Занозил себе лев лапу, а старец Герасим вытащил у льва занозу. И благодарный лев не только не захотел съесть старца, а в безмолвии, без всякого своего рыку, стал служить старцу.
В мясопустные дни лев служил старцу с утра весь день: и воду возил и все работы исполнял какие надо, и к вечеру водил коня на водопой и, напоив коня, приводил назад к старцевой избушке.
Так втроем и жили старец, конь да лев. Старец, видя такую к себе милость Божью, благодарил Бога. А лев, помня о помощи старца, изо всех сил старался угодить старцу.
Но каково было коню? Что чувствовал конь, когда лев водил его на водопой и обратно к избушке?
Был этот конь — добрый конь: рыжий с белым пятном на лбу. Просвет-конь звонко топал копытом, играл, а тут — тише воды, ниже травы: со львом-то жизнь какая! — ни тебе травы пощипать вольно, ни тебе побегать вольготно: лев так в оба и смотрит, а на уме — чуть что, и съест! (Ведь и человек, если что стараться очень начнет, и то жди — всегда наоборот, а лев — зверь!)
И уж вода не вкусна коню, и трава не сладка коню. И никто не знал, как трудно коню! Старец знал, для чего ему лев служит. И лев знал, для чего он, лев, старцу служит. А конь ничего не знал: для коня старец — Герасим, а лев — лев.
И про это тоже никто не знал — ни старец, ни лев.
И возненавидел конь льва, а пуще старца. И одного уж ждал конь и об одном — по-своему, по-лошадиному — творил Богу молитву и утреннюю и вечернюю: «чтобы освободил его Бог от льва, прибрал старца!»