1. Н.А. Некрасов
2. Собр. соч. в 15 тт.
3. Т. 2
4. Стихотворения
5. 1859

ДРУЖЕСКАЯ ПЕРЕПИСКА МОСКВЫ С ПЕТЕРБУРГОМ

1. Московское стихотворение

2. Петербургское послание

БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЕ ПРИМЕЧАНИЯ

^[1] 59° 56' 31" сев. ш. и 27° 57' 58" долг. (См. «Dictionnaire général de biographie et d’histoire, etc. etc…» p. Ch. Dezobry et Th. Bachelet.^[*]) Согласно с ним показывает и «Dictionnaire universel» p. Bouillet: ^[**] 59° 56' с. щ. и 27° 58' д. Но в географии Ободовского (стр. 120) показано 59° 57' с. ш. и 47° 59' д. И после этого еще верят иностранным справочным словарям в сведениях о России!!! На 20° соврали два лучшие справочные словаря, и им ничего! Никто не обращает внимания, даже не обличит ошибку, не предостережет соотечественников от покупки таких словарей!.. А между тем

как говорит знаменитый баснописец («Басни И. А. Крылова». СПб, 1856 г, стр. 160).

^[2] Гипербореи — должно быть, греческое слово, а черт его знает, как говорит Ляпкин-Тяпкин у Гоголя (см. Соч. Гоголя, т. II, стр. 351). Хорошо еще, если варвары, а может, и того хуже. Впрочем, известно, что греки называли гипербрреями все народы, жившие на север от Фракии (Маннерт — «Géographie der Griechen»,^[***] т. IV, стр. 48). Шведский профессор Олаф Верелий утверждал, что гппербореи жили в Швеции (ем. «Atlantika», ^[***] т. I, стр. 367). Карамзин говорит, что «мы, русские, также могли бы объявить права свои на сию честь и славу» (Карамзин, т. I, прим. 4). Любопытные могут найти пространные рассуждении о гипербореях в статьях академиков Байера и Фишера («Mém. de l'Académie des inscript.»,^[*****] т. X, стр. 176).

^[3] 1 мая солнце в Петербурге восходит в 3 ч. 28 м., а заходит в 8 ч. 26 м. А 13 сентября — восходит в 5 ч. 49 м. и заходит в 5 ч. 53 м.,— следовательно, светит только четыре минуты!!! (См. «Месяцеслов» на 1859 г.)

^[4] Возникла в 1703 году!

^[5] Не одного чухонского, ибо вот историческое свидетельство: «Корелы, олончане, новгородцы (это уж не чухонцы!), также пленные шведы, казаки, татары, калмыки (разве и это чухонцы, московский поэт?) и тысячи разноплеменных (видите ли: разноплеменных) людей прибыли сюда (к устью Невы), по голосу царя, со всех частей его обширных владений». Так рассказывается о строении Петербурга в «Истории Петра Великого» Ламбина, стр. 319.

^[6] «Из тьмы лесов, из топи блат» — стих Александра Сергеевича (см. Соч. Пушк., изд. Исакова, т. II, стр. 304).

^[7] Ясно из вывесок на каждой почти мелочной лавочке. (См. об этом также статью Фаддея Булгарина «Петербургская чухонская кухарка» в «Библ. д. чт.» 1834 г., № 10, и всякий номер «Всякой всячины» в прежней «Северной пчеле».)

^[8] Это видно, между прочим, из стихотворения барона Розена «Небосвод», помещенного в «Литер, приб. к „Рус. инв.“», 1837 г., № XI, и из исследований Фомы Костыги, помещавшихся в «Маяке», 1845 г. Ныне по их следам пошел г. Розенгейм, изобретающий, как недавно мы видели («Отеч. зап.», 1860 г., № 1), слова вроде скандальности, либеральности и пр., и г. Лавров в своих философских исследованиях.

^[9] Об этом есть любопытная книжечка: «Оставшееся после покойного NN рассуждение об опасности и вреде, о пользе и выгодах от французского языка, в сравнении его с российским. Москва, в Унив. типогр., 1817». Книга эта редка; но многие мысли, изложенные в ней, можно читать в гораздо более общедоступной статье Н. Ф. Павлова «Вотяки и г. Дюма» («Рус. вест.», 1858 г., № 16).

^[10] Совершенная правда! На днях мы видели блистательное доказательство этого неуменья петербургских жителей правильно выражаться по-русски. В протоколе 13-го заседания Общества для пособия нуждающимся литераторам и ученым напечатано в пункте 8-м следующее: «Если в каждом образованном человеке значительно развито чувство благородной деликатности, запрещающей не только не напрашиваться на пособие, но и стыдливо принимать пособие добровольное, то оно должно быть еще сильнее развито в человеке, посвятившем себя литературе или науке» (см. «СПб.» и «Москов. ведом.»). Может ли хоть один москвич допустить такое выражение, явно извращающее смысл речи? Чувство деликатности запрещает не напрашиваться! Запрещает стыдливо принимать!!! Боже мой! Да где же г. Покровский с своим памятным листком ошибок в русском языке? Где А. Д. Галахов, который так громил, бывало, Греча и Ксенофонта Полевого? Хоть бы он вразумил этих петербургских литераторов, не умеющих писать по-русски со смыслом!!!

^[11] Слова поэта нужно ограничить: есть положительное свидетельство о московитстве Жуковского. Так, в речи о значении Жуковского г. Шевырев говорит: «По месту воспитания Жуковский наш» («Москв.», 1853 г., № 2, стр. 79). И далее приводит заменательное

обстоятельство: «В стенах Москвы, готовившей себя на костер сожжения за всю землю русскую, Карамзин, от про‌шедшего возвращаясь к настоящему, в доме графа Ростопчина вдохновенно пророчил гибель Наполеону и, сам не будучи в силах сесть на коня и примкнуть к армии, благословил на войну Жу‌ковского» (там же, стр. 84). Плодом этого и вышел «Певец во стане русских воинов», а потом еще и «Певец в Кремле»!..

^[12] Закрываются на первой неделе поста (см. афиши).

^[13] Стихи Александра Сергеевича (Соч., т. II, стр. 305):

^[14] «От роскоши и развращения нравов» пали все древние государства (см. «Всеобщ, ист.» Кайданова, ч. I, стр. 8, 11, 23 и пр.).

^[15] Не совсем справедливо, даже с московской точки зрения: по исследованиям г. Пейзена (см. «Совр.», 1858 г., № V), в петербургский порт в 1856 г. одного шампанского привезено было 916 287 бутылок!

^[16] Доказывается недавним случаем подделки кредитных билетов (см. «СПб. вед.», № 55).

^[17] Заимствовано из статьи г. Колошина «По поводу американской женщины», в «Утре», 1859 г.

^[18] Капитальное обвинение против «Свистка», из которого можно бы здесь и цитаты привести, если бы не совестно было говорить о нем степенному исследователю, особенно же трудящемуся на скромном и неблагодарном, но истинно полезном поприще библиографии…

^[19] Очевидное подражание гетевскому «Kennst du das Land?»^[*]

^[20] А это подражание Ф. Н. Глинке, который, обращаясь к Москве, говорит:

Стихотворение это первоначально было помещено в «Рус. вести.», 1841 г., № 3, стр. 604–605. Но более известно оно из «Книги для чтения», которую зубрят гимназисты и в которой оно помещается обыкновенно на стр. 229.

^[21] Не тот «Русский вестник», в котором было напечатано стихотворение Ф. Н. Глинки: этот издавался в 1841 и 1842 гг. Гречем, Полевым и Кукольником в Петербурге. И не тот, который Сергеем Николаевичем Глинкою издавался с 1808 по 1824 г. и вместо которого по временам выдавалось подписчикам «Новое детское чтение». Нет, тут разумеется «Русский вестник», шумно возникший в 1856 году, предъявивший уже русской публике новые таланты гг. Байбороды, Громеки, Кокорева, Рачинского, Ржевского, Чичерина и пр., и пр., прекративший в России взяточничество, водворивший в душах аглицкое чувство законности, отстаивавший выкуп

души крестьянской, проектировавший новую русскую общп‌ну и пр.^[1]

^[22] «Атенеп», впрочем, пред концом разговорился было и обру‌гал Островского; no говоря классическим стихом г. Пплянкевича,—

Объявление о его прекращении было последним усилием его мужества: здесь он, как известно, предупредил г. Ламанского с его знаменитою фразою и затем величественно, непонятый, уда‌лился со сцены.

^[23] Здесь, очевидно, разумеется А. С. Хомяков, ибо никто, кро‌ме его, не может быть у нас назван ученым par excellence:^[*] известно, что он ппсал и о философии («Русск. бес.», 1859 г., № 1), и о санскритском языке («Изв. II отд. Акад. паук», 1855 г.), и о живописи («Моек, сбор.», 1847 г.), и о сельских условиях («Москв.», 1842 г., № 6), з о юридических вопросах («Рус. бес.», 1858 г., № 1), словом, обнял все ветви знаний человеческих. Но мы не знаем, чтобы он говорил, что Москва славнее Рима. Напротив, в знаме‌нитом своем стихотворении «России» (которое почему-то, к сожа‌лению, выкинуто из последнего издания «Хрестоматии» Галахова) говорит:

Но еели значение имени «ученый» расширить, то есть при‌дать его всякому, кто «был учен», то, без всякого сомнения, стих сей относится к г. Шевыреву, который в течение всей своей уче‌ной^ карьеры до того проводил параллели между Россией и Ита‌лией, что наконец стал смешивать принадлежности обеих стран.

^[24] См., наир., многократное повторение этой фразы в преди‌словии к московскому сборнику «Утру». А если угодно, то можно припомнить и «Молву» 1857 г.

^[25] Стихи действ, тайн, советника Ив. Ив. Дмитриева (Соч. Дм., ч. I, стр. 14):

^[26] В подтверждение этого можно привести стихотворение «Олег», напечатанное в «Молве», 1857 г., N° 31, стр. 358:

^[27] Александр Сергеич сказал, по уверению М. П. Погодина («Москв.», 1841 г., № 1):

А известно, что «что русскому здорово, то немцу смерть»,— и французу, стало быть, тоже.

^[28] Стоят — с 1818 года!

^[29] Для примера смотри, хоть в «Молве», замечания К. С. Аксакова о значении Москвы: «В Москве преимущественно идет умственная работа; в ней древнейший русский университет. В ней силен интерес мысли и науки… Здесь пытается мысль выйти на самостоятельную дорогу, и если вновь станет наконец русский ум на свой настоящий путь, и мы, оторвавшаяся часть от русской народности, вновь придем к ней, и просвещение будет народным, то этою нравственною победою Россия будет обязана деятельности мысли, возникшей в Москве» («Молва», 1857 г., № 8). В pendant^[*] к этому припомните знаменитую критику г. Рачинского на «Тысячу душ» («Рус. вест.», 1858 г., № 18), обвинявшую этот роман, главное, за то, что Калинович, столь дрянной человек, был студентом Московского университета.

^[30] Вот один поразительный пример. Г. Погодин в своих заграничных письмах рассказывает о себе: «Я рассказал Клемму со всеми подробностями о богатом вознаграждении, полученном мною от щедрот русского царя за свое собрание древностей, которое сделалось теперь на веки веков неотъемлемо-сохранною собственностью отечественной науки. Немецкие ученые вне себя от удивления полумильону рублей, котооый получил русский за свои посильные труды. „Halb million, Potz, tausend! Halb million! Das ist prächtig!“ ^[**] Признаюсь, с особенным удовольствием и гордостию старался я сообщить это известие кому только, мог!» («Москв.», 1853 г., № 16. Отр. из загр. ппс., стр. 184).

^[31] См. патриотические стихотворения гг. Шевырева, М. Дмитриева, К. Павловой и пр., и пр.

^[32] Об этом можно справиться в правительственном акте, который перепечатан, между прочим, и в «Современнике» 1858 г., № XI, «Устр. б. пом. крест.», стр. 17.

^[33] Против этого хорошо возражает М. А. Дмитриев в 37-й пз ^Московских элегий» (Москва, 1858 г.):

^[34] Арбат и Плющиха — улицы в Москве; Кремль — памятник отечественной славы, о котором Ф. Н. Глинка выразился («Рус. вест.», 1841 г., № III):

Что же касается до «русского духа», то о нем можно получить понятие из объявления об издании «Русской беседы» на 1856 год.

Стихи того же Ф. Н. Глинки («Р. вест.», 1841 г., № 3).

^[36] Гудят действительно без умолку… И кроме того, по выражению Ф. Н. Глинки (см. там же):

^[37] Принялись и прозябли,— ибо после первой публичной лекции г. Бабста в Практической академии (18 янв.) слушателям долго не давали шуб, как напечатано в 1-м и предпоследнем нумере «Современности». Шубы приехавших слушателей запрятали в отдельную комнату, перемешали порядок нумеров и при разъезде стали выдавать их по одной сквозь какое-то окошко. Народу было до 400 человек; каково же было на холоду дожидаться? Поднялся ропот; некоторые более нетерпеливые стали громко требовать своих шуб. В это время явился господин, заведовавший там порядком, и, подойдя к одному из претендентов на шубу, сказал с сознанием своего права и достоинства: «Если вы будете требовать вашу шубу, то не получите ее совсем». Эти слова так озадачили прозябшего господина, что он пришел в отчаяние («Современность», № 1, стр. 28).

^[38] В 1850 г. в Москве был 6691 фонарь. (См. «Описание Москвы и ее достопримечательностей» И. Милютина. М., 1850 г., ч. И, стр. 297.)

^[39] Здесь разумеется, конечно, г. Чернышевский. В «Москвитянине», 1855 г., № 13–14, напечатано было о «Современнике: «,,Современник“, в котором сегодня позволяется ругать то, что вчера расхваливалось, в котором сегодня скажет дельное слово г. Дружинин, а завтра, может быть, г. Чернышевский напишет тьму безвкусных и безобразных литературных ересей» (статья Аполлона Григорьева «Об отношении современной критики к искусству»).

^[40] В «Русском вестнике» (см. 1857 г., № 24, и так дальше…).

^[41] Об этом довольно хорошо было изложено в «Физиологии кружка» («Рус. вест.», 1857 г., № 9).

^[42] Это случилось в «Атенее», 1858 г., № 46, стр. 297. Стихами г. Розенгейма подкрепляет ученый г. Бабст свои возражения какому-то господину, защищавшему откупа.

^[43] Теперь уже не сомневается, а отчаивается (см. «Отч. Моек, иракт. акад. за 1859 г.», стр. 39).

^[44] О чехах г. Хомяков пел немало; они тревожат его даже во сне («Рус. бес.», 1856 г., № 1):

Что касается до мадьяров, то можно назвать мадьярскими разве следующие стихи его (там же):

45–46 Бесплодны и неблагодарны новые библиографические указания на факты, столь известные.

^[47] Под *** здесь можно разуметь (так как дело идет об исторических личностях) или Сигизмунда, или же, что вероятнее, Наполеона, сугубо пораженного — морозами и пожаром. Имя Наполеона не входит в стих; но, вероятно надо читать — Бонапарт. Впрочем, можно читать и просто Наполеон, сокращая это слово по примеру знаменитого просодиста нашего, изучившего все сокращения и ударения, г. Шевырева, который в переводе «Валленштейнова лагеря» (Москва, 1859 г.) пишет для стиха: себе н’уме (стр. 25), послуш’ка (стр. 32), посовет’атъ (стр. 59) и пр.

^[48] В 1857 г. «Русский вестник» говорил (№ 8), что г. Чичерин «начал свое ученое поприще с таким блеском, с каким немногие завершают»; а теперь г. Чичерин пишет — в «Нашем времени»! (См. «Наше время», № 1, 1860 г.)

^[49] Одним из таковых является, напр., в «Нашем времени» (№ 7) г. А. Забелин, неутомимо старающийся о прогрессе езды по железным дорогам. Так, он говорит: «Бесконечно были бы благодарны все более образованные люди, если бы правительству угодно было приказать выставить на стенах вагонов всех классов печатные объявления, что в вагонах не позволяется занимать лишних мест против билетов; не позволяется возить собак, есть рыбы, сыру, яиц и прочих веществ, распространяющих дурной запах; не позволяется громко разговаривать, петь, свистать и вообще запрещается всякое беспокойство пассажиров; предписывается иметь всевозможное уважение к женщинам всех классов, и потому воспрещаются всякие скандальные разговоры, двусмысленные остроты и шутки. Пьяных вовсе не принимать в вагоны. Бее эти и подобные им правила могут не остаться мертвой буквою. Выполняется же теперь очень строго запрещение курить табак, который составляет одно из самых меньших неудобств, теперь встречающихся в вагонах. Мне возразят, что правительству нельзя же быть нянькой народа и следить за каждым его шагом. Конечно, свобода дороже и лучше всего, но что же делать, когда наше общество так дурно воспитано, что еще не умеют ею пользоваться как следует и на свободе делают всевозможные бесчинства»

(стр. 91). А далее описываются и самые бесчинства: «Около меня уселись какие-то двое стриженых пьяных молодцов вроде купе‌ческих приказчиков, которые без церемонии вытащили из-под скамьи вонючую рыбу и начали уписывать за обе щеки (какое, в самом деле, бесчинство!), как будто вагоны назначены быть харчевнями и как будто наесться досыта какой угодно гадости нельзя было на открытом воздухе или в каком-нибудь другом месте! Наевшись своей рыбы, онп принялись во все пьяное горло разговаривать о своих делах» (стр. 92). Далее автор, как горячий поборник прогресса, рассуждает о том, как эти вещи делаются «во всем образованном мире». И как гуманно рассуждает!

^[50] Толки о грамотности памятны всем. А относительно телес‌ного наказания, после всех споров, о которых не считаем нужным упоминать, вот что говорптся в книжке «Вечера с разговором», недавно изданной в Москве графом Толстым (стр. 13): «Считаю нужным, не обязывая общин к непременному телесному наказа‌нию в известных случаях, оставить меры взысканий на собствен‌ное их усмотрение, лишь бы не превышали законоположений; и они, где можно, заменят его денежным штрафом, тюремным за‌ключением, заработков), исключением из общины, отдачею в рас‌поряжение правительства и чем-нибудь в этом роде; а где нельзя — там употребят телесное наказание, и если только будет возможно, то употребят его, вероятно, не спрашиваясь ни юристов, ни фи‌лантропов, нп антропологов, не меряя длину розог, не подразде‌ляя их на мужские, женские и детские, а просто по пословице: „душа меру знает“ , то есть ad libitum.^[*] По моим, может быть отсталым, понятиям гораздо полезнее для человечества и прогрес‌са дать несколько розог одному негодяю, нежели пустить по миру и развращать этим способом целое семейство его». Далее, всё «в пользу человечества и прогресса», автор вопиет (разгов. VI, стр. 19): «В стране, где лучшее развлечение — медвежья травля! — Где лучшая потеха — кулачный бой! — Где бурлаки порют суда, ставшие на мель, в полном убеждении, что „палка — всему голо‌ва“! — Где само правительство не находит возможным изгнать из законов телесное наказание,— там пе говорите мне о необходимос‌ти заменить его в общинах! — Я никогда не поверю вам!!! — Про‌гресс — должен быть общий! — Должна быть — общая подготовка, общее умягчение нравов!.. А частности ни к,чему не ведут, кро‌ме бед!».

^[51] Пространно об этом см. в «Русском вестнике», 1857 г., № 6, в статье «Биограф-орпенталпст» Н. Ф. Павлова.

^[52] Каждая книжка «Русского вестника» служит тому подтвер‌ждением. (Тут у г. Лайбова были ужасные подробности на трех печатных листах, но мы их выкидываем и оставляем только за‌ключение…) Итак, Вахновская, Кохановская, Нарекая, Громека, Ольга Н **, Павлова, Евгения Тур, Щербина, Жадовская, кроме того, по тщательным библиографическим разысканиям,— Тригор‌екпй, Криницкпй, Марко Вовчок и даже сам Николаенко — вот женщины, украшающие «Русский вестнпк», и их-то женственное,

смягчающее влияние, по всей вероятности, держит его постоянно в том светлом, розовом настроении, которому не мешают даже статьи гг. Ржевского, Бунге, Лешксва и самого Хвольссиа.

^[53] Там даже родилась, в pendant^[**] к стереотипной фразе: «в настоящее время, когда поднято так много общественных вопро‌сов» и пр.— другая, не менее сильная фраза: «в настоящее время, когда пьянство приняло такие широкие размеры» и пр. (см. <Моск. вед.», 1859 г., № 8).

^[54] Впрочем, и Чаннингом занялась прежде всех дама — г-жа Евгения Тур («Рус. вести.», 1848 г., № 8), а потом уже и мужская половина «Русского вестника» принялась за него и в прошлом году, в № 7, перевела из него статейку о том, что не должно пьянствовать, и почему не должно.

^[55] Здесь, вероятно, заключается указание на заметку, поме‌щенную в 95 № «Моек, ведомостей» прошлого года. Теперь кстати будет припомнить ее всю целиком и с несколькими слова‌ми редакции «Ведомостей». Вот какой вид имеет эта заметка:

«Мы получили по поводу распространения трезвости следую‌щее письмо:

М. г., Вы уже имели случай заметить, что, вполне сочувствуя обществам трезвости, вы желали бы, однако, чтобы дело обходи‌лось без шпионства и телесных наказаний, по крайней мере там, где помещики, как сословие более образованное, принимают не‌посредственное участие в этом деле. В свою очередь, вполне со‌глашаясь с вами, невольно задаешь себе вопрос: неужели это идеал недостижимый, мечта кабинетных людей и теоретиков, и в нашем благословенном отечестве люди вечно будут сечь друг дру‌га, и не только друг друга, но и женщин,— сечь по собственному, добровольному соглашению? Вот оно — влияние крепостного пра‌ва и безграмотности!

А у нас еще есть господа,^[1] без застенчивости печатающие, что наша литература, занимаясь вопросами о распространении гра‌мотности, о телесных наказаниях и т. п., даже давая гласность некоторым общественным явлениям без прямого указапия на ли‌ца, собственно, повторяет только то, что и без нее известно. Впро‌чем, лучшая часть нашего общества умеет ценить этих господ по достоинству, и попытки литературного мальчишества и паяс‌ничества убить в литературе всякую живую связь с тою средой, которой она служит органом, никогда не могут иметь успеха. Многие вопросы, порешенные в Западной Европе и знакомые из книг десяти человекам в России, конечно, не могли перейти в общее сознание там, где коренится и упорно держится во всем строе жизни крепостное право со всеми своими неисчислимыми последствиями. Если бы, считая все давно порешенным, наша литература ограничивалась туманными выходками против неапо‌литанских изгнанников и т. п., то она утратила бы всякий смысл Для русского общества. Это поймет всякий неглупый школьник, а у нас есть литераторы, не понимающие таких простых вещей!

До какой степени невозможен успех попыток, о которых я сейчас говорил, показывает уже одно то, что в порядочных журналах Западной Европы решительно не принято иметь балаганные отделы и что мы все, по-видимому, очень хорошо знаем это, а между тем все-таки не можем устоять против искушения — потешить публику и при случае превратить свой журнал в „Весельчака“. Отчего же это? Оттого, что в нашем обществе, даже в обществе литературном, еще не принялось западное понятие о литературе, и общество еще бросается из одной крайности в другую, увлекая за собой и литературу, по крайней мере наименее серьезные ее органы.

Примите и пр. Н. Ч.»

В заключение, как серьезный и добросовестный библиограф, я должен объявить, что вполне соглашаюсь с мнением г. Н. Ч., в котором, однако, по моим изысканиям и соображениям, никоим образом не следует подозревать г. Н. Чернышевского. Dixi^[*].

Я. Лайбов.