И ровно и вперегонку, уступая и толкаясь, мы бѣжимъ по Моросейкѣ на Красную площадь. Всѣ мы спѣшимъ къ Лобному мѣсту послушать Объявленіе, о которомъ возвѣщалось съ перекрестковъ и въ тупикахъ.

На Спасской башнѣ ужъ пропѣли часы полдень. Народъ все прибывалъ. Но Лобное мѣсто оставалось свободнымъ, и только какіе-то мальчишки по временамъ завладѣвали имъ и тотчасъ же къ общему удовольствію и развлеченію летѣли вверхъ тармашками.

Съ помощью знакомаго полотера съ Зацѣпы я взобрался на кровлю Василія Блаженнаго, и отъ меня прекрасно видно было даже всякую мелочь.

Наконецъ, толпа, крякнувъ, осадила, головы обнажились, а на Лобномъ мѣстѣ показался маленькій человѣчекъ: онъ былъ въ высокихъ воротничкахъ и смокингѣ, а голова его была повязана платкомъ по-бабьи.

— Юродивый, — прокатилось по площади изъ устъ въ уста, — это юродивый самъ.

На Спасской башнѣ снова пропѣли часы и пѣли долго: тринадцать.

— Садитесь, господа, — сказалъ Юродивый, кланяясь на всѣ четыре стороны: Кремлю, Замоскворѣчью, Историческому музею и Рядамъ.

Такъ какъ я сидѣлъ, то, не смѣя ослушаться, все-таки подобрался, будто усаживаясь, всѣ же прочіе, стоявшіе внизу, хотя и было не совсѣмъ удобно, безпрекословно присѣли.

— Милостивыя государыни и милостивые государи, — запѣлъ Юродивый знаменнымъ распѣвомъ, — всѣ мы учились заповѣдямъ, и всякій знаетъ, что ихъ десять штукъ. Не такъ ли, десять штукъ?

И въ отвѣтъ прогудѣла толпа, какъ гудятъ Воистину воскресъ на Пасхѣ въ церквахъ.

— Ну, вотъ, господа, — продолжалъ Юродивый тѣмъ же распѣвомъ, — а на самомъ дѣлѣ ихъ не десять, а четырнадцать. Отцы наши утаили отъ насъ, но и они мудрые, да и всѣ мы искони блюли ихъ всѣ четырнадцать.

— Блюли, — проблеяла толпа.

— А! вотъ, видите! — пропѣлъ Юродивый, — а теперь по исчисленіямъ Кугельгейма фонъ Густава пришло время провозгласить ихъ полностью и начать исполнять не тайно, а въ открытую. Внимайте же и пишите въ сердцѣ, вотъ новыя заповѣди:

11-я. — Не зѣвай.

12-я. — Ѣшь пирогъ съ грибами, а языкъ держи за зубами.

13-я. — Прелюбы сотвори.

14-я. — Укради.

Юродивый залился такимъ веселымъ смѣхомъ и такъ затрясъ головой, что платокъ съѣхалъ ему на шею, и передъ опѣшеннымъ, сбитымъ съ толку народомъ вдругъ метнулись глаза, и грозное стало лицо царя Ивана.

На Спасской башнѣ пропѣли часы и пѣли долго: четырнадцать.