Ад — темные места, жилище сил подземных, Не знают, что там свет, и нет часов там дневных. Всё вечная там ночь, не видят там планет, Не видят там луны, печальный там лишь свет, От множества лампад, возжженных пред Плутоном; Печальны тени там шатаются пред троном. Без всяких все одежд, не так, как в гроб кладут, Снисшедши души в ад, нарядов не берут. Из мертвых лишь костей устроен трон Плутона, В ад сходят тьма живых; но выйти им — препона. Цербер терзает их, лишь слышит дух живой, А кости их на трон сбираются святой. Премного окружен Плутонов трон столпами, Столпы увешаны все мертвыми костями. И черный балдахин в приличных всех местах Унизан в множестве всё в мертвых же главах. Плутона зрят тут все в порфире облеченна, Одежда мщения в крови вся омоченна. Ад сводами покрыт над множеством пещер, Пещеры темны все, и все суть разных мер. Но в тех, что столь вдали стоят от адска трона. Там ощупом идут, идя до Флегетона. Река сия горит от серных сил своих; Четыре там реки несчастных таковых. Там горький Ахерон, Коцит есть полн слезами, Стикс с ужасом есть чтим и самыми богами. Пространство всех пещер подобно царств странам, А своды темные подобны небесам. Разверстия пещер с обширными дугами Тут служат для пути у всех пещер вратами. Смешенна с тихостью глубока темнота Плачевными чинит вход в всякие врата. В ад много снисходя, вон паки возвращались. Но те небесною рукою провождались. Таков был Геркулес, он волей в ад снисшел, Алцесту паки он из ада в свет извел. Поступок дружеский! О, как мой ум пленяет! Для друга и́дет в ад и ужас презирает! Поистине пример Орфею сей был льстив, Любовью он водим был также в аде жив.
439
Он Эвридицию узреть там уповает; Не силою руки себя он воружает, Но жалостью любви, и чрез плачевный стон Был тронут страшный ад и с оным сам Плутон. Взяв скрыпку он свою, тон жалкий устрояет, И строя скрыпку, он к слезам уж ад склоняет. Потом, когда играть подобно стал слезам, Из глаз его ручьи лилися по щекам. Лилися и у всех, на жалость ту взирая, Весь слушал ад его ту песню, воздыхая. Взяв за руку Плутон царицу адских сил, На трон ее к себе он ближе посадил. Он первый раз в глаза к ней с жалостью взирает, И, слезы отирав, к супруге так вещает: «Вот весь пример любви; всем должно так любить; Стенящему тотчас велите возвратить Прекрасную его и верную супругу. Но я к тебе, Орфей, вещаю так, как к другу,— Речет к нему Плутон, — поди ты с нею в свет, Во аде не страшись себе никоих бед, Весь тронут ад тобой, и всем ты жалок стался, Но надо, чтоб в пути ты к той не обращался, Которую во ад снисшел ты получить; Вослед будет она шагов твоих иттить, А если обратишь к ней влю́бленные очи, Вторично ввергнешь ты ее в жизнь вечной ночи; Нет власти в том моей, так ей быть рок судил, Но я б того желал, чтоб ты послушен был». Вот проба; сколь легко не зреть того, что мило! Вещание к нему Плутона как ни было; Пред самым входом в свет, лишь в день ступить ногой, Забыл он весь приказ, воззрел к своей драгой. Но только лишь он к ней в любови обратился, Жестоким роком он опять ее лишился; Супруга, от него летя как легка тень, В слезах лиясь, рекла: «Прости ввек паки, день, Прости, любезный мой, я в том не сомневаюсь, Что верен мне ты ввек, хоть я тебя лишаюсь». Стесненный горестью и бедный столь Орфей, Вторично что лишен любезныя своей, В последние себя он тем лишь утешает — Огромный мозолей он ей сооружает;
440
На нем он надписал своею сам рукой: «О ты, с которою остался ввек дух мой, Кто смертный в ад сойдет, от всех уразумеешь, Что ты хоть не жива, но всем ты мной владеешь. А как оставлю я несносный свет и злой, Во аде съединен опять буду с тобой». Две верные любви нам смерть здесь представляет. Орфея в верности и ад не устрашает. Алцесты нежна страсть похвальна столько есть, Что верным всем любвям она ввек будет честь. Адмет Фересский царь супруг был сей Алцесте, Плененные в любви душею жили вместе. Но бедствием как впал во злу болезнь Адмет, Алцеста в храм в слезах и горести идет. Оракула она, рыдая, вопрошает, Какую рок судьбу супругу устрояет? Оракул, к ней склонясь, слова сии речет,— Но что то за слова! О, у́жасный ответ! — Что если ляжет в гроб сама она Адмета, Супруг пребудет жив, она сойдет лишь с света. Достойная любви красавица сия На жертву принесла в тот самый час себя. Но к счастию царя, в тот самый же злой час, Алцесты нежна жизнь как злой прияла раз От страшного ножа, и ад ее взимает,— К Адмету Геркулес, друг верный, пребывает. Услышав всю печаль несчастного столь дня, Ничуть не устрашась геенны всей огня, Снисходит он во ад, дубиной воруженный И кожею лишь льва Нумидска покровенный. Содро́гнулся весь ад, узря его впервой; Плутона скипетр пал на землю костяной. Страшилища все там попрятались в мгновенье, И винные тем все прияли облегченье. Никто ему впротив ни слова не речет, Алцесту там нашел и вон ее ведет. Один Цербер к нему лишь пасти разверзает, Он взял его за хвост, из ада извлекает. Любовники в любви таких же нежных мер, Алцеста и Орфей да будет вам пример. Я мог бы ад списать с пространным изъясненьем, Но горько будет тем, кто винны согрешеньем.
441
Там многие свой вид мук в тысящах узрят, Заживо злостным там готовят мук снаряд. Заране им места́ там всем определяют, И к фуриям презлым во список их включают. Лишь со́йдут души в ад, нет спросу ни о чем, Их гонят фурии на муку всех бичем. А то неправда есть, что три царя ад судят; Три оные царя лишь фуриев злых будят. Как в лености они не мучат ад никак, За ними Радамант, Минос зрит и Эак. И фуриев они злых также принуждают, Что к злостному труду бичем же их гоняют. Там есть река Лете́, кто пьет ее воды́, Забудет прежни тот заботы и труды, В которых, быв живой, он столько упражнялся, Там надо, чтоб всяк дух и мыслей всех лишался. Но всем любовникам власть есть тех вод не пить, И воля им дана по смерти то любить, Тот зрак, которым дух был в свете утешаем, Им в памяти держать всегда есть позволяем. Где мучат души, то злым Тартаром зовут, Горящих волны вод вокруг его текут; И там скупой Харон в жизнь злую столь и гадку Всех возит на плоту из пакостного взятку. Там чу́довищ есть тьма в преу́жасных лица́х, И духов, что собой чинят столь сильный страх. Там Парки жизнь прядут, но то не рассуждая, Что часто жизнь кратят, нить важну прерывая. И множество там есть отменно знатных мук, Которых коль писать, наделаешь лишь скук. Я нежным всем сердцам страх делать не намерен, Любовник нежный всяк по смерти будет верен. Однако есть поля там праведным душам, Которо есть житье всем в нежности любвям: Покрыты те поля с хрустальным дном морями, И солнце светит сквозь своими к ним лучами. Как снидет Феб в моря, как ночь у нас живет, Он к счастливым душам и больше свет лиет. Пререзаны луга млечными там реками, И множество древес с приятными плодами. Из оных рек нектар кто в жажду почерпнет, Вся сладость не пример, какую испиет.
442
Се там любовники, объявшися руками, Довольны столь лежат под райскими древами. Хоть тела уж они в час смерти лишены, Но верных всех сердец там души спряжены.
<1771>
Воспроизводится по изданию: Поэты ХVIII века. В двух томах. Том первый. Л.: «Советский писатель», 1972. (Библиотека поэта; Большая серия; Второе издание)