Элегия о смерти Петра Великого. Вошло в изд. 1752 г., где силлабический стих заменен шестистопным хореем и дано новое заглавие: «Плач о кончине блаженныя и вечподостойныя памяти государя императора к самодержца всероссийского Петра Великого, отца отечества». В предисловии к изд. 1752 г. Тредиаковский писал: «Конец увенчан Плачем... сочиненным уже тому двадцать седмь лет, но исправленным и последним старанием вычищенным». Таким образом, элегия была написана в 1725 г., вскоре после смерти Петра, и ее, видимо, следует считать наиболее ранним из дошедших до нас произведений Тредиаковского (Тредиаковский сообщает о двух драмах, сочиненных в студенческие годы, но эти рукописи погибли за границей). Л. Майков связывает дату написания этого стихотворения с торжественной панихидой в Заиконоспасском монастыре, которая состоялась в начале февраля 1725 г., по получении вести о кончине Петра I, и приводит свидетельство современников: «Состроен был гроб и поставлен посреди церкви, и при собрании множественного народа от греко-латинских учителей и студентов о добродетелях его императорского величества, яко отцу отечества благоутробнейшему, прекрепкому в бранех победителю и оных училищ фундатору, благодарное изречение было» (Л. Майков. Молодость Тредиаковского. — «Журнал Министерства народного просвещения», 1897, июль, стр. 13). И. З. Серман
471в статье «Тредиаковский и просветительство» (сборник «XVIII век», вып. 5. М.—Л., 1962, стр. 208) отмечает композиционное и идейное сходство «Элегии» Тредиаковского с первой и особенно второй проповедью Феофана Прокоповича о смерти Петра (1 марта и 29 июня 1725 г.). Если это свидетельствует о влиянии Прокоповича, то следует предполагать более позднюю, чем у Л. Майкова, датировку «Элегии». Однако надо иметь в виду, что композиция проповедей, по признанию самого Феофана, идет от библейского образца — «Книги премудрости Иисуса сына Сирахова» (хвала царю Давиду), откуда могла быть заимствована Тредиаковским и до проповедей Феофана.
Слава. Здесь олицетворяется молва (латинск. fama).
Позабыла ль... сказывать не здраво? Здесь намек на то, что молва часто приносит ложные вести.
Не внушила... сие необычно — не услышала это необычное (известие).
Дала ль место скуке? — т. е. оставляла ли когда в бездействии?
Вне себя той весь преложило — т. е. мир весь изменился, стал вне себя.
Весьма сиру — совсем осиротевшую.
Праведно Россия — справедливо Россия.
Моя ты Паллада. Паллада говорит, что для нее самой воплощением высшей мудрости был Петр.
Кая без тебя мудрость уставится в чине? — Какая из наук без тебя получит должное направление?
Винословна — исследующая причину вещей (речь идет о философии).
Но тебе плакать будет в своем свое время — но тебе (Политике) будет свой черед плакать о своем горе.
Ей верно — истинно, точно.
Нарицаемом Марсе... ново — т. e. o Петре, которого называют новым Марсом.
Сень его. Марс считает себя только тенью Петра.
О небесни! небесни! и вы зависть взяли — о боги, и вы позавидовали Петру.
Без почтенна виду — т. е. дерзко.
Не исправлю — не исполню.
Марс... без тебя... волокита. Античная мифология изображала Марса, по выражению Тредиаковского, «великим волокитою», любовником Венеры. Смысл стиха: у Марса после смерти Петра только это качество и остается.
Тебе не сущу (в «Езде», по-видимому, опечатка: несущу) — если тебя не существует (обособленный оборот в старославянском языке — так наз. дательный самостоятельный, имеющий смысл придаточного условного или временного предложения).
Вем, что не должно храбру — знаю, что храброму не следует (плакать).
По веках возбнуться имущим — который через столетия прервется, прекратится (наступит пробуждение).
Починает по том... Политика стужна — после Марса начинает скорбная Политика.
Первее скрасил — раньше (т. е. до Петра) украсил.
В конец достигл — постиг до конца.
Изданные правы — законы.
И его правивш — и им управлявший.
Купно с ветры — вместе с ветрами.
Любителя. Имеется в виду особая приверженность Петра к морскому делу.
Несчастье при берегах. Имеется в виду смерть Петра (в Петербурге).
Каспийско же... больше всех. Каспийское море стонет, что Петр лишь однажды плавал по нему. Выделяя этот плач как заключительный и «больше всех», Тредиаковский, вероятно, вносит сюда и личное чувство: во время каспийского похода Петр посетил астраханскую школу, где учился Тредиаковский, и, по рассказам современников, одобрил знания и трудолюбие юноши, как бы указал ему путь.
472