297. Два великана («В шапке золота литого...»).
Автограф: РО ИРЛИ. Ф. 524. Оп. 1. № 21. Л. 49 — беловой с правкой, в тетради 20.
Копии: 1) ОПИ ГИМ. Ф. 445. № 227а. Л. 42 — авторизованная, рукой С. А. Раевского с поправками Лермонтова в тетради Чертковской библиотеки, промежуточная редакция текста; 2) РО ИРЛИ. Ф. 524. Оп. 1. № 15. Л. 6 об. — неустановленным почерком, в тетради 15, подпись «Лермонтов»; вероятно, наиболее поздняя редакция стихотворения.
Печатается по копии в тетради 15.
Датируется предположительно июлем — августом 1832 г. по положению автографа в тетради 20 (см. выше, примеч. к № 291); датировка последней редакции текста предположительно устанавливается по дате в первой публикации (1836) и расположению авторизованной копии в тетради Чертковской библиотеки, состоящей из автографов 1834–1839 гг.
Впервые: ОЗ. 1842. Т. 22. № 5. Отд. 1. С. 1–2 (по копии в тетради 15, с датой под текстом: «1836»).
В автографе после ст. 8 была еще одна строфа, впоследствии вычеркнутая:
Страшны миру были оба
С гордым пасмурным челом;
Но в одном таилась злоба,
А презрение в другом.
Причина изъятия строфы может объясняться тем, что она нарушала четкую и оценочно маркированную оппозицию двух героев. Кроме того, объединяющая характеристика («с гордым пасмурным челом») легко связывалась только с Наполеоном — благодаря пушкинским стихам из 7-й главы «Евгения Онегина»: «Под шляпой с пасмурным челом / С руками, сжатыми крестом» (Пушкин 1937–1959: VI, 147); показательно, что ранее и сам Лермонтов использовал близкий оборот в стихах о Наполеоне: «Под шляпою, с нахмуренным челом, / И две руки, сложенные крестом» (1830; № 84).
Написано по поводу двадцатилетней годовщины Отечественной войны 1812 г.; переработка текста также, вероятно, была связана с юбилейными датами (25-летие событий праздновалось в 1837 г.). Историческая концепция стихотворения, спрятанная за аллегорическим сюжетом, в более явном виде выражена в строфах из поэмы «Сашка», посвященных Москве (1835–1836; Т. 2. С. 290):
Напрасно думал чуждый властелин
С тобой, столетним русским великаном,
Померяться главою и — обманом
Тебя низвергнуть. Тщетно поражал
Тебя пришлец: ты вздрогнул — он упал!
Вселенная замолкла... величавый,
Один ты жив, наследник нашей славы.
Отмечалось, что фольклорные формулы, просторечная лексика («хвать», «удалец») и характерный стихотворный размер (Х4) «Двух великанов» отсылают к традиции квази-народных песен 1812–1814 гг., однако ни в содержательном, ни в жанровом отношении сближать лермонтовское стихотворение с песенными (а тем более со сказочно-былинными) формами, видимо, не следует.
Ст. 1. В шапке золота литого... — Под золотой шапкой подразумевается, очевидно, «златая шапка Мономахова», старинный коронационный венец русских царей, хранящийся в Оружейной палате Московского кремля (см., например: Карамзин 1816–1829: II, 145). Возможно, что в образе золотой шапки, как и в образе русского великана, ассоциативно отразились купол и колокольня Ивана Великого в Кремле, которая в литературе о событиях 1812 года иногда выступала как символ Москвы и России: см., например, воспоминания Ф. Ф. Вигеля о возвращении в Москву в 1814 г.: «Золотая шапка Ивана Великого горела вся в солнечных лучах, как бы венец сей новой великомученицы [Москвы]» (Вигель 1891–1893: IV, 121; отмечено: Бродский 1964: 143), или воспоминания о взрыве Кремля при отступлении Наполеона: «Наконец, взошло солнышко, а вскоре после него показалась и золотая глава Ивана Великого; он стоял по-прежнему богатырем к нашей радости и к досаде французов» (Кичеев 1858: 83). Ср. также у А. Н. Муравьева в более позднем описании Кремля: «Ттрадно стоять на высотах Кремля в час всенощной, когда на зов златоглавого великана внезапно и со всех сторон откликаются его бесчисленные дети» (Муравьев 1840a: 164). У самого Лермонтова колокольня также становится поэтическим символом, сближаясь с центральным образом «Двух великанов»: «Кто видел Кремль в час утра золотой, / Когда лежит над городом туман, / Когда меж храмов с гордой простотой, / Как царь, белеет башня-великан?» (Т. 2. С. 200). Ср. у А. И. Полежаева в стихотворении «Иван Великий» (1833): «Опять она, опять Москва! / Редеет зыбкий пар тумана, / И засияла голова / И крест Великого Ивана! / Вот он — огромный Бриарей, / Отважно спорящий с громами, / Но друг народа и царей / С своими ста колоколами! <...> И он, супруг твой, Жозефина, / Железный волей и рукой, / На векового исполина / Взирал с невольною тоской!» (Полежаев 1987: 147; о связи лермонтовского и полежаевского текстов см.: Илюшин 1994: 11–14).
Ст. 2. Старой русской великан... — Помимо обобщенного аллегорического образа (Россия — великан), который использовался Лермонтовым неоднократно (уподобление России спящему богатырю Еруслану Лазаревичу в наброске 1831 г. (Т. 4. № 521), сравнение русского народа со «сторуким исполином» в «Вадиме», 1832–1833. — Т. 4. С. 13), здесь можно усмотреть и более узкое подразумевание, а именно фигуру М. И. Кутузова. В поэтических текстах, посвященных Отечественной войне, Кутузову регулярно приписывались, с одной стороны, признаки старости и опытности («украшен сединами», «герой под сединами», «старец грозный», и т. п.), а с другой, —характеристики гипертрофированной мощи («исполин», «колосс», «новый Геркулес», «Атлант»). Нередко фигура вождя, согласно правилам одической поэтики, метонимически сближалась с образом русского воинства и страны в целом. В более отдаленной перспективе бой старого русского великана (богатыря) с «трехнедельным удальцом» можно сопоставить с былиною о борьбе состарившегося Ильи Муромца с неузнанным сыном, молодым иноземным богатырем (Кирша Данилов 1818: 360–367).
Ст. 5. За горами, за долами... — Квази-фольклорный зачин, зафиксированный в популярной литературной песне С. М. Митрофанова «За горами, за долами, / За лесами, меж кустами / Лужочек там был...» (1799, в песенниках — с 1811). Однако, непосредственным источником заимствования для Лермонтова послужила, вероятно, сатирическая переделка И. М. Коваленского «За горами, за долами, / Бонапарте с плясунами / Вздумал вровень встать...» (1814, неоднократно перепечатывалась), изображающая французское нашествие в танцевальных терминах (Лермонтов 1935–1937: I, 368; о бытовании этих песен см.: Киреевский 1860–1874: Х, 134–152).
Ст. 10. ...Трехнедельной удалец... — Возможно, реминисценция из «Песни народной» неизвестного автора: «И теперь, как ополчился / Против нас Наполеон, / Удалец сей посрамился, / И не чуть уже, где он» (СО. 1814. № 20. С. 202; перепечатывалась в хрестоматиях и песенниках).
Ст. 17. Но упал он в дальнем море... — Наполеон был отправлен в ссылку на остров Св. Елены, где скончался в 1821 г.
Лит.: ЛЭ 1981: 128; Гинцбург 1915: 124–125; Эйхенбаум 1940: 330; Пумпянский 1941: 409–410; Пейсахович 1964: 439, 440; Ефимова 1961: 94–95; Бродский 1964: 143–145; Шагалов 1970: 195, 211; Илюшин 1994: 11–14; Шестопалова 1996: 59–64; Powelstock 2005: 65–66.