ЛИТЕРАТУРНАЯ МОСКВА. Рождение фабулы. — Впервые: «Россия», 1922, № 3 (окт.) с. 26 — 27.
Быт — это мертвая фабула, это гниющий сюжет... — Ср. черн. набросок Мандельштама (1930-е): «Когда писатель вменяет себе в долг во что бы то ни стало «трагически вещать о жизни», но не имеет на своей палитре глубоких контрастирующих красок, а главное — лишен чутья к закону, по которому трагическое, на каком бы маленьком участке оно ни возникало, неизбежно укладывается в общую картину мира, — он дает «полуфабрикат» ужаса или косности — их сырье, вызывающее у нас гадливое чувство и больше известное в благожелательной критике под ласковой кличкой «быта» (ВЛ-68, с. 204);
Нынешние русские прозаики ~ У них нет фабулы. — На отсутствие фабулы в «деревенской прозе» 20-х гг. Мандельштам указывал в «Письме тов. Кочину» (1929): «Я думаю, это происходит от литературного барства, которым мы еще заражены. Ведь хорошая, интересная фабула — это признак уважения писателя к своему герою»;
«Крылышкуя золотописьмом тончайших жил...» — из стихотв. В. Хлебникова «Кузнечик» (1908 или 1909). У Хлебникова: «прибрежных много трав и вер»;
...эпический разговор дьякона в бане с неким Драубэ... — Эпизод из повести Б. Пильняка «Метель» (впервые: альм. «Пересвет». М., 1922, с. 3 — 22); У Пильняка — Драбэ;
«Гибкий, резвый, звучный, ясный...» — из восьмистишия Ф. И. Тютчева «Вечер мглистый и ненастный...» (1836). У Тютчева: «Гибкий, резвый, звучно-ясный <...> Он всю душу мне потряс!»