Знакомство Маргариты

Знакомство Маргариты с m-r Smith состоялось в большом монпарнасском кафе в четыре часа зимнего утра. Когда Маргарита вновь увидела его широкую фигуру в плотно застегнутом широком пальто — он вошел в кафе и сел за столик, в глубине, — она отослала своего спутника, молодого студента-медика темного происхождения типа мелкого альфонса и выпрашивателя денег у женщин — в том числе и у Маргариты — под тем предлогом, что должна писать письма, затем пересела вглубь кафе и, нахмурив на секунду брови при мысли о том, что уход медика стоил ей лишних десять франков, которые тот не забыл попросить, уходя, верно рассчитав, что в данном случае ему не откажут, Маргарита стала писать длинное письмо воображаемому корреспонденту, изредка обводя кафе рассеянным взглядом, точно ищущим точное выражение, и неизменно останавливая громадные, подведенные глаза на лице господина Смита, который казался погруженным в раздумчивость и не замечал ее. Потом он посмотрел в ее сторону. Маргарита была настолько хороша, что он вздохнул, поднялся со своего места и подошел к ней, попросил разрешения сесть с ней рядом. Улыбнувшись быстрой и искусственно-радостной улыбкой, которую она видела на лице знаменитой кинематографической актрисы во многих фильмах — Маргарита разрешила.

— Вы пишете письмо, — вздыхая, сказал Смит, — я боюсь злоупотребить вашим временем.

Она взяла листки бумаги, медленно порвала их своими длинными, вздрагивающими пальцами — лицо Смита стало вдруг серьезно и задумчиво — и сказала, глядя на него особенно смеющимися глазами, в выражении которых нельзя было ошибиться:

500

— Voyons, m-r, я считаю вас plus fin que ça[1]. Я думаю, что вы знаете так же, как и я, что это только маленькая комедия. Разве вы не заметили, что уже четыре дня мы бываем одновременно в этом кафе? И кстати, кто эта женщина, с которой вы приходили?

— Подруга детства, — небрежно сказал Смит, — очаровательное дитя; менее очаровательное, чем вы, конечно, но очень милое в своем роде.

— Ваша любовница?

— Вы любите сильные выражения? Это нехорошо, — сказал Смит.

Потом он вынул портсигар и рассеянно протянул его Маргарите: взгляд его снова стал задумчивым; он, казалось, не замечал ничего окружающего.

— Можно узнать вашу профессию? — спросила Маргарита.

— Я торгую наркотиками, — сказал Смит. И тотчас, спохватившись, засмеялся, чтобы придать своему ответу явно шуточный характер.

В течение долгих лет, чуть ли не каждый час ему приходилось быть начеку: не сказать ничего, что могло бы его скомпрометировать, не выдать случайно товарища и не дать никому понять, что он, m-r Смит или m-r Dubois или m-r Smirnoff или m-r Muller <...> — смертельно устал от этого долголетнего напряжения; и что ему хотелось, как-нибудь — в дождливый осенний вечер, сесть в мягкое кресло и, глядя в чьи-то умные и понимающие все с полуслова глаза, — рассказать обо всем.

— И вы знаете... — сказал бы Смит, и тот, другой, ответил бы:

— Да, знаю: множество городов и убийственно одинаковые гостиницы и одинаково сумасшедшие глаза кокаинистов — и прохладный тяжелый револьвер в заднем кармане брюк.

Но Смит только раз поддался этому желанию и рассказал о своей жизни той женщине с усталыми глазами и удивительным телом, про которую знал много нехороших


Примечания

  1. Ну, что вы, месье... более проницательным (фр.).
501

вещей. И только рассказав все и замолчав, он вдруг почувствовал, что беззащитен — как во сне, когда руки и ноги становятся как будто ватными, когда нужно бежать.

— Я могу еще убить вас, — неуверенно сказал Смит.

Она успела пожать обнаженными плечами, вдруг поплывшими в сумрачном свете комнаты, но уже открылась дверь и мужской голос с резким фламандским акцентом сказал:

— Bien fait, madame[1].

И потом было шесть долгих месяцев бельгийской тюрьмы. Но самое странное, Смит никогда не чувствовал ненависти к этой женщине. В день своего отъезда он получил от нее громадный букет цветов — с карточкой, на которой были написаны насмешливые и нежные слова — pour l’amour et la confiance[2].

Он вспомнил об этом, взглянув на Маргариту, — и стал говорить о других вещах. Он узнал, что Маргарита нигде не служит, что ей девятнадцать лет, что она ненавидит своих родителей, что она интересуется литературой и музыкой.

— Comme tout le monde[3], — рассеянно подумал Смит. Потом они оказались в гостинице — и через полчаса изумленный Смит говорил:

— Но это невероятно. Кто тебя научил? Тебе действительно только девятнадцать лет?

Она, не отвечая, целовала его мохнатую грудь. Под утро она ушла, спросив адрес Смита и обещая написать. Через три дня пришло ее письмо, начинавшееся словами «mon amour»[4] и содержащее в себе целый арсенал тех убийственных, типичных выражений, которые Маргарита почерпнула из книг. Смит морщился, читая письмо, и, явившись на свидание, сказал Маргарите:

— Mon enfant[5], твое письмо написано очень нежно, <...>. Но кто научил тебя такому дурному стилю?


Примечания

  1. — Отлично, мадам (фр.).
  2. за любовь и доверие (фр.).
  3. — Как и все (фр.).
  4. любовь моя (фр.).
  5. — Дитя мое (фр.).
502

— Дурному? Почему? — обиженно спросила Маргарита. И Смиту терпеливо пришлось объяснять ей разницу между дурным и хорошим стилем, приводя множество сравнительных цитат из разных авторов.

— Откуда ты все это знаешь?

— Я кончил университет в Берлине, — сказал Смит.

— Я думала, что ты француз.

— Нет, я голландец, — сказал Смит, задумавшись немного.

— У тебя такой вид, точно ты сам не знаешь, какой ты национальности.

— Да, я иногда путаю, — смеясь, ответил Смит.

Это было днем. Они совершили длительную прогулку по городу, побывав в Jardin d’Acclimatation[1], где Смит, увлекшись, принялся рассказывать Маргарите о том, как живут всевозможные дикие звери на свободе. Когда он сказал, что медведю надоедает зимняя спячка — Маргарита насмешливо и задумчиво заметила:

— Какой ты умный! А почему ты думаешь, что она ему надоедает?

— А? Мне так кажется, — захохотав, сказал Смит. А вечером, с побледневшим и сумасшедшим лицом, он сидел в зале Плейель рядом с Маргаритой и слушал Крейслера, дававшего единственный концерт в Париже. Мягкая рука Маргариты лежала на его пальцах.

— Кажется, это все, грубо говоря, мужчина и женщина, — думал Смит, — что же нужно еще? Да, кажется, все.

— Ты заметила, Маргарита, — сказал Смит, — что для гениального музыканта нет плохих вещей, он из всего делает чудо?

— Я не люблю скрипки, — ответила Маргарита.


Примечания

  1. Ботанический сад (фр.).
503

Воспроизводится по изданию: Гайто Газданов. Собрание сочинений в пяти томах. Том четвертый: Романы. Выступления на радио «Свобода». Проза, не опубликованная при жизни. Москва: «Эллис Лак 2000», 2009.
© Электронная публикация — РВБ, 2017-2024. Версия 1.4 от 11 октября 2017 г.