Толокно
1
Жил один мужик, степенный Павел Андреич, первый охотник. Одно горе, с глушинкой. Все за охотой: не зайца, перо приносил — добычу. Кормил жену тетерками да рябцами.
А жена Анисья, баба молодая, веселуха. Болтали про Анисью, непутно говорили, что при муже тихоня, а за глазами ветер.
Дошло до Павла, — что ему делать? Конечно, надо проверить: мало ли чего ни наскажут и так, здорово живешь, и по злобе.
«Не страшен зверь, от человека жди лиха. Скорей зверь дрогнет, человек не поведет усом!» — про это хорошо знал Павел, первый охотник.
Ходил Павел в лесу, все думал.
И как бы это так ему дознаться, чтобы своими глазами увидеть, правду о жене говорят люди или зря?
Попало ему в лесу дупло большое.
«Стой, — думает, — дай замечу, это мне кстати!»
Заметил дупло и домой.
А Анисья ластится.
— Что, муженек, много ль настрелял?
— Чего настрелял? Не в этом дело. А вот нашел я дупло, в дупле дуплянское чудо. Что тебе хочется, все исполнит.
— А где это, Павел, чудо?
— А как выйдешь в лес, так на левую руку за орешней, там и будет дупло, там это и есть. Подойди к дуплу, да попроси, да поусердней проси. Что тебе надо, все исполнит.
Ничего не сказала Анисья. Тихая такая стала, рано и спать легла. Или головушка болит?
2
Спозаранку поднялась Анисья, да к двери.
Смекнул Павел.
А указал ей давеча Павел дорогу к дуплу кривлем, и как только Анисья за дверь и он за ней, да прямиком. Живо до дупла добежал и в дупло.
Сидит в дупле, ждет.
Пришла Анисья. Стала на колени.
— Баба я молодая. Ну, какое житье мне с псом моим окаянным? День-деньской на охоте. А вернется, дрыхнет. Позовешь, не слышит, тронешь, не шевельнется. Баба я молодая... Дуплянское чудо, ты слышишь?
А Павел ей из дупла толстым голосом:
— Чего тебе надо, все сделаю.
— Глухой у меня пёс, ослепи его, будь милосердный! — и до трех раз кричала Анисья, стучала головой о корневище: — ослепи! ослепи! ослепи его!
— Ступай, баба, с миром. Затопи печку. Пеки оладьи да мажь помасленее. Твой муж ослепнет. Через трое суток с масла совсем слепой будет.
Поклонилась дуплу Анисья: не узнать — как повеселела!
Тут тихонько выскочил Павел да прямиком и поспел домой до жены.
Степенный был мужик Павел, рассудительный, первый охотник, а тут и без масла ровно ослеп. Или не слышал, на что пеняла Анисья?
Вернулась Анисья.
— Где, жена, пропадала?
— У соседки.
И не может скрыться, так вся и пышет. Затопила Анисья печку, стала печь оладьи. И давай поливать их маслом, да Павлу этакую миску.
— Кушай, муженек, на здоровье!
Павел и ну уписывать.
— Что-то у меня, жена, глаза стягивает.
А Анисья схватила масла и еще прибавила.
— Ешь, ешь масленее. Ходил в лесу, устал. Поешь, отдохнешь и все пройдет.
Сама, знай, прибавляет масла.
Съел еще Павел оладьев — все лицо в масле.
— Что-то, жена, совсем плохо вижу: двоится.
Степенный был мужик Павел, рассудительный, первый охотник, а тут ровно и вправду со сладкого масла ослеп. Или не слышал, на что пеняла Анисья, не чуял, с чего сама, как оладья, пышет?
И на другой день тоже, опять оладьи. И на третий оладьи, да все жирно, да с маслом.
На третий день ослепнет Павел.
Ждет не дождется Анисья, зарумянилась вся.
— Ну, Анисья, я теперь ничего не вижу.
Поверила Анисья.
— Чего ты говоришь?
— Ой, ничего-то не вижу. Будешь ли ты меня поить-кормить, слепого?
— Буду, буду, не беспокойся. Вот как буду!
Уж как рада Анисья.
Да и, в самом деле, она будет ходить за Павлом. Бог с ним, только б воля. А теперь ей воля: не слышит Павел и вот не видит — ослеп.
3
Прибралась Анисья, умылась.
В избе выметено, вычищено — чисто, любо взглянуть.
И до чего это воля человека красит!
Сбегала Анисья к дружку. Привела дружка, усадила за стол: полон стол угощенья.
— Кушай, Саша, кушай, голубчик!
Ну, тот всего попробовал.
— Еще чего не хочешь ли?
А дружок и говорит Анисье:
— Всем я доволен. А хочется мне толокна, замеси, пожалуйста, я закушу.
Анисья проворно за толокно: сейчас и готово.
— Маслица бы немножко!
— Нет, нет, что ты! От масла ослепнешь: мой-то от масла ослеп. Погоди, я тебя послаще угощу.
Был на деревне кабак. Анисья в кабак и побежала: угостит она дружка послаще.
А Павел лежит на печке, ружье около — ив гроб завещал ружье с собой положить. И как вышла Анисья, он за ружье, да в дружка — хорошо стрелял Павел, первый охотник — так дружка на месте и уложил. Сам соскочил с печки, закатал такой вот ком толокна, напихал ему полон рот, да опять на печку. И лежит, как ни в чем не бывало.
Вернулась из кабака Анисья, а дружок — полон рот толокна. Позвала не слышит, тронула и не дрыгнет.
Вот тебе толокно какое!