167. 1831-го июня 11 дня («Моя душа, я помню, с детских лет...»).
Автограф неизвестен.
Копии: 1) РО ИРЛИ. Ф. 524. Оп. 1. № 21. Л. 21 об.–25 — авторизованная, в тетради 20; 2) РО ИРЛИ. Ф. 524. Оп. 4. № 85. Л. 23–29 с копии в тетради 20 в «Материалах для биографии М. Ю. Лермонтова» В. Х. Хохрякова.
Печатается по авторизованной копии с исправлением описок в ст. 26 («над мною» вместо «надо мною»), ст. 153 («прекрасней» вместо «прекрасной») и ст. 156 («ничто» вместо «но что»).
Датируется не ранее 11 июня 1831 г., исходя из даты, вынесенной в заглавие и, очевидно, обозначающей верхнюю границу датировки текста (terminus pоst quem). Эта дата, скорее, обозначает «дневниковую» природу текста, а не непосредственное время написания стихотворения (объем которого свидетельствует о многодневной работе).
Впервые: Лермонтов 1860: II, 105–115 (с купюрами в ст. 28, 29, 30); Лермонтов 1873: II, 88–96 (полностью).
По мнению Б. М. Эйхенбаума (1961: 48–49), жанр и строфическая организация стихотворения восходят к «Посланию к Августе» Байрона («Epistle to Augusta»; 1816; publ. 1830). Строфы 1, 2, 5 включены в драму «Странный человек» (1831; № 486), строфы 22, 24, 25 отчасти повторяют стихи поэмы «Джюлио» (1830; № 458). см. также примеч. к № 107.
Ст. 9–10. Как часто силой мысли в краткой час / Я жил века и жизнию иной... — Близкие мотивы, по наблюдению В. П. Воробьева (2009: 33–35), встречаются в нескольких текстах Байрона, ср.: «...for I had the share / Of life which might have fll’d a century...» («Epistle to Augusta»; Byron 1830: 304; пер.: «У меня была частичка жизни, которая могла бы вместить столетие»); «...for in itself a thought, / A slumbering thought, is capable, of years, — / And curdles a long life into one hour («The dream», 1816; Byron 1828: 517; пер.: «потому что мысль сама по себе, дремлющая мысль, способна преодолевать года, и свертывать долгую жизнь в один час»); «And gather in that drop of time / A life of pain, an age of crime. <...> / Such moment pours the grief of years <...> / Though in Time’s record nearly nought, / It was Eternity to Thought!» («The Giaour», 1813; Byron 1828: 134; пер.: «И сходятся в такой капельке времени жизнь, наполненная болью, и эпоха, наполненная преступлениями. <...> Такое мгновение изливает горечь многих лет <...> Хотя в потоке времени почти ничто, оно было Вечностью для Мысли!»).
Ст. 25. Известность, слава, что они? — а есть / У них над мною власть; и мне они / Велят себе на жертву всё принесть... — Ср. у Байрона: «With false Ambition what had I to do? / Little with Love, and least of all with Fame; / And yet they came unsought, and with me grew, / And made me all which they can make — a Name» («Epistle to Augusta»; Byron 1830: 303; пер.: «Что мне было до ложного честолюбия, любви и, менее всего, до славы? И все-таки они пришли незваные, и вместе со мной выросли, и сделали все, что могли сделать мне — Имя»). Отмечено: Воробьев 2009: 33.
Ст. 57–59. ...О, когда б я мог / Забыть, что незабвенно! женской взор! / Причину стольких слез, безумств, тревог! — считается, что эти строки посвящены Н. Ф. Ивановой (см. примеч. к № 69).
Ст. 101–102. Так в трещине развалин иногда / Береза вырастает молода... — Как показал Б. М. Эйхенбаум (1924a: 66–67), это распространенное сравнение, несколько трансформируясь, переходит у Лермонтова из произведения в произведение: в данном стихотворении оно появляется из посвящения к трагедии «Испанцы» (1829–1830; Т. 3. С. 9), а затем встречается в финале поэмы «Литвинка» (1832; Т. 2. С. 221) и в поэме «Боярин Орша» (1835–1836; Т. 2. С. 259).
Лит.: ЛЭ 1981: 586–587; Ефремов 1861: 488–497; Тынянов 1924: 63, 69; Эйхенбаум 1924a: 40, 61, 62; Эйхенбаум 1961: 48–49, 56–57, 61–62; Гинзбург 1940: 64–65, 107–108; Нольман 1941: 478–479; Гинзбург 1962: 145–146; Пейсахович 1964: 472–473; Архипов 1965: 142–153; Коровин 1973: 39–41; Удодов 1973: 64, 105, 177, 302, 534; Журавлева 1978: 11–13.