430. Экспр<омт> («Ах, как мила моя княгиня!..»).

Автограф неизвестен.

Копии: 1) РО ИРЛИ. Ф. 524. Оп. 4. № 25. Л. 135 об. — в письме А. М. Меринского к П. А. Ефремову от 3 февраля 1862 г., под заглавием «Экспр<омт>» (опубл.: Михайлова 1960: 176); 2) ОР РНБ. Ф. 905. Q. 812. Л. 28 об. — в сборнике разных стихотворений конца XIX — нач. XX вв., под заглавием «На княгиню Щербатову и Баранта»; 3) РГАЛИ. Ф. 276. Оп. 1. № 68. Л. 23 — в сборнике стихотворений эротического содержания конца XIX в. (тексты скопированы, вероятно, с печатного источника), под заглавием «Экспромт. На княгиню Щербатову».

Печатается по копии А. М. Меринского как наиболее раннему авторитетному источнику.

Датируется предположительно — либо 1832–1834 гг. по позднейшим указаниям Меринского, либо зимой 1839–1840 гг. по первоначальному сообщению того же Меринского (см. ниже).

Впервые: Лермонтов 1862: 126 — в составе «Библиографической статьи о сочинениях Лермонтова», вариант текста, отличный от копии и позднейшей публикации Меринского (см. ниже).

А. М. Меринский дважды и несколько по-разному сообщал текст и историю создания эпиграммы. Посылая в письме Ефремову экспромт («Ах, как мила моя княгиня! / За ней волочится француз; / У нее лицо — как дыня, / Зато ж..а <так!> — как арбуз»), Меринский указывал, что «его сказал Лермонтов по поводу ухаживанья за княгинею Щ<ербатовой> молодого Баранта, сына французского посланника, с которым, впоследствии, он из-за этой дамы имел дуэль. Позднее он был к ней неравнодушен, к ней же относится стихотворение “На светские цепи” <см. № 390>. <...> противоречие большое с экспромтом. <...> Надо прибавить, что дама эта была очень мила и красива, но имела довольно полное лицо и округлый стан» (РО ИРЛИ. Ф. 524. Оп. 4. № 25. Л. 135–135 об.; Михайлова 1960: 175–176).

Затем, в 1872 г., в заметке «М. Ю. Лермонтов в юнкерской школе» Меринский привел другой вариант текста эпиграммы («О, как мила твоя богиня! / За ней волочится француз, — / У нее лицо как дыня, / Зато [жопа] как арбуз»), а его возникновение связал с историей, относившейся ко времени пребывания Лермонтова в школе юнкеров, оговорив, что «позднее <...> слышал от многих, что будто экспромт этот сказан был поэтом нашим по поводу ухаживания молодого француза Баранта за одною из великосветских дам. Не знаю, может, это так и было, но, во всяком случае, это было уже повторение экспромта, сказанного Лермонтовым, чтобы посердить Шаховского для забавы товарищей» ([Меринский А.] М. Ю. Лермонтов в юнкерской школе // Русский мир. 1872. № 205, 10 августа. С. 1). В изложении Меринского, первоначальным поводом к сочинению эпиграммы стал случай с соучеником Лермонтова по Юнкерской школе князем И. Шаховским, который «часто влюблялся в молодых девиц и <...> всегда называл предмет своей страсти богинею». Однажды Шаховской влюбился в гувернантку, жившую в одном семействе, которое посещал как Шаховской, так и находившийся при Юнкерской школе офицер уланского полка И. С. Клерон (о нем см.: Бурнашев В. П. Улан Клерон // Бирж. ведомости. 1872. № 268, 3 окт. С. 1–3; № 269, 4 окт. С. 1–2). «Клерон <...> однажды подшутил над ним, проведя целый вечер в разговорах с гувернанткой, которая <...> не отходила от него все время <...> Ш<аховско>й был очень взволнован этим. Некоторые из товарищей, бывших там вместе с ними, <...> передали другим об этой шутке Клерона. На другой день многие <...> начали приставать с своими насмешками к Ш<аховском>у. Лермонтов, разумеется, тоже, и тогда-то появился его <...> экспромт (надо сказать, что гувернантка, обожаемая Ш<аховски>м была недурна собой, но довольно толста)» ([Меринский А.] М. Ю. Лермонтов в юнкерской школе // Русский мир. 1872. № 205, 10 августа. С. 1; Воспоминания 1989: 167–168; ту же версию воспроизвел в своем очерке и Бурнашев).

Еще одна версия истории экспромта, близкая к первоначальному изложению М-Меринского, была приведена в примечаниях к первой публикации текста, отличающихся, впрочем, явной фактической неточностью: «Лермонтов не всегда относился так <как это выражено в стихотворении “На светские цепи...”> к княгине <Щербатовой>, и даже, когда года за три перед тем, за ней ухаживал Барант, сын французского посланника при петербургском дворе, сказал следующий весьма не скромный экспромт: Ах, как мила моя княгиня! / За ней волочится француз — / Хотя лицо у ней как дыня, — / За то и .... как арбуз» (Лермонтов 1862: 126).

Противоречия в разновременных свидетельствах Меринского не позволяют точно датировать сочинение эпиграммы, однако, по-видимому, стоит отдать предпочтение более ранним показаниям, в целом совпадающим с версией бесцензурного сборника 1862 г. Однако нельзя исключать, что в 1840 г. Лермонтов использовал уже сочиненный в Юнкерской школе экспромт, поэтому наиболее корректным решением представляется дать две гипотетические даты. При этом, однако, гипотеза О. В. Миллер, согласно которой «экспромт, написанный поэтом еще в юнкерской школе, был затем слегка изменен (“Ах, как мила моя княгиня!..”) и переадресован его врагами женщине, которую Лермонтов любил» (Воспоминания 1989: 533), представляется маловероятной.

Лит.: ЛЭ 1981: 445–447; Бурнашев 1872: 1–2; Михайлова 1960: 175–176; Лермонтов 1989: II, 655.


М. Ю. Лермонтов. Полное собрание сочинений в 4 томах. Т. 1. Стихотворения 1828–1841 гг. 2-е, электронное издание, исправленное и дополненное.
© Электронная публикация — РВБ, 2020—2024. Версия 3.0 от 21 июля 2023 г.