Любимцы гения от самой колыбели Прекрасного заемлют нежный вкус, И водят граций хор, и слышат песни муз. Тьмой разных он путей ведет их к славной цели И расточает тьму даров: И плески множества, и почести дворов, И душ отменных дружбу. Дыханьем гения тревожится пиит, И умствует мудрец, и рвется сибарит Из рук отчаянной любовницы на службу, И в двадцать лет уже победой знаменит. Но менее сердит, Сей гений резвости влагает в пустомелю, Который при дворе на службе ту неделю С Темирой томною на арфе он звенит, Внушает сказку Мармонтелю И с Бомарше смешит. Не может тяжкий труд и хладно размышленье Мгновенным гения полетам подражать, И сокровенную печать, Которая его дает благоволенье, Нельзя искусству похищать. Сей огнь божественный, сие одушевленье, Которое творит, — Он, он его своим возлюбленным дарит; Он обращает им все средства в наставленье. Вергилиев, Корреджев колорит, Иль поражающий и живописный вид Природы дикой, мрачной, Иль сердце нежное, которо тонко спит Под дымкою прозрачной, — Всё служит гению. Малейшие черты Источником ему бывают красоты, Но со счастливейшим души образованьем, Когда бы льстился мирт со лавром соплетать, Сердечный терн быть может дара тать; Душевно здравие владеет дарованьем. Ах! если дух тесним страстей обуреваньем И свет покрыт густою тьмой, Тогда и гений сам светильник гасит свой.
226
Воспитанник его, оставленный и сирый, С расстроенною лирой, Заросшей странствует тропой. Соперник дерзостный Албана Иль Тассов ученик, Произведет ли он дышащий граций лик Или Армидин сад в средине океана? Услышит Духа бурь во песнях Оссиана Иль с Юнгом, может быть, Он будет слезы лить. Но сей покров волшебный, Который для него природу одевал, Рукою снят враждебной, И мир без своего очарованья стал. Не будет боле он в сени уединенной, У тока чистых вод, Взирати, восхищен, на ясный неба свод И жить с природою, потерян во вселенной. Без нужды воздыхать, возможно ль петь любовь? И между тем как томна кровь Влачится тягостно Меандром, Изобразит ли он любимую Леандром, Уединенную священницу любви, Прекрасну Иро, во крови У башни, где вела счастливейшу неволю, С возлюбленным своим делящу горьку долю? Изобретет ли он волшебный островок И посреди его лиющийся поток, Над коим зыблются древесные вершины, Остановляющий журчание свое Для восприятия стыдящияся Лины, И шорох листвия, пужающий ее? Ах! до́лжно быть природы милым чадом, И слышать глас ея, И в полноте вкушать всю сладость бытия. Коль беден тот, что скорби хладом Зрел юности цветы поблекши своея; Неосторожно свел две сцены жития, Со утром сумерки, надежды с сожаленьем, И, чашу роскоши стремительно пия, Все выпил радости и вместе с вожделеньем!
227
Счастливый юноша! прекрасной музы друг! Питомец грации моральной! Будь доле в обществе небесных сих подруг; Довольно времени для истины печальной. Ах! юношества цвет Уносит резвости, стыдливость, воздыханья, Как роз благоуханья, Которые зефир по воздуху лиет. Не разгоняй сей рой сияющий и звучный Веселий резвых, легких снов, Которых общества желал бы философ В своей пустыне скучной, Желал бы суетно; меж тем как весь их строй Сегодня учится в уборной У Нины непокорной, Которой рабствует и пастырь и герой.
1785, <1797>
М.Н. Муравьев. Сила гения // Муравьев М.Н. Стихотворения. Л.: Советский писатель, 1967. С. 226—228. (Библиотека поэта; Второе издание).