* Стихи о русской поэзии (с. 190). — Ст-ния 1 и 2 — ВП-II, с. 28, ст-ние 3 — CC-I (1-е изд.) (искаженные тексты). В СССР — ст-ния 1 (без строф 1 и 2) и 2 как единое произведение — ЛГр-67, с. 69, ст-ние 3 — Пр-65, с. 61 (без загл., искаженные тексты). БП, № 166 — 168, с общей датой «2 — 3 июля 1932 г.». ВС, с датами под ст-ниями 2 и 3 — соответственно «4 июля» и «3 — 7 июля 1932 г.». Авториз. машинопись 1932 г. — с разночт. в ст. 3 ст-ния 2: «По корням». Беловой автограф первоначальной редакции ст-ния 2, с датой «2 июля 1932 г.», со следующей редакцией строфы 3 (сохранилась и в других списках):

И угодливо-поката
Кажется земля, пока,
И в сапожках мягких ката
Выступают облака.
523

В другом авториз. списке (с датой «4 июля 1932 г.») ст. 5 — 6 переработаны в вариант, от которого поэт позднее отказался (вернувшись к первоначальному):

У Некрасова тележка
На торговой мостовой.

Оба списка — AM. Машинопись, с разночт. в ст-нии 1, ст. 17: «Пахнет городом, потопом», — СБ. Печ. по ВС (предложение И. М. Семенко внести в этот текст исправление в ст. 3 ст-ния 2 по машинописи 1932 г. — нами не принимается).

В 1932 г. Мандельштам собирал по букинистам прижизненные издания русских поэтов, заново пересматривал русскую поэзию XIX в. В «Стихах о русской поэзии» последняя «ощущается как нечто стихийное и народное, питающееся низовыми источниками, нераздельно с ними связанное» (HM-III, с. 197). По свидетельству Э. Г. Герштейн, А. Ахматова не признавала «Стихи о русской поэзии»: «Здесь он ухитрился не заметить Пушкина» (ЛО, 1985, № 7, с. 107 — 108). Вместе с тем сама фигура умолчания здесь и в поэзии Мандельштама лишь подчеркивает то «небывалое, почти грозное отношение» к Пушкину, то «сверхчеловеческое целомудрие», о котором пишет сама А. Ахматова в «Листках из дневника» (Ахматова, с. 198).

Эти стихи.даже при беглом чтении производят впечатление текста, целиком сотканного из мотивов, аллюзий, параллелей, относящихся к истории русской поэзии... <это> своеобразный «экзамен» по русской поэзии» (Гаспаров Б. Сон о русской поэзии. — Stanford Slavonic Studies. V. I, 1987, p. 261 и далее). «Разгадку» Б. Гаспаров усматривает в инфернальном сне Татьяны из пятой главы «Евгения Онегина».

1. «Сядь, Державин, развалися...» — Хитрее лиса. — Ср. «посольская лиса» — характеристика Ариоста в ст-нии «Ариост». Початок — украинизм: начало (ср. также украинизм «кат» — палач — в ранней редакции). Здесь, скорее всего, — початая бутылка вина (ср. «бутылку» в ст. 5): тему пира и буйного веселья, тесно связанную с темой вольности, Державин как бы передает Языкову, поэзия которого 1810 — 1820-х годов давала к тому немало поводов (ср. стихотворные послания к Языкову Пушкина и Боратынского).

Гром — неявная отсылка к «Весенней грозе» Тютчева и, одновременно, к строкам Державина: «Гром победы, раздавайся, // Веселися, храбрый Росс!,.»

И глотками по раскатам. — Ср. «громовым своим раскатом... Перед ста народов катом» (поэма Хлебникова «Ладомир»),

Мускат. — Ср. «Стихов виноградное мясо» в ст-нии «Батюшков».

Конский топ. — Ср. «людская молвь и конский топ!» из сна Татьяны, одновременно — далекий отголосок темы Евгения, убегающего от Медного всадника.


Воспроизводится по изданию: О.Э. Мандельштам. Собрание сочинений в 2 т. М.: Художественная литература, 1990. Том 2.
© Электронная публикация — РВБ, 2010–2024. Версия 2.0 от 3 октября 2019 г.