РЫЛЕ́ЕВ Кондратий Фёдорович [18(29).9.1795, с. Батово, Гатчинский уезд, Санкт-Петербургская губерния — 13(25).7.1826, Петербург; казнен на кронверке Петропавлов. крепости], поэт; декабрист. Из дворян. Сын отставного подполковника Фёд. Анд. Рылеева (ум. в 1814), главноуправляющего имением кн. С.Ф. Голицына на Украине, и Анаст. Матв., урожденной Эссен (1758—1824).
По преданию, супруги Рылеевы, у к-рых до этого дети умирали во младенчестве, пригласили, следуя обычаю, восприемниками к сыну первых встреченных - отставного солдата, давшего ему свое имя, и нищенку (см.: Декабристы в восп., II, 315). Ф.А. Рылеев отличался крутым нравом, был жесток
с женой; детям — Кондратию и внебрачной дочери Анне (ум. в 1858), к-рую растила мать Р., — не оставил никакого состояния. После того, как в 1800 родственник Анаст. Матв. ген.-майор Пётр Фёд. Малютин подарил ей имение Батово в Софийском у. Петерб. губ. (позднее в письмах к сыну А. М. Рылеева называла Батово Петродаром; см.: Нечаев В.. Батово, усадьба Рылеева. — «Звенья», т. 9, М., 1951, с. 196), родители Р. жили в разъезде.
В 1801 Р. был отдан в 1-й кадет. корпус (волонтером в малолетнее отделение). Тринадцать лет прошло в занятиях и муштре, с суровыми расплатами за детские проказы. Согласно Д. А. Кропотову, одному из первых биографов Р., «часто... вину товарищей он принимал на себя и сознавался в проступках, сделанных другими. Подобное самоотвержение приобрело ему множество друзей и почитателей, вырученных им из беды и потому питавших к Р. безграничное доверие» (Декабристы в восп., II, 9). Популярности Р. способствовали и его поэтич. опыты, из них самый ранний — бурлескная поэма «Кулакияда» (не позднее 1813), в к-рой в комич. тонах описывалась смерть корпусного повара Кулакова (проделка Р. с передачей текста «Кулакияды» директору корпуса описана Н.С. Лесковым в очерке «Кадетский малолеток в старости»). Здесь, не без влияния поэтич. школы Дениса Давыдова, был намечен мотив («Я не пиит, а только воин, / В устах моих нескладен стих»), получивший дальнейшее развитие в поэзии Р. и переосмысленный им впоследствии в духе гражд. идеалов.
Выпущенный из корпуса в февр. 1814 прапорщиком в 1-ю роту 1-й резервной арт. бригады, Р. попал на театр воен. действий, принял участие в заграничных походах (Швейцария, Франция, Бавария, Вюртемберг, Саксония, Пруссия, Варшав. герцогство, в дек. 1814 вернулся в Россию; в связи с кампанией «Ста дней» в апр. — дек. 1815 он вновь проехал через Польшу, Пруссию, Саксонию, Баварию, Францию. По его собств. признанию, во время походов во Францию в 1814 и 1815 Р. «заразился» свободомыслием, к-рое потом «постепенно возрастало... от чтения разных современных публицистов» (Восстание декабристов, I, 156). В 1814 Р. служил в комендантском управлении Дрездена; «одаренный необычайною живостию характера и саркастическим складом ума», он «писал на всех сатиры и пасквили, быстро расходившиеся по рукам, и вооружил тем против себя все русское общество» (Декабристы в восп., II, 23). Стихи эти неизвестны, но свидетельством постоянных лит. занятий тех лет служат отрывки из заграничного дневника Р., в т.ч. ориентированные на карамзинскую традицию «Письма из Парижа» (1815), в к-рых заметно уважение к Наполеону и сочувствие франц. народу, «в сердцах которого еще с прежнею горячностию кипит любовь к независимости и к славе» (Соч., 1987, с. 233).
После окончания кампании арт. рота Р. переместилась из Вилен. губ. (м. Ретово Россиен. у.) на Орловщину (г. Мценск), весной 1817 обосновалась в Острогожском у. Воронеж, губ. К сослуживцам обращено неск. посланий Р.: «Друзьям (В Ротово)», «К Лачинову (В Москву)» (оба — 1816), «К Фролову» (между 1816 и 1818), «К И. А(соско)ву (В ответ на письмо)» (между 1818 и 1820). Не слишком обремененный делами службы, Р. занялся воспитанием двух дочерей помещика М.С. Тевяшова в с. Подгорном и вскоре полюбил младшую — Наталью Мих. (1800—53; во 2-м браке, с 1833, Куколевская). Для нее он переписал в три тетрадки свои стихи, многие из к-рых ей и посвящены (при жизни Р. в печати почти не появлялись). Ранние стихотв. опыты обнаруживают в Р. прилежного ученика, усваивающего уроки разл. поэтич. школ. Из-под его пера выходят оды («Любовь к отчизне», 1813, «Князю Смоленскому», 1814), друж. послания, эпиграммы, «песни» (в т.ч. с макаронич. стихами), мадригалы, шарады, «акростихи» и др. альбомные мелочи, выдержанные в духе «легкой поэзии»; он следует образцам Г. Р. Державина («Богатство», между 1818 и 1820), В. А. Жуковского (баллада «Людмила», 1817 или 1818), К. Н. Батюшкова («Путешествие на Парнас», 1814 — подражание «Видению на берегах Леты»; адресованное Воронеж. приятелю М. Г. Бедраге послание «Пустыня», 1821 - подражание «Моим Пенатам»), отдает дань увлечению Э. Парни (см.: Франц. элегия XVIII-XIX вв. в пер. поэтов пушкинской поры, М., 1989, с. 603), переводит из Анакреонта и Сапфо. По роду своего дарования Р. не был чистым лириком: он обращался и к прозе (сатирич. очерки «Провинциал в Петербурге», 1820-21, пов. «Чудак», 1821), и к драматургии (наброски драмы о Мазепе, 1822).
Воен. служба тяготила Р., в письме к матери от 7 апр. 1818 он писал: «Для нынешней службы нужны подлецы, а я, к счастию, не могу им быть» (Соч., 1987, с. 282). В кон. 1818 Р. вышел в отставку и вскоре женился на Тевяшовой. Осенью 1819 переехал с женой в Батово, а затем поселился в Петербурге (летние месяцы 1820, 1821 и осень 1824 проводил в Острогожске и Подгорном).
С 1820 сотрудничал в петерб. ж-лах «Невский зритель», «Благонамеренный», «Сын отечества», «Соревнователь» и др. Первыми выступлениями Р. в печати стали эпиграммы «Ты знаешь Фнрса чудака...» и «Надпись к портрету одного старого воина, умершего от кровопускания» («Благ.», 1820, № 5; подпись: К. Р-в).
В том же году была напечатана сатира «К временщику» (НЗ, № 10), открывшая для Р. новое поприще — поэтич. публицистики. Стих, появилось за полной подписью Р., но с подзаг. «Подражание Персиевой сатире „К Рубеллию“», к-рый отсылал к ориг. произв. М. В. Милонова «К Рубеллию. (Сатира Персиева)», что и позволило избежать ценз. запрещения. Адресат стих. - всесильный гр. А. А. Аракчеев («Надменный временщик, и подлый, и коварный, / Монарха хитрый льстец и друг неблагодарный. / Неистовый тиран родной страны своей...») — был очевиден для читателей. Традиционное по форме (стилистически близкое сатире Милонова), стих, потрясало беспрецедентно дерзким пафосом обличения. «Нельзя представить изумления, ужаса... оцепенения, каким поражены были жители столицы при сих неслыханных звуках правды и укоризны, при сей борьбе младенца с великаном. Все думали, что кары грянут,
истребят и дерзновенного поэта, и тех, которые внимали ему» (Н. А. Бестужев — Декабристы в восп., II, 66 ). Однако потребовавший возмездия Аракчеев в ответ на коварно составленный Ал-дром И. Тургеневым запрос министра нар. просвещения («Так как ваше сиятельство... требуете, чтобы я отдал под суд цензора и цензурный комитет за оскорбительные на вас выражения, то, прежде чем я назначу следствие, мне необходимо знать, какие именно выражения вы принимаете на свой счет?» — Декабристы в восп., II, 48) не посмел признаться в верности портрета. Публикация сатиры принесла громкую известность ее автору; др. следствием явилось закрытие ж. «Невский зритель», издателем к-рого Р. собирался стать.
Осенью 1820 Р. вступил в немецкоязычную масонскую ложу «Пламенеющая звезда», состоящую в союзе «Астреи», где занял, вероятно, заметное место, т.к. после роспуска ложи (1822) все ее мат-лы хранились у него (уничтожены им перед арестом 14 дек. 1825).
Избранный в янв. 1821 заседателем Петерб. уголовной палаты, Р. на этом «непрестижном» для дворянина месте скоро приобрел репутацию дельного и честного чиновника, к-рому присущи «сострадание к человечеству, нелицеприятие, пылкая справедливость, неутомимое защищение истины» (Н. Бестужев — Декабристы в восп., II, 67). В частности, в нояб. 1821 он подавал особое мнение в защиту крепостных гр. П. К. Разумовского, поднявших бунт в ответ на жестокое сними обращение (см.: Игнатович И. И., Р. в «деле» о волнении крепостных крестьян графа Разумовского. — ЛН, т. 59). В 1824 Р. по ходатайству острогожских знакомых содействовал освобождению из крепостной зависимости юного А. В. Никитенко, к-рый, вспоминая позднее своего покровителя, писал, что тот «с первого взгляда вселял в вас предчувствие того обаяния, которому вы неизбежно должны были подчиниться при более близком знакомстве» (Декабристы в восп., II, 43).
В 1820—21 у Р. появляются обширные знакомства в среде петерб. литераторов. По рекомендации А. А. Дельвига в мае 1821 Р. принят в члены-сотрудники ВОЛРС (прочитал на заседании свой пер. с польского сатиры Ф.В. Булгарина «Путь к счастию»); с нояб. 1821 — действительный член об-ва. Здесь завязываются тесные отношения Р. с Ф. Н. Глинкой (см. стих. «Ты, Глинка, прав — и твой совет...», 1822), Н. И. Гнедичем («Послание к Н.И. Гнедичу. Подражание VII посланию Депрео», 1821 - отклик на речь Гнедича «О назначении поэта»), А. А. Бестужевым (адресат стих. «Ты разленился уж некстати...», 1822, «Стансы», 1824, «Хоть Пушкин суд мне строгий произнес...», 1825), Е. А. Баратынским, Н. И. Гречем, Булгариным (ему 14 дек. 1825 ожидающий ареста Р. передаст на хранение часть своего архива), О. М. Сомовым.
К осени 1819 - зиме 1820 относится, по-видимому, знакомство Р. с А. С. Пушкиным, тогда же между ними произошла какая-то размолвка, едва не закончившаяся дуэлью (по др., весьма спорной версии. Пушкин, отправляясь в ссылку, в нач. мая 1820 заехал в Батово, где у него и произошло столкновение с Р. - см.: Набоков В., Комментарий к ром. А. С. Пушкина «Евгений Онегин», СПб., 1998, с. 357-58). Факт их личного знакомства подтверждается многочисл. пушкинскими зарисовками профиля Р. В дальнейшем Пушкин пристально следил за его произв. Переписка Р. и Пушкина (1825) обнаружила как их взаимное расположение (Пушкин - Р., 25 янв. 1825: «Благодарю тебя за ты и за письмо» - XIII, 134), так и эстетич. расхождения (см.: Пушкин. Переписка, 1, 438-55; Черейский).
Летом 1821 Р. живет в Острогожске, где изучает 9-й том «Истории» Н. М. Карамзина. «Плодом чтения» явилось стих. «Курбский», к-рое с подзаг. «элегия» было напечатано в «Сыне отечества» (1821, № 29). Герой стих. кн. Андрей Курбский тихо скорбит о бедах отечества, оказавшегося под властью «неистового тирана», о своем изгнании, о жалкой участи того, кто вынужден «искать в стране чужой покрова», но негодует сама природа, тревожная и грозная. Так была найдена осн. форма рылеевских дум — элегич. медитация в ист. декорациях. Цикл «Думы» (1821—1823) вышел отд. изд. в Москве в 1825 с посвящением Н.С. Мордвинову (из 25 дум Р. в сб-к включена 2 1 ); каждой из дум здесь предпосланы ист. справки, написанные в осн. П. М. Строевым. Отчасти Р. следовал ист. песням («Spiewy historyczne», 1816) польского поэта Ю. У. Немцевича (сохранилось два письма Р. к нему), переложения двух из них включены в рылеевский цикл («Олег Вещий» и «Глинский»), Вместе с тем Р. стремился ориентироваться, по собств. признанию, на традиции малорос. фольклора: «Дума, старинное наследие от южных братьев наших, наше русское, родное изобретение. Поляки заняли ее от нас. Еще до сих пор украинцы поют думы о своих героях...» (Соч., 1987, с. 83; ср.: дума «Смерть Ермака» стала нар. песней). Сюжеты, заимствованные в осн. из Карамзина (в Нек-рых думах обнаруживается влияние «Слова о полку Игореве»; подробнее см.: Энц. «Слова...»), Р. переосмыслял в духе гражд. идеалов, преследуя просветительско-воспитательные цели — «распространить между простым народом... познания о знаменитых деяниях предков, заставить его гордиться славным своим происхождением и еще более любить родину свою» (Соч., 1987, с. 254).
Ист. контекст в думах носит условный характер. Р. не важна достоверность событий и портретов; допуская анахронизмы и прибегая к очевидным аллюзиям, он «приноравливает» историю к духовной жизни своего поколения. Герои дум — др.-рус. князья, Ермак, Богдан Хмельницкий, Борис Годунов, Пётр I и др. — выступают ревнителями «обществ, блага», мыслят поэтич. категориями нач. 1820-х гг., говорят возвышенно-декламационным языком, изобилующим словами-сигналами декабристской идеологии. В центре всех дум неизменно оказывается поединок свободолюбия и тирании, в к-ром герои являют высокие образцы гражд. и патриотич. доблести (каждый из них мог бы повторить слова рылеевского Ивана Сусанина: «Кто русский по сердцу, тот бодро и смело / И радостно гибнет за правое дело! »). «Правое дело» в понимании Р. — это и защита от иноземных захватчиков, и борьба за полит, свободу, к-рые предстают в неразрывном единстве. Легендарное прошлое становится для Р. символом нац. единства, залогом будущего возрождения России, в приближении к-рого одна из главных ролей отводится поэту, связующему минувшее и грядущее («Державин»).
Думы Р. имели успех у современников, отвечая их ожиданиям возвышенных чувств, удовлетворяя возникший интерес к истории, нац. теме, гражд. идее. Их с удовольствием читал П. А. Вяземский (см.: ОА. II, 270; PC. 1888, № II, с. 312); журнальные публ. дум и появление отд. издания вызывали одобрит, отзывы в печати — Булгарина (СА, 1823, № 5; СП, 1825, 26 марта), Греча (СО. 1823, № 3), А. Бестужева (Р. «пробил новую тропу в русском стихотворстве, избрав целию возбуждать доблести сограждан подвигами предков» - ПЗ на 1823 г.; цит. по изд.: ПЗ, I960, с. 23), П. А. Плетнёва («Чистый и легкий язык, наставительные истины, прекрасные чувствования» - СЦ на 1825 г., с. 56) и др. (подробный обзор откликов см.: Полн. собр. стих., 1971, с. 420—23). Предметом полемики стало жанровое определение дум: Бестужеву, назвавшему их «гимнами историческими», возражал В. И. Козлов, полагавший, что в огличие от гимнов, «похвальных, торжественных песен», в думах показываются «уединенные размышления исторических лиц, тайные их намерения», а потому дума есть «особливый род» (РИ. 1823, 9 янв.); в своем ответе Бестужев отвел думе место между «героидою» и гимном и причислил ее к «чистой романтической поэзии» (СО, 1823, № 4, с. 184); с Булгариным, определившим думу как промежуточный жанр «между элегией и героидою» (СА, 1823, № 5, с. 422), не соглашался Вяземский, считавший, что по содержанию думы «относятся... к роду повествовательному, а по формам своим к лирическому» (НЛ. 1823, № 19, с. 91).
С восторж. тональностью большинства отзывов диссонировала скептич. оценка дум Пушкиным, считавшим, что «все они слабы изобретением и изложением. Все на один покрой: составлены из общих мест (loci topici): описание места действия, речь героя — и нравоучение. Национального, русского нет в них ничего, кроме имен» (письмо к Р., 2-я пол. мая 1825 — Пушкин, XIII, 175). Однако две последние по времени написания думы — «Петр Великий в Острогожске» и «Иван Сусанин» — Пушкин отмечал как несомненную удачу Р. (там же), строки из «Петра Великого в Острогожске» предполагал включить в «Путешествие в Арзрум». Обе выделенные Пушкиным думы, частинно освобожденные от рационалистич. схематичности и декларативности, отступают от общей типологии. В первой из них, праздничной по тону, нет заданной предопределенности: история предстает открытой книгой, а природа рисуется как сказочно плодородная нива, таящая в себе могучие силы. В думе «Иван Сусанин», по к-рой Пушкин начал «подозревать» в Р. «истинный талант», намечены энергичные и точные по колориту сцены (дума оказала влияние на трактовку образа Сусанина в опере М. И. Глинки).
Р. становится активным участником лит. жизни Петербурга. Он регулярно посещает заседания ВОЛСР (в кон. 1824 назначен чл. ценз, комитета об-ва, исполняет обязанности цензора поэзии), избирается чл. ВОЛСНХ (1823?), бывает в салоне С. Д. Пономарёвой, в альбом к-рой вписывает отрывок из поэмы «Войнаровский», заканчивающийся не появившимися в печати стихами: «Уж близок час, близка борьба, / Борьба свободы с самовластьем» (Вацуро В.Э., С.Д.П. Из истории лит. быта пушкинской поры, М., 1989, с. 227-29).
С 1823 Р. вместе с А. Бестужевым издает альм. «Полярная звезда», собравший лучшие лит. силы (о лит.-эстетич. позиции альм. и его участниках см. в изд.: ПЗ, I960). Всего вышло три выпуска (1823—25), четвертый — под назв. «Звездочка» — был частично напечатан, но после восстания 14 дек. уничтожен (сохранилось два экз.; см. о нем: Звездочка, М., 1981, факс, изд., вступ. ст. Я.Л. Левкович). Принципиальной новацией издателей стал выплачиваемый ими авт. гонорар, что закладывало основы профессионализации лит. труда в России. Альм. имел большой успех (о реакции критики см.: Маслов, с. 351—67); за поднесенные экземпляры «Полярной звезды» на 1824 издатели получили от императрицы перстни и зол. табакерку.
В нач. 1823 Р. принят И. И. Пущиным в Сев. об-во, с кон. 1824 вошел в Директорию и вскоре стал его фактич. руководителем. Участвовал в обсуждении всех важнейших вопросов — сроков восстания, принципов нового правительства, устройства новой гос. системы, возможного объединения усилий Сев. и Юж. об-в (в апр. 1824 встречался с П. И. Пестелем). Принял в об-во А. и Н. Бестужевых. А. И. Одоевского, В. К. Кюхельбекера, П. Г. Каховского.
К. Ф. Рылеев. Рис. А. С. Пушкина.
Хотя Р., отставной подпоручик, не получивший всестороннего образования, нерасчетливый в своих поступках и нередко вспыльчивый, не соответствовал обычным представлениям о вожде, однако именно он оказался центральной фигурой заговора, харизматич. лидером движения. По свидетельству современников. Р. «был небольшого роста, худощав, приятного лица, черняв, с пылким взором» (И. H. Лобойко), он не обладал даром красноречия — «овладевал другими не тонкостями риторики или силою силлогизма, но жаром простого и иногда несвязного разговора, который в отрывистых выражениях изображал всю силу мысли, всегда прекрасной» (H. Бестужев), когда «попадал на свою любимую тему — на любовь к родине, - физиогномия его оживлялась, черные как смоль глаза озарялись неземным светом, речь текла плавно, как огненная лава » (М. А. Бестужев — Декабристы в восп., II, 48, 75; I, 60; «пылкость», «живость характера», умение «воспламенить» собеседника — черты Р., отмечаемые всеми мемуаристами). Р. отличала открытость и почти детская доверчивость: «он во всяком человеке видел благонамеренность, не подозревал обмана и, обманутый, не переставал верить... Он все видел в радужные очки своей прекрасной души... Если человек недоволен был правительством или злословил власти, Рылеев думал, что этот человек либерал и хочет блага отечества» (Н. Бестужев - гам же, II, 75).
Свободолюбие и полит. замыслы Р. имели во многом романтич. характер, а его бытовое поведение отмечено печатью декабристских идеологем. По определению А. И. Герцена, Р. — «Шиллер заговора, элемент восторженный, отроческий, поэтический» (XIII, 137—38). Себя Р. сравнивал с римскими тираноборцами Брутом и Катоном. Ориентацией на антич. республиканскую традицию отмечен его последний разговор с матерью (см. восп. Н. Бестужева — Декабристы в восп., II, 63—65). Интерес к самобытности рус. культуры нашел отражение в устраиваемых Р. «рус. завтраках», собиравших литераторов круга «Полярной звезды» и членов тайного об-ва, где обилию и роскоши застолий, принятых в дворян, быту, демонстративно противопоставлялось спартанское меню — графин водки, ржаной хлеб и квашеная капуста (эти «завтраки» упомянуты в 10-й гл. «Евгения Онегина»), На Сенатскую площадь Р. собирался выйти в рус. кафтане — «чтобы сроднить солдата с поселянином в первом действии их взаимной свободы» (Н. Бестужев — Декабристы в восп., II, 86).
В янв. 1824 по рекомендации Мордвинова поступает правителем дел в Рос.-Амер. компанию, осуществлявшую торг. операции в рус. поселениях Сев. Америки. О ревностном отношении Р. к своим обязанностям свидетельствует составленная им для Мин-ва финансов «Записка», в к-рой он настаивал на безусловном приоритете рос. купцов в занятиях промыслами на территории компании; Р. поддерживал также проект декабриста В. П. Романова об исследовании Аляски (ЛН, т. 59, с. 230), протестовал против публикаций, содержащих неточные сведения о деятельности компании (см.: Окунь С. Б., Рос.-Амер. компания, М.—Л., 1939-, с. 67—68, 85). Занятия амер. делами отразились в полит, программе Р. — он считал, что «образ правления сей республики есть самый удобный для России по обширности ее и разноплеменности населяющих ее народов » (Восстание декабристов, 1, 175). Впрочем, форма правления в России должна была, по его мнению, быть избрана, в случае успеха восстания, нар. представителями (учредит. собранием).
В поэзии Р. 1823—25 преобладают стих. полит. направленности [исключение составляет проникновенный лирич. цикл 1824 или 1825, поев, загадочной Теофилии (Теофании?) Станиславовне К., по утверждению Н. Бестужева, оказавшейся агентом жандарм. управления — см.: Декабристы в восп., 11, 6 8—741. Гражд. идеи од «Видение» и «Гражданское мужество» (обе — 1823), стих. «На смерть Бейрона» (1824), «Я ль буду в роковое время...» (1824; под назв. «Гражданин» опубл. в 1858 Герценом и Н. П. Огарёвым) уже напрямую связана с «предназначеньем века» — готовиться «для будущей борьбы за угнетенную свободу человека». Реализацией этой идеи явились агитац. песни, созданные Р. и А. Бестужевым в русле программы Сев. об-ва, — чтобы «удобнее всего действовать на умы народа» (Восстание декабристов, I, 176). Продолжавшие наряду с «Ноэлями» Пушкина и стих. П.А. Катенина «Отечество наше страдает...» традиции сатирич. куплетов эпохи франц. революции, песни сочинялись «на голос» популярных романсов или имитировали нар. «подблюдные» песни (предвещали, что «сбудется, не минуется» крушение тирании царя и вельмож). Агитац. характер носило и стих. «<На смерть Чернова>» (1825; авторство Р. остается спорным — см.: Цейтлин А.Г., Об авторе стих. «На смерть К.П. Чернова», ЛН, т. 59; Лотман Ю. М., Кто был автором стих. «На смерть К. П. Чернова», в его кн.: О поэтах и поэзии, СПб., 1996), посвященное памяти члена Сев. об-ва К. П. Чернова, к-рый, защищая честь сестры, получил смертельное ранение на дуэли (Р. был его секундантом) с флигель-адъютантом В. Д. Новосильцевым.
В 1823 Р. приступил к поэме «Войнаровский» (первыми разработками ее сюжетной схемы стали набросок думы «Меншиков в Березове» и дума «Наталия Долгорукова»). Поэма была издана в 1825 в Москве (предварялась «жизнеописаниями» Мазепы и Войнаровского, написанными А.О. Корниловичем и А. Бестужевым) с ценз. урезками и искажениями (положит. отклики, 1825: «Соревнователь», № 4; Ф. Б<улгарин>) - СП, 14 марта; «Библ. листы», № 13), после смерти Р. распространялась в большом количестве списков. Прочитав в ж-лах первые отрывки из поэмы, Пушкин писал брату в нач. 1824: «С Рылеевым мирюсь — Войнаровский полон жизни» (XIII, 87; ср. также: XIII, 134, 174). В письме к П.А. Вяземскому (май - июнь 1825), сравнивая «Войнаровского » с поэмой И. И. Козлова «Чернец», Пушкин отмечал, что у Р. «есть более замашки или размашки в слоге» (там же, с. 184). Достоверные, словно схваченные с натуры картины суровой природы (точность их была подтверждена сибиряком-декабристом В. И. Штейнгейлем), скорбное описание сцены казни, повествование о медленном угасании ссыльного, рожденного с «пылкою душою полезным стать родному краю», рассказ о подвиге жены, разделившей участь осужденного, — все это одухотворено ист. предвидением и верой в святость гражд. идеалов. Программный характер имел стих «Я не Поэт, а Гражданин» (из предпосланного поэме посвящения А. Бестужеву), связанный с установкой Р. на создание полит. поэзии.
В конце жизни Р. обдумывал цикл «укр. поэм», из к-рых наиб. разработана поэма «Наливайко» (отрывки — ПЗ на 1825 г.; одобрит. отзывы, 1825: П.А. Вяземский - МТ, № 8; Д. Р. К. (Н. И. Греч?) - СО, № 10) о казацком восстании против польских магнатов кон. 16 в. Ни в ее плане, ни в написанных фрагментах нет и следа любовной коллизии, в то время непременной для поэм. Можно догадаться, что антагонистом героя должен был стать осторожный Лабода, опасающийся усиления репрессий после возможной неудачи восстания. В подобном конфликте Р. ориентировался не столько на ист. материал (ему мало известный), сколько на противоборство умеренного и рев. направлений в тайном об-ве. Написанные фрагменты поэмы обрываются на острие событий: перед решающим сражением нар. ополчения с угнетателями.
«Войнаровский» и «Наливайко » определили «декабристскую» линию романтич. поэмы, продолженную А. Бестужевым, Одоевским, Глинкой. Р. нарушил канон байронич. поэмы (о совпадениях в поэмах Р. и Дж. Байрона см.: Маслов, с. 279—88), введя в нее полит, подтекст, подменив раздвоенность и разочарование рефлексирующего героя героизмом и светоносностью центр, персонажей (подробнее об этом см. во вступ. ст. А. Немзера в изд.: Рус. романтич. поэма, М., 1985). Р. проецирует собств. опыт на судьбы героев. Их монологи становятся страстным обращением поэта-декабриста к современникам. Гибель Войнаровского, исповедь Наливайки («Известно мне: погибель ждет...») впрямую соотносятся с сознанием Р. собственной обреченности; впоследствии оценивались как предсказание им своего будущего и судьбы товарищей (на сближении поэтич. текстов Р. и ист. действительности построена поэма А. Шамиссо «Изгнанники», 1831, 1-я ч. к-рой содержит вольный пер. отрывка из «Войнаровского », а 2 -я — рассказ о встрече в Сибири нем. физика А. Эрмана с А. Бестужевым, зеркально повторяющий сюжет поэмы Р.).
Незадолго до выступления декабристов, в нояб. 1825, в ж. «Сын отечества» появилась последняя прижизненная публ. Р. — ст. «Несколько мыслей о поэзии (отрывок из письма к N.N.)», в к-рой содержался призыв, «оставив бесполезный спор о романтизме и классицизме», употребить все усилия, чтобы «осуществить в своих писаниях идеалы высоких чувств, мыслей и вечных истин» (Соч., 1987, с. 260). Сходные суждения обнаруживаются в письмах Р. к Пушкину (в частности, он ставил опубликованную 1-ю гл. «Евгения Онегина» ниже «южных» поэм), в последнем из них, ок. 20 нояб. 1825, Р. писал: «На тебя устремлены глаза России... Будь поэт и гражданин» (Пушкин. Переписка, I, 455).
10-14 дек. 1825 казенная квартира Р. (на набережной Мойки у Синего моста; в том же доме жил А. Бестужев), лежавшего в то время с жабой (ангиной), стала своего рода штабом Сев. об-ва. Р. «был пружиною возмущения... воспламенял всех своим воображением, возбуждал настойчивостью » (Восстание декабристов, I, 218). 11 дек. там было принято решение о вооруж. восстании, Р. призвал «взаимным честным словом обязаться быть на площади в день присяги с тем числом войск, которое каждый мог привести » (там же, с. 247). Согласно плану, предполагался захват власти, включавший взятие дворца и устранение царской фамилии. 14 дек. Р. ненадолго явился на Сенатскую площадь, а потом тщетно разыскивал С. П. Трубецкого, несостоявшегося диктатора восстания.
Ночью Р. был арестован и после допроса Николаем I препровожден в Алексеевский равелин Петропавлов. крепости. В ходе следствия Р. был вполне откровенен, но по возможности старался облегчить судьбу своих сподвижников, принимая всю вину за организацию восстания на себя. Последние три стих., созданные
поэтом в 1826 в крепости, были обращены к соратнику по борьбе кн. Е. П. Оболенскому (по легенде, накалывались на кленовых листьях и передавались через сторожа, см. об этом: Декабристы в восп., II, 106—08), сохранились отчасти в качестве черновых набросков на обороте писем жены Р., а полностью — в памяти адресата. В этом маленьком стихотв. цикле, использующем библ. мотивы, проникнутом религ. чувством, утверждается победа духа над плотью, торжество христ. истин над земным судом. Письма Р. к жене из Петропавлов. крепости в осн. посвящены устройству имуществ. дел. 9 июня Р. разрешили свидание с женой и дочерью Анастасией (1820—90).
В приговоре Р. отмечалось: «Умышлял на цареубийство... и приуготовлял к тому средства, усилил деятельность Северного общества... приуготовлял способы к бунту... сочинял и распространял возмутительные песни и стихи и принимал членов, приуготовлял главные средства к мятежу нижних чинов чрез их начальников посредством разных обольщений и во время мятежа сам приходил на площадь» (Восстание декабристов, XVII, 224). 13 июля 1826 Р. в числе пяти приговоренных к казни был повешен на кронверке Петропавлов. крепости (умер в муках: из-за оборвавшейся веревки повешен повторно). В многочисл. списках разошлось по Петербургу его последнее письмо к жене, написанное в ночь перед казнью, в к-ром Р. просил не предаваться отчаянию и искать утешения в вере.
Сразу после казни декабристов начал складываться миф о Р.: трагич. финал отбросил отблеск на всю предыдущую жизнь, на существовавшие в постоянном взаимовлиянии поэтич. творчество и «житейскую» биографию, отчетливо высветив его путь — от сокрушительной сатиры «К временщику» через предчувствия «Войнаровского» и «Наливайки» к Сенатской площади и кронверку Петропавлов. крепости. Вслед за «Восп. о Рылееве» Н. Бестужева (не позднее 1832), положившими начало интерпретации образа Р., стержневым мотивом большинства мемуаров становится предчувствие им своей судьбы и осознание неизбежности гибели, обозначается тенденция к героизации личности Р.; появляются апокрифич. сюжеты о стихах, нацарапанных гвоздем на оловянной тарелке, о проклятиях, к-рые бросал Р. царским сановникам во время казни. В ист. памяти поколений Р. остался рыцарем без страха и упрека. Таким он запечатлен в стих. Н. М. Языкова, Кюхельбекера, Одоевского, А. Мицкевича, Огарёва и др. Гражд. пафос и высокий романтич. настрой поэзии Р. определят осн. тональность рус. полит. лирики 19 в. Мотивы его поэзии получат развитие у А. И. Полежаева, М. Ю. Лермонтова, Огарёва, Н. А. Некрасова.
Изд.: ПСС, Лейпциг, 1861 (изд. Н.В. Гербеля); Соч. и переписка, СПб.. 1872 (изд. дочери Р. под ред. П.А. Ефремова; 2-е изд., СПб., 1874); ПСС, М.-Л., 1934 (под ред. А. Г. Цейтлина; библ. произв. Р. и лит-ры о нем); Полн. собр. стих.. Л., 1934 (БПбс; под ред. Ю. Г. Оксмана, вступ. ст. В. Гофмана); [поэзия, драм, произв., письма] - ЛН, т. 59; «Полярная звезда, изд. А. Бестужевым и К. Рылеевым», М.-Л., I960 (ЛП; изд. подготовили В. А. Архипов, В. Г. Базанов, Я.Л. Левкович); Гинзбург С.Л., Забытая песня Р. — ИзвОЛЯ, 1969, т. 28, в. 6; Полн. собр. стих., Л.. 1971 (БПбс; вступ. ст. В. Г. Базанова и А.В. Архиповой, прим. ее же и А. Е. Ходорова); Думы, М., 1975 (ЛП; под ред. Л. Г. Фризмана); Соч., М., 1983 (вступ. ст. и прим. А. М. Пескова); [ранние стихотворения Р.] - ВсП, в. 5, 1984 (публ. В. К. Зонтикова); Соч., Л., 1987 (под ред. С. А. Фомичева).
Лит.: Пушкин (ук.); Герцен (ук.); Декабристы в восп. (ук.); Сиротинин А. Н., К.Ф. Рылеев. Биогр. очерк. — РА, 1890, кн. 2; Сиповский В. В., Пушкин и Р.. СПб., 1905 (то же — в кн.: Пушкин и его современники. Мат-лы и иссл., в. 3, СПб., 1905): Котляревский Н.А., Рылеев, СПб.. 1908; Маслов В. И., Лит. деятельность Р., К., 1912; его же. Лит. деятельность Р. Доп. и поправки. К., 1916; Айхенвальд Ю., Рылеев. - В его кн.: Силуэты рус. писателей, 4-е изд., в. 1, М., 1914; Восстание декабристов, I (следств. дело; см. также т. II, 111. XIV—XVI — ук.); Розанов И. Н., К. Рылеев. — В его кн.: Поэты двадцатых годов XIX в., М., 1925; Алексеев М. П., Нем. поэма о декабристах. - В сб.: Бунт декабристов, Л., 1926; Нейман Б., К.Ф. Рылеев. Жизнь и творчество. М., 1946; Пигapeв К., Жизнь Рылеева, М., 1947; Восп. Бестужевых. М.-Л., 1951 (ст. М. К. Азадовского; ук.); Лебедев Н. М., «Отрасль» Р. в Сев. об-ве декабристов. - В кн.: Очерки из истории движения декабристов, М., 1954; Тойбин И. М., О прозаич. набросках Р. филос.-ист. содержания. — «Уч. зап. Курского пед. ин-та», 1954, в. 3; Цейтлин А. Г., Творчество Рылеева, М., 1955; Гуревич А. М., Образ Мазепы в «Войнаровском» Р. — «Уч. зап. Моск. обл. пед. ин-та», 1960. т. 85, в. 6; Базанов В. Г., Очерки декабрист. лит-ры. Поэзия, М.—Л., 1961; Базанов (ук.); Привалова Е., О думе Р. «Борис Годунов». - РЛ, 1963, № 3; Бондаренко Г. К., Романтизм в рус. лит-ре нач. XIX в. и творчество Р. - «Уч. зап. Бирского пед. ин-та», 1964, в. 5: Журавлева А. И., Стих. Р. «Гражданин». - РР, 1970, № 5; Шанский Н. М., Словарь и семантика стих. «Гражданин» Р. — «Рус. яз. в школе», 1970, №3 ; Двойченко-Маркова Е. М., Немцевич и Р. — В кн.: Польско-рус. лит. связи, М., 1970; Удодов Б.Т., Рылеев в Воронеж. крае. В., 1971; Виноградов Б. С. Из истории декабрист, поэмы (Неосуществл. замысел Р.). — В кн.: Проблемы теории и истории лит-ры. М., 1971; Вацуро В. Э., К изучению «Дум» Р. — РЛ, 1975, № 4; Ходоров А. Е., Укр. сюжеты поэзии Р. — В кн.: Лит. наследие декабристов, Л., 1975; его же. Зачинатель декабрист, эпоса. - В кн.: Декабристы и рус. культура. Л., 1975; Альтшуллер М., Мартынов И., «Звучащий стих свободы ради...», М., 1976, с. 82—111; Нечкина М., Грибоедов и декабристы, 3-е изд.. М., 1977 (ук.); е е же. День 14 дек., 3-е изд., М., 1985 (ук.); Афанасьев В., Рылеев. Жизнеописание, М., 1982 (ЖЗЛ): О'Мара П. К. Ф. Рылеев. Полит, биография поэта-декабриста. М., 1989; Фомичев С. А., Поэтич. завещание Р. - РР, 1992, № 5; Ивлева Т. Г., Интерпретация библ. сюжетов в петропавловском цикле Р. - Веб.: Романтизм: эстетика и творчество, Тверь, 1994; Рассадин С., Русские, или Из дворян в интеллигенты. М., 1995, с. 164-78; Толстоус О. И. «Гражданское мужество» Р. и «Мордвинову» Пушкина. - ФН, 2001, № 6; Gаlstеr В., Twórczosc Rylejewa па tic pródóbw epoki, Wroclaw, 1962; Ghijitchi B., Rileev, Bucuresti, 1966; Walker F.A. Ryleyev. A Self-sacrifice for Revolution. - «Slavonic and East European Review». L., 1969, v. 47. № 109. РБС: Брокгауз; СИЭ; КЛЭ; БСЭ; Лерм. энц.; Декабристы; Иванов; ИДРДВ; Рус. писатели; Рус. масонство; Чен- цов; Эймонтова (1, 2); Движение декабристов. 1977-1992; Муратова (1, 3); Масанов.
Архивы: РГВИА, ф. I и др. (см.: Движение декабристов. ЦГВИА, в. 3 , с. 577-78): РГИА, ф. 279 (см.: Движение декабристов, с. 94-96); ИРЛИ, ф. 269 (см.: Личные фонды РО ПД. Аннотиров. ук., СПб., 1999, с. 229); РГАЛИ, ф. 423 ; РГБ, ф. 178.