III
ЗАЛОЖНИКИ
А другой раз иду я, у меня, ну — как грудная клетка открыта и внутренности обнажены — горят. Я не голоден, мне ничего такого не нужно себе, и я иду совсем вне всяких гроз.
Так шел я по Среднему проспекту с такой обнаженностью горящей — и каждое движение, каждый поворот встречного был мне, как прикосновение к больному месту.
И вот недалеко от Совдепа на углу 7-ой лин. гонят —
— Кто эти несчастные? — спросил я.
— Буржуи заложники! — кто-то ответил.
И я вспомнил, читал сегодня в «Правде» — это вскоре после убийства Урицкого — «за одну нашу голову сто ваших голов!» И я подумал:
«Это те, из которых отберут сто голов за голову!»
Приостановился и смотрел, провожая глазами обреченных: их было очень много — много сотен.
«Должно быть, в «политике» так все и делается, — думал я, — не глядя делается! ведь, если бы смотреть так вот, как я, и всякое мстящее рвение погаснет — за голову сто голов!»
И вдруг увидел возмущенное лицо человека — возмущенный голос человека, кричащий:
«Убили! так нате же вам! ваших — сто!»
А тут вижу гонят — это как раз те, которые попали — обреченные сотни.
Каждого различать в лицо невозможно, но есть общее: это согнутость и тревога — не о себе! о себе-то никто
больше не тревожится, разве уж какой плющавый! — нет, о близких, у каждого ведь гнездо! — да еще недоумение: — — «не согласен, не согласен, что несу ответ!»
«Да, это в политике, не глядя, — на бумаге, по анкетам — — !»
Я провожал глазами этих обреченных — пришибленные шли они покорно по Среднему проспекту из Совдепа — —
«Не трудящийся да не ест!»
— — калоши мои оказались такая рвань, взглянуть страшно. Откуда, что — ничего не понимаю. Потом догадываюсь: на собрании в Театральном Отделе обменялся с А. А. Блоком и носил с месяц, подложив бумагу, и вот попал опять в свои, но уж разношенные здорово, — это все Блок. Мы идем по снегу, по сугробам — белое все. И на душе — бело. Далеко зашли. Да это Москва!
«Подождите, — говорит А. А. Блок, — посмотрю, можно ли?»
Я остался у крыльца, жду; а он в дом пошел. Я не знаю, кто живет в этом доме, но думаю, можно хоть чуточку передохнуть. А Блок уж назад —
«Нельзя, — говорит, — пойдемте дальше».
«Не пускают?»
«Чужая мать».
И идем по снегу, по сугробам — белое все. А на душе — не бело.