сего года три не ездили, теперь не смеют пропустить ни разу и несут чепуху, как говорит Михайло Матвеевич. Нынче был я у Анны Андреевны, которая приносит величайшие благодарения за ваше старание по ее делу и поздравляет с пожалованием в виц-губернаторы. Ей было уж это известно прежде, нежели вышло, затем, что Сиверс сказывал, и жалеет, что как я давно у ней не был, не могла она первая вас уведомить. Дала мне комиссию подписаться под «Утренний свет». Нижайше осмеливаюсь вам припомнить о посланных к вам объявлениях для подписки к сему журналу. Сам Николай Иванович будет вас благодарить о том. Здесь в городе все подписываются, и Тверь, я думаю, захочет подражать Петербургу. Благо что дано средство. Хорошо добро делать из какой бы причины ни было. Хоть и для того, что так водится. Некто неизвестный, думают, что Иван Ив<анович> Шувалов, подписал в октябре за один эксемпляр 100 руб<лей>. Многие по 25-ть. Одному вельможе сказали про подписку этого журнала: все подписываются-де. — «Ну! так и я, да сколько надобно?» — «Цена три рубли, но иные подписали из благотворительности пять и десять». — «Ну! так я двадцать пять». — Это Брюс.2 Сентябрь и октябрь перешлю я к вам по ямской в день почты. Вы полюбите намерение и творца его. Вчерась рано ездили мы с меньшим Иваном Матвеевичем к Сиверсу благодарить: да он не сказался, для того, что тот же день ехал в Новгород. В прочем, прося бога о вашем драгоценном
здравии и родительской милости, остаюсь навсегда, милостивый государь батюшка, ваш нижайший сын и слуга
Матушка сестрица Федосья Никитишна, голубушка!
Вчерась, то есть прошлого года вчерась, был я нескромен. Так теперь поскромничаю. У меня Ханыков нынче обедал и только теперь от меня. Я купил себе Уца, 3 славного лирика немецкого. Это propos rompus.* Ты меня подарила письмецом, которое я читал plus d’une fois ** и читал Ханыкову. C’est pour faire parade et...*** Ho, je vous épargne. On a de la modestie, si l’on respecte celle des autres.**** Отпиши, маминька, к своему другу Бастидонше.4 L’autre jour étant avec elle je la regardais, et croyant vous voir en elle.*****
Перевод:
* бессвязные речи.
** не раз.
*** Это для того, чтобы похвастаться и ...
**** я пощажу вас. Скромный уважает скромность других.
***** На днях, будучи с нею, я смотрел на нее, надеясь увидеть в ней вас.