[an error occurred while processing this directive]

Повесть о двух зверях
ИХНЕЛАТ

265
266

Пролог
ТРАВКА-БЕССМЕРТНИК

Слышит персидский царь, мудрейший из царей и справедливый: есть в Индии, растет травка, пожуй и навсегда забыл «как ваше здоровье?». травка-бессмертник И велит царь своему ученому врачу: «поезжай в Индию и возвращайся с травкой!»

Барзуй не мог ослушаться царя, в ночь уложил чемоданы и с восходом солнца в путь: ему и самому охота посмотреть на чудесную травку и любопытно, на что она похожа, бессмертник!

Два года прожил Барзуй в Индии. Где-где его нога ни прошла. Два года в розысках с расспросом.

Сколько лесов и пустынь, ям и ямин сквозь повыходил, искал на раменьях, на зимницах, на старых мшанниках, бортях, езях; облазил все огороды, прошел дороги, дорожки, тропки и стопинки.

«Помним, знаем исстари, говорят, есть такая травка, подает человеку бессмертие».

Но где она такая, толком указать никто не может.

Одни говорят: «у проклятой сосны с дву пырьи».

Другие: «взад от погиблого болота, а от обгиблого болота к паленому, там».

Третьи: «к колодливому озеру Верхних Куров под крековатой березой ищи».

Так закрутили, так запутали, не почасилось Барзую, хоть садись на муравьище и жди себе окончания!

Выкупался он в Ганге реке — вода, дна не достать, а все видно, — хорошенько с мылом вымыл себе шею — было б в петлю лезть, не стесняясь: известно, вернуться к царю с пустыми руками, какая еще награда.

267

И решил он повернуть оглобли, да как вышел за изгороду, а в глаза ему землянка.

И чудное дело: из землянки торчит прутина, на пруте лелех, на лелехе птичка — чего-то коготком показывает, не то пляшет.

«Зайду-ка, думает Барзуй, не спроста птичка резвится!»

И вошел в землянку.

А в землянке у стола, поднялся, не скажешь, старик, но по одежде, в такое не одна сотня лет назад наряжались брахманы.

И с первого слова о травке:

«Вижу царская печать в твоих глазах, сказал Барзуй, не знаешь ли, где и как достать травку-бессмертник?»

А брахман на него посмотрел, словно б на ладонь себе поставил — был это сам мудрейший Бидпай:

«Есть она, эта травка, сказал Бидпай, только глупые вы все вместе, ищете ее в земле, а она, вот она где».

И протянул руку, снял с полки книгу, — переплет, нынче таких не делают.

«Без года две сотни лет, сказал брахман, а составил я эту книгу по древней памяти для царя Дадшелима: «Пан—чатантра». Бери ее и вези к своему царю — вот она, ты нашел бессмертную травку».

Барзуй ухватил книгу: Панчатантра! — пятикнижие — мудрость о зверях и человеке. Да в свою Персию без оглядки.

То-то царя удивит. А какая еще награда — бессмертник в руках.

268

ПОВЕСТЬ О ДВУХ ЗВЕРЯХ

I
СТЕФАНИТ И ИХНЕЛАТ

Два друга: Стефанит и Ихнелат. «Увенчанный» и «Следящий». Такое было человеческое имя этой звериной породы, в Бестиариях не упоминаемой. Оба занимали высокое место при Льве: стоять у дверей царя. И носили двусмысленное звание: «почетные советники». Царь, после смерти царицы, в своем мрачном одиночестве запутанный в живой сети зверей, по преимуществу сплетающихся обезьян, не замечал своих избранных советников. «Первые мудрецы» и «почетные советники» — громкое имя, и это как писатели, сохраняющие в истории имена, но не читаемые за исключением ученых и чудаков: Мильтон, Данте, Оссиан, прибавлю Рабле. Делать они ничего не умели, они собирают мысли и складывают слова, и жизнь их была «лотерейная» или просто сказать, были они нищие: Стефанит и Ихнелат.

— Ты! первый мудрец! Стефанит! И ты поверил: одной ногой ты спускался в подвал.

«Но разве ты не слышишь: воет сирена».

— Сирена! Протри глаза и открой уши: ревет бык.

«Да, конечно, бык».

— У тебя найдется огарок? Вот спички.

«Электричество вдруг погасло. Одному сидеть в потемках...»

— А что творится там, во дворце! Я остался один у дверей царя. Все разбежались: лисы и медведи, волки и обезьяны, кто куда. Слух страшлив: кому воет сирена, а кому сам черт. Наш гордый заносчивый Лев, умом не богат, — разве можно показать, что мы чего-нибудь боимся? — со страха он вскочил и оледенел, не смеет пошевельнуться: лев испугался быка.

269

Стефанит, зажигая свет: «Откуда взялся бык?»

— Случай самый обыкновенный. Ехал купец на паре быков. На дороге болото. Ему бы свернуть, а он прямо по зыби. Один бык и загруз. Много купец мучился, а вытащил — да быка-то замучил: ни рукой, ни ногой и не мычит. Возиться с таким кому охота, бросил купец быка подыхать на дороге и на одном дальше поехал. А бык отлежался, и видит места благодатные, травяные, ешь вволю. Смирный, а отъелся, быка узнать нельзя: копытом и рогами о землю бьет и этот его из утробы безудержный рев. А все одно, гибели не миновать: обреченному выхода нет — это я тебе, Стефанит, говорю: бык пропадет. А пока за его смертью послали, насмерть перепугал он Льва. Хорош царь! Стылая сосулька и ни на кого не бросается.

«Что тебе дался царь? Дурного от него ничего не видим. Наше почетное место у дверей царя, это не в очереди за молоком. Всякий день мы получаем от него бесплатный обед. Оставь царя в покое. Мы не челядь, не наше дело пересуживать ни его речей, ни его поступки».

— Власть влечет... А побеждает мудрость и бесстрашие. Разумный человек приближается к царю не ради куска хлеба, а желая власти и славы — иначе как осуществить свое и как возвеличить друга и обезвредить врага? А вся эта мелкота, поденная тварь, довольствуется очень малым: лишь бы сыту быть. Пес нашел обглоданную кость и не жалуясь, грызет, и голодный человек, когда в дому ошарь — ничего не найти, с жадностью возьмется за вчерашние объедки. Разумный человек неровня этой мелочной середине — жалкие выкидыши, они все знают и обо всем судят, меря своей убогой мерой! — его сердце устремлено ввысь, его желания под стать его стремлениям. И кто только ни добивается подняться из низин на вершину! Лев, ухватя зайца и увидя верблюда, отшвырнет зайца и погонится за верблюдом. А пес, набросившись на добычу, ты заметил, вьет и вертит хвостом, пока своего не прикончит. Огромадина слон не взглянет и не притронется к еде без ласкового понуканья, или до завтра ему нет дела, а долговечен. Так и одаренный, одаряющий других, если не долго живет, надолго остается в живой памяти людей. А нам, в тесноте и нищете, ни себе и ни

270

другим, наш век краток, пускай доживем и до глубокой старости.

«Всякому свое. И не след отбрыкиваться от своей доли ни тому, кто почтен среди почетных, ни тому, обездоленному судьбой. Так и нам, Ихнелат. Примем с благодарностью нашу участь. Только в глазах безумца и сама большая честь не честна».

— Ты это про меня? Да, жизнь всем одна, но одного нет ни в чем. Камень легко катится вниз, а подымается с каким трудом, когда его тащут на гору. Предоставляю кому это удобно, я не камень. Нам надо искать высот, на это у нас есть сила, а не толочься на месте, ожидая помощи посторонних рук или быть довольну тем, что есть. Хочу воспользоваться замешательством Льва и поговорить с ним: уверен, кое—чего достигну и получу награду. Вижу его в крайнем испуге, расстроенный, и вся его лягавая дружина, поджав хвост, в растери и дрожит.

«Почему ты так уверен: лев обалдел?»

— Мои глаза и мое чутье. Можно проникнуть в мысли другого по его глазам и стати.

«На какую ты рассчитываешь награду? Что можешь сделать для Льва? Где у тебя сноровка говорить их языком?»

— Толковый найдется. Это дуралей напутает даже и там, где ему свое и голову ломать не надо.

«Ты гордый, Ихнелат. Ты богатый. А царям не за обычай считаться с большим, их глаз на ближайшего. Царь та же виноградная лоза, будет она разбирать: не глядя, приплетается к соседнему дереву. Как и чем ты обратишь на себя внимание Льва?»

— Начну путь нашей дружины — лис, медведей, волков, обезьян. Все они, хитря, поднялись из сырых низин или выдрались из колючих трущоб. У всех в памяти, как один честолюбивый незадачливый зверек, скрепя сердце и отбросив всякое самолюбие, всем покорный, всякому говоря только приятное и все и всем обещая, влез, наконец, своим обглоданным ничтожеством в глаза Льву. Так и я. Мне надо только приблизиться к нему, узнаю его нрав и повадку, я не дурак, услужу во всем. Мудрец, пользуясь истиной, создает вымысел: призрачная ложь живее и ярче самой истины. Или как ловкий журналист проводит свою

271

мысль в газетной болтовне. Уверен, Лев выделит меня из своей своры.

«Тебе это не к лицу. Пусть делают другие, но не ты. Есть три вещи, стоит только коснуться и пропал: втягиваться в дурман, поверять тайну женам и дружба с царями. Царь! Я его вижу, он как обрывистая с трудным подъемом гора, изобилие плодов земных, но и логовище львов и тигров, подыматься на гору — еще подумай, а жить — опасно».

— Кого страшит опасность, никогда ничего не достигнет. Всего бояться честь не велика. Три вещи пугают малодушных: «морское плавание», как прежде говорилось, а теперь сказать — «ответственность», внезапное нападение на врага и придворная служба. Разумному как раз это только на руку. Как слону дикая пустыня, мне будет царский двор, сумею быть и троном для царя.

«А вот и электричество! — гася огарок: Что значит свет для моих глаз!»

— Передышка быку. Бык пошел на водопой: веселое бульканье воды, слышишь, отзывается в городе отбоем сирены. Очумелые от страха звери, разминаясь, повылезли из своих подвальных убежищ и выхвостясь, бросились занимать места. Мне пора.

«Верю. Поступай, как знаешь».

II

ЛЕВ

По освещенным улицам прямым путем от Стефанита прошел Ихнелат во дворец ко Льву. Пользуясь дурацким расположением — опасность миновала! — и уступчивой добротой напуганных зверей, он, не стесняясь, по ногам добрался к самому трону. Лев по-прежнему, вспружинясь, стоит, не шевелясь; остекленелые глаза и заострившиеся уши. Оживление и пестрота зверей развеят понемногу, все еще звучавший в его ушах, страшный рев неизвестного зверя. Размягчаясь, глаза упали на непохожего на других зверя.

* * *

Лев вдруг: «Ихнелат! Давно тебя не видно».

— Всякий день я неотступно при твоих царских дверях.

272

Меня никогда не покидает надежда понадобиться тебе и никогда не получал я от тебя никакого наказа. Без зова я явился к тебе. Бывают случаи, и простой человек нужен, и незаметный в трудном деле поможет. Поверженное дерево идет на зубочистки и уховертки, но может быть годно и на постройку.

Лев вельможам: «А не зря говорится: не распознаешь разумного и речистого, пока он не раскроет рот. Потайной огонь, выходя на свет, взблескивает в воздухе пламенем и виден бывает издалека».

— Раб царя должен открыто говорить царю все нужное для него и полезное и ждать награды по заслугам. Как различишь семена, скрытые в земле, — и человек познается по своим словам. Царю не след смешивать головной убор и украшение ног — венец и сапоги, не годится и драгоценный камень вделывать в олово. Князьям надлежит держаться воевод и воинов, им подчиненных, а царю — мудрых советников. Число их у царя не велико. Дело царя и князей ограждать страну от врага, но и в таких высоких делах никогда не помеха совет меньших: и мал—не—мал, коли оказывается полезен. Не подобает властителю чествовать только своих благородных, надо подумать и о меньших, не ограничивать свой круг любимцами, а призывать к себе издалека. Что может быть каждому ближе своего тела, а когда захворает человек, разыскивают самых отдаленных врачей и редкие целебные травы. Живут и мыши в царских дворцах, они всегда под рукой, но какая в них надобность? А сокол — его всюду ищут, и как принимают! даже и на царской руке сидит.

Лев вельможам: «А ведь во всем он прав. Конечно, как можно властелину пренебрегать разумными людьми? И когда они достойны чести, его долг оказывать им заслуженную честь. Хотя бы это и пришлось кому не по душе».

Ихнелат, решительно подступая: — Царь, мне надо поговорить с тобой наедине.

«Я слушаю».

Ихнелат в упор: — Что ты все стоишь, как шампанская пробка? Не ударишь лапой и хвост не действует?

Лев, костенея, заносчиво молчит.

— Или тебе кто откусил язык? И разве мне чета, ты понял, эти твои...

273

* * *

На водопое бык насытился — пол-озера как выплеснуло. По широким горячим губам течет ручей. Нам бы чего лучше: поел-попил и на боковую легкому сну в утеху. Бык сну не враг, да сила прет, распирает сквозь мясо и кости вон — бык снова завел свою расструями катящуюся песню. И на подхлестывавший вой его сирены, звери, чумея, кто-как-и-куда из дворца улепетывать.

* * *

Лев с визгом: «Мне страшно, этот страшный зверь, я боюсь этого зверя. Его тело по голосу, сила по телу, а по силе мощь. Пока целы, бежим — куда хочешь».

— Не тебе, и я не побегу — посмотри, ты остался один, все разбежались. Верь мне. Не боюсь я голоса этого зверя, не грозен мне и сам зверь. Его голос громок, но пуст. Помню, как голодная лисица, бродя по лесу, услышала тимпан — висел на дереве. Очень испугалась. И не то, что зацапать, боится близко подойти, на пяточках выплясывает труса. А с голодом шутки плохи, голод съест и страх. Лиса залезла—таки на дерево и принялась терзать заманчивое пугало. И увидя не мясо и жир, а пустышку, сказала: «Такое ничтожество, а гремит под гром». Хочешь пойду и посмотрю, какой это ревет тимпан? Да присядь и успокойся. Я сейчас.

* * *

По опустелым улицам спешил Ихнелат на разведки. Как давно не был он в поле — и только во сне ему снится: широкое поле, и дышится легко. С быком разговор короткий — многословие для обольщения, а бык простой человек. Дело наладится и скоро—и—споро. А впереди — и как подумаешь, в глазах рябит — награда: Лев не воробей, щедрый. В совете у Льва займет Ихнелат первое место: Ихнелат — освободитель Льва! Страх только и сравним с холодом, недаром и Лев в испуге, как оледенел.

Лев послушался Ихнелата: Лев сидит, припаян страхом.

* * *

«Что я наделал? Или зря я долбил с детства наказ моего старого учителя Леопарда — «Негоже властелину

274

доверяться тем, кого презираешь или у кого отнял богатство и унизил, а тем более беспокойному человеку и хитрому». Пусть Ихнелат показал себя мудрецом, но чего ждать от человека? Человек — вероломство. На этой петле висит все человеческое. Если Ихнелат найдет, что громогласный зверь сильнее меня, он немедля перекинется на его сторону и откроет ему мое малодушие. И тогда зверь голыми руками возьмет меня, скрутит и задавит, как муху. Я царь — я тимпан!»

Ихнелат, вернулся: — Царю, во век живи!

«Видел?»

— Громогласный тимпан... да ведь это бык.

«С рогами»?

— Двурогий и жвачка, ненасытный. Я осторожно подошел к нему и мы разговорились. Самый настоящий бык. Как видишь, я цел и невредим: пальцем меня не тронул.

«На тщедушного и горбатого чья ж подымется рука? Ты судишь по себе, я не такой. Буря мелких деревьев не ломит, а высокие вырывает с корнем».

— Так по-твоему бык сильнее льва? Хочешь, я приведу его? Поверь, он будет в твоей воле — предан и покорен до самой смерти, твой верный раб.

* * *

Бык, когда ушел от него Ихнелат, задумался и жуя, в недоумении, какой это зверь приходил познакомиться: на купца не похож, а говорит по-купечески? Улицы, пользуясь раздумьем быка, снова оживились. Движение восстановлено. Грузно пыхтят автобусы, мышью шныряют такси и наперерез стрекоча, подскакивают мотоциклетки. Ихнелат, получив согласие Льва привести во дворец быка, возвращался к быку — ноги сами несли его. Больше никогда не почувствует он такой легкости и такой ко всему сердечности, как в этот единственный раз в канун своей призрачной, а уверенной славы. Это и есть чудо — мое чувство, что я, наконец, достиг и мое желание из мечты переходит в на-самом-деле. Ему казалось, весь мир изменился, все стали как дети и доверчиво на него смотрят. Встречным он улыбался и шутил, не замечая толчков и огрыза. А очутившись за заставой, он вдруг запел. А так

275

ему это не шло, книжнику, сорвавшему глаз на строчках и мелком примечании, широкое поле — песня. Он видел себя — голова запрокинута к солнцу, вейный ветер алым шарфом кутает шею — он видит себя необычным и не одергивался. Что-то цыганское звучало в его песне — и сердце зноем жжет.

* * *

Ихнелат: — Я по твою душу.

Бык: «Разве уж ночь?»

— Лев меня послал. Мне велено привести тебя. Подумай только, до сих пор ты к нему не являлся, как все мы, звери. Пойдешь, он ради простоты твоей простит тебя, а не пойдешь, будешь потом раскаиваться.

«Кто такой лев тебя послал? Где он живет?»

— Царь есть зверям лев, а живет тут со своими. Иди за мной, я тебе его покажу.

«Покажи. Иду».

— Да прекрати ты свою музыку, орало-мученик!

«Как ты говоришь: лев?»

— Лев-Лёва-Лов... царь всех зверей.

«А я бык».

— Ладно. Там разберут.

III

ЛЕВ И ТЕЛЕЦ

Львиное царство оглашается музыкой. Город иллюминован. Встреча Льва с Быком решает судьбу: Лев перебоялся и поладил с Быком. Мир сошел на землю. Начинается новая эра под знаком Быко-Льва.

* * *

Ихнелат: — Я пропал.

Стефанит: «С быком?»

— С Тельцом. Бык переименован в Тельца, выше над ним никого: Лев и Телец. Не могу до сих пор забыть, какое это было уморительное зрелище: встреча. Телец оробел, трясутся поджилки, у Льва зуб-на-зуб не попадает. Я следил. И чего только ни вытворяет перепуг, подлинно снотолкователь-чародей-и-звездочет. На радостях — ведь

276

больше не грозит беда! — Лев размяк. А Бык, лопоча, завел рассказ о своей беде, как на дороге его покинул купец на произвол судьбы; и как ничего хорошего себе не чая, готовился бык к смерти. Лев разжалобился. Да все равно, обреченному не миновать гибели. А кто позарится на власть и славу, тот все потеряет. Это я. Я освободил Льва от оков страха. Лев на седьмом небе, а я где? Я привел Быка ко Льву, Бык первый человек, Телец, а я кто?

«Что же ты думаешь делать?»

— Сначала-то, как все это произошло, я подумал: а не вернуться ли мне в мой опустелый дом? Ты в своей скважине живешь еще как-то по-человечески. Твоя стена — твои красочные серебряные конструкции, а над столом на веревке сушеные змеи, щучьи кости, кротиные лапы, талисманы. А у меня голая стена и пустые книжные полки — мне и домой-то возвращаться некуда. И все—таки решил: вернусь. А это значило: будь доволен тем — этим ненавистным мне, что есть. И как все неожиданно произошло — мой пропад. Я следил. Я терпеливо ждал. И наконец, вижу: Лев обнимается с Быком, а ведь мне даже не кивнул. И незаметный я вышел. Я видел себя. Я следил мои подвертывающиеся шаги, и жалкая улыбка. И что же было доброго и что злое в моей затее? Мысленно прошел я все доброе и до конца все злое, и когда решил вернуться на старое место, я не нашел к нему пути. Теперь мне ничего не остается и только одно: Тельца я уничтожу. Это будет и мне полезно, но и Льву тоже.

«Какое зло ты видишь для себя в приближении Тельца ко Льву? И как и чем ты можешь повредить Тельцу в глазах Льва?»

— Лев во власти Тельца. И кроме Тельца для Льва никого. Подумать царю о ком-то другом, странно говорить. Хорош царь! А и на царей есть срок. Царь теряет свое достоинство и низлагается — помнишь, мы учили, говорю на память: «когда не предпринимает нужных мер и свирепствует или свирепеет там, где надо быть кротким и рассудительным, и когда не находит разумных и верных советников, а окружает себя сластолизами, когда запугивает своих приближенных, возбуждая их на крамолу или поддавшись страстям, впадает в ярость и в суде придает значение не существу дела, а случайным обстоятельствам».

277

Так из-за своего обознался, приняв быка за громогласного зверя, Лев создал себе Тельца. Телец всех нас затер.

«Да, многие в обиде. Но как ты можешь повредить Тельцу: он и сильнее тебя и за стеной подчиненных?»

— Ты судишь обо мне, как и о себе, — наше ничтожество в зверином мире! Я спрашивал себя, есть ли хоть самое малое, что зависит от меня? И ничего не нашел. Любая консьержка, сравнить с нами, да тот же царь. Но мощь и сила побеждаются разумом. В истории немало примеров, когда слабый одолевал сильного. Мудрость важнее силы.

«Но Телец еще по-своему и разумен».

— Пусть сильный и разумный — я его свалю. Это будет проба силы человеческого слова и чего стоит их звериная верность. Дерзаю и верю во всякие случайности: там, где и не ждешь, вылезет, подымет и выведет. Помнится, какой-то заяц обошел льва.

«Не помню, да ты и не заяц. Если ты, Ихнелат, находишь, что Телец вреден Льву и можешь отстранить Тельца, делай как хочешь. Но если ты не уверен, что можешь исполнить задуманное и только расстроишь Льва, не берись: дело это трудное и преступное».

* * *

Особенно за последние дни — посмотришь на Ихнелата, весь-то выкостился, измызганный и обдрыпанный. Красит любовь, красит по-своему гнев. А обида, что ревность, сушит и точит. «Почему какой-то дурак занимает в вашем доме первое место: ваш друг! а я, чего я вам только ни сделал, я у вас на задворках?» Так сказалось бы в нашем безответственном быту, а тут случай необыкновенный. Ихнелат не только не занял первое место при Льве, на что по праву рассчитывал, а невниманием Льва отшвырнут на годами простоенное место, казавшееся теперь унизительным.

Без зова и в час неурочный, корчась казанской сиротой, и без того неказистый, приволокся Ихнелат ко Льву. И смотрит, жалобя.

* * *

Лев: «Да на тебе лица нет. Что—нибудь случилось?»

— Приятного немного и для тебя и мне.

278

«Говори».

— Когда человек хочет сказать о чем-то и знает, оно будет неугодно, даже будь оно на пользу, язык не поворачивается. Другое дело, если знаешь, слова твои легко дойдут, и тогда несмотря ни на что, смелость развяжет язык. Тебе не занимать стать ни разума, ни мудрости, это и толкнуло меня заговорить с тобой, о которых вещах ты и слушать не пожелаешь. Тебе известна моя преданность. Хочу верить, слова мои, какие ты услышишь, и поймешь, не покажутся тебе ложью.

«Говори».

— Всей душой я верен тебе до смерти. Как же мне утаивать от тебя, что я считаю полезным. Сказано: «не годится рабу скрывать от своего господина выгоды его, как больному свою болезнь от врача, как убогому перед людьми свою нищету». Свидетельствую и говорю истинную правду: в прошлую пятницу твой друг Телец у себя на собрании завел разговор с твоими боярами, и сказал: «Я, говорит, дознался, что такое Лев, я раскусил все его показное мужество и хвастливый разум и нахожу его во всем негодным». Эти слова — да, теперь мне ясно все бесстыдство твоего друга, и твое заблуждение: ты превознес его над всеми, поставил в ряд с собой. Обманом он задумал тебя свергнуть и самому занять твое место: у него только и на уме, как ему осуществить свой замысел. Обычно злодеяния предупреждают: злоумышленников казнят — единственный способ оградиться. Иначе как можно быть спокойным? Злая мысль не палка, не расщепить и не согнешь, на мысль одна управа: или вытравить или выжечь. Разумный человек не полезет в пасть к зверю, а примет все меры обойти. Только недалекие и пугливые влезут с головой, хотя бы голову потеряли, лишь бы проскочить. А дурак втюрился и загрузнет — мышь в варенье.

«Не могу понять, с чего бы Тельцу лукавить? Дурного он ничего от меня не видел».

— Вот именно, потому что ты ему не сделал никакого зла, он и забрал себе в голову против тебя, такова его лукавая природа. Ни одна ступень его не отделяет от тебя, так высоко ты его поднял, стоит ему протянуть руку и тебе конец. Закон природы. Какой-нибудь облезлый хорек с человеческой повадкой наперед покажет все свое

279

смердящее смирение, пока не достигнет звания, которого он вовсе не достоин, а как только пролез и уж рвачом лезет выше, и не успокоится, не схватя того, что еще выше. Песий хвост никогда не прямой, а вкривь, а попробуй свяжи и вытяни, и он выпрямится, но стоит развязать, и снова кривой мотается из стороны в сторону по своей природе. Ты хмуришься. Попомни, не принимай от своих приятелей слов только приятельных или будешь подобен тому больному, которому врач прописал лекарство, а больной не принимает, потому что горько. И не зря говорится: «лучше змеям по огню ходить, нежели смиренному со злыми жить».

Лев вдруг: «Ты говоришь, Телец мой враг. Хорошо, пусть враг. Но чем он может мне повредить? Ест траву, не мясо. Я кровоядец, я его могу съесть».

— Не опоздать бы! Если кто сделал тебе добро, не верь — надо еще убедиться в его верности. Если ты немедленно не примешь мер против Тельца, на тебя восстанут твои приближенные и расправятся с тобой по-свойски.

«Так что ж я должен сделать?»

— Больной зуб вырывают с корнем; отравившемуся дают рвотное.

«Постой, я придумал. Я ему скажу: пускай идет, куда хочет. Так от него и освободимся. Зачем оскорблять? И не надо, чтобы на сердце у него оставалась горечь. Никакого зла он от меня не увидит. В самом деле, его верная служба, его любовь ко мне, разве я могу пожаловаться?»

— Жалкие мысли. Стоит ему только понять твое нерасположение, и он не раздумывая выступит против тебя. Мудрые правители явно согрешающих и карают явно, и тайно карают тайно согрешающих. Говорю это из прописей: государственная самоочевидность.

«А это не та же ль самоочевидность: «если царь приговаривает к наказанию не по суду, а по навету, он подвергает самого себя бесчестию». Срамота пойдет среди людей и ненависть. — Вскоча: Что это, никак опять, ты слышишь? воет?

— Автомобиль гудит.

«А мне показалось... легок на помине».

280

— Когда он явится к тебе, будь наготове. Следи. И по его глазам ты прочтешь, какое это зло он держит на уме. Еще ты увидишь, замечай, как он меняется в лице, как все трепещет в нем, как его огромадная туша раскачивается и-туда-и-сюда, и рогами примеривает бодать. И ты поверишь. Я правду говорю.

«Когда увижу такое, я поверю твоим словам».

— Если позволишь, я сейчас же пойду к нему. По его первому слову мне будет ясно, как на ладони.

* * *

Торопясь, Ихнелат с трудом переводил дыхание. Как поднятый на волну, летит он, не глядя ни вперед, ни себе под ноги. Только б удержаться и раздумьем не погасить запал. Со Львом обошлось удачно, помазал ядом, и автомобиль помог. Малодушие, легковерие и страх — вот три силка на душу. С Тельцом будет проще: «невинное создание», не все принимает, косноязычный. А если б Лев сказал: «Хочу наперед сам поговорить с Тельцом!» — все б сорвалось. Надо спешить, пока Лев в горячке и его последний ум от него отлетел.

Дворец Тельца по богатству не отличишь от львиного. Но ни падали, ни обглоданных костей. Какой свежий воздух!

* * *

Ихнелат: — Принимаешь — или забыл?

Телец: «Как я рад. И тебе не грех: никогда-то не заглянешь. Отчего ты такой?»

— Случилось то, что было предопределено. А кто борется с судьбой? Плясать под дудку какого-то напыщенного самодура веселье небольшое.

«Тебя обидели?»

— Кто может избежать черной молвы! И чем больше уединяется человек, тем навязчивее всякому лезет в глаза. И кто из приближенных к царю избегнет его кары? Владыки — это те же публичные женщины, им что ни день, подавай другого. Или как дети, когда бегают они к учителю складам учиться — их встречи, как на толкуне, одни приходят, а другие уж домой, сегодня водись с одним, завтра с другим, все случайно и ничего нельзя

281

предвидеть. Ты знаешь мою дружку и мою к тебе любовь, ты ведь и ко Льву попал через меня. Хочу поговорить с тобой по правде. Один верный человек сообщил мне под большим секретом. В прошлую пятницу у себя на собрании Лев разговаривал со своими боярами. «Хочу, говорит, съесть Тельца, раздобрел ни на какую стать и жиру на нем енотовая шуба». Я пришел предупредить тебя: подумай о себе и будь на все готов.

«Что же такое я сделал Льву? Или это все бояре его? Не иначе, как их замысел: они позавидовали мне и наговорили на меня Льву. Завистливые никогда доброго о другом не скажут. Я не виноват».

— Ни перед кем ты не виноват. И перед Львом чист, как весенняя белка. Любви у него нет, вот в чем дело. А нет любви, какая уж верность! Взбалмошная грива: спервоначала мед—медович, а впоследствии крысиный яд.

«Попробовал я сладкого его меду, ты прав, а теперь, видно, добрался и до горького яда. Я травоядец, не надо было путаться мне с этим кровоядцем. И все ненасытная моя природа, она и погубит меня. Ты говоришь, он съесть меня хочет? Тоже как пчелы: хорошо им летать по цветам в поле, а позарились, сели на кувшинки, а подняться и не думай — сожмутся листья и всех подавят; тоже и мухи: мало им было по деревьям летать, дай попробуем счастье! и тучей влетели в уши слону, и была всем одна пожива — слон дернул своим хлопуном, и все задохнулись».

Ихнелат, продолжая: — Нажравшаяся крыса, мало ей поганого ведра, полезла мордой в помойку и захлебнулась... Брось ты свою словесность! К делу. Надо найти какой-то выход и избавиться от петли.

«У Льва одни добрые мысли, я не сомневаюсь. Это все наускивают его — их целая шайка: в одиночку тля, а скопом бурун. Лев меня учил: «капля, часто падающая, изваяет камень». Я готов сопротивляться».

— Запомни: «пренебрегать своим спасением высочайшее из преступлений». Надо приготовиться к отпору. Разумный человек не опустит рук, пока не справится с врагом. Я пришел к тебе, как друг, не зло несу, с добром, а кто не слушает друга, сам себя чернит.

«С чего же мне начать?»

282

— Когда увидишь Льва, его дикие налитые кровью глаза, его неудержимую стремительность, настороженные уши, раскрыта пасть, а хвост его часто будет бить о землю, — понимай! А теперь идем.

IV

ЛЬВИЦА

Какой нечеловеческий крик вдруг пронзил мирную суету мирного города — слышно было во всех концах. Ихнелат выскочил из дворца на улицу и побежал, подпрыгивая, и в воздухе крутясь Икаром. Улица, взрываясь, кипела: полицейские, конная стража, жандармы, затор автомобилей, гудки, лопающаяся шина, брязг стекла и свистящей саранчой обезьяны. И сквозь свистки с завивающимся воем ветер — летел ли ветер из суровой пустыни одинокий или это вдруг зазвучавший потаенный голос из преисподней. «Во дворце, средь бела дня, убит Телец!»

И как тогда, в запуганный сиреной вечер, спешил Ихнелат к знакомой «скважине» — к единственному другу.

Ихнелат: — Победа! Полная победа!

Стефанит: «Вот платок, утри лицо».

— На мне кровь? Постой: Лев убил Тельца. Чья это кровь?

«Обоих».

— Я его привел ко Льву. И как тогда, поставил глаза в глаза. Слежу. Еще дорогой он подпрыгивал обезьяной. Я подхлестнулся — так стоит Лев, так Телец — препятствие, известно, разжигает. У обоих вспыхнули глаза — горящий треугольник. И первого прорвало Тельца. «Жестокий властелин, заревел Телец, лучше в гнезде у змей!» и понурил рога. И в ответ земля напополам — так крепко Лев ударил хвостом, и прыгнул. Звери сшиблись. И Лев убил Тельца — обреченный смерти не избег гибели.

«Смотри, что сделала твоя горькая злоба. Лев обесчестен. Телец убит. И где теперь единомыслие нашей дружбы? Сердце разрывается на куски. Оба мы обреченные».

— Кто меня смеет судить?

«Леопард почуял кровь, вышел из пустыни, спешит по кровавым следам».

— Жалеть мне не о чем, я все исполнил.

«Победитель! Мудрый советник! Мудрые советники

283

побуждают царя на борьбу с врагом, но если возможно уладить рознь, помогут восстановить дружбу. Ихнелат, давно я заметил, какой ты гордый и кому ты желал? и не желаешь — не сделаешь добро. Горе владыке, который слушает советы от таких, как ты. Ты гнилушка, твоя блестящая кора, а тронешь — пыль и труха».

— Я человек.

«По себе ты обнажил человеческую душу, свое черное сердце, и играешь словами».

— Слова — общие наши.

«В наших мыслях врозь, так и в словах другое. Слова красны строем и смыслом, а смысл правдой; а в правде тихость, кротость и милосердие — посмотреть любо и душу радует. Не той правдой звучат твои слова. Твоя правда ядовитое жало, жестокие черты и только насмешка».

— Горькая насмешка... умиляться нечем и некого славословить.

«Победитель»! Мудрый советник! Выше тебя нет теперь никого. Царь, у которого такие рабы, это то же прозрачное озеро, куда напущены крокодилы и всякие гады, и к такому озеру не осмелится приблизиться никакое животное и даже опаляемое жаждой. И тебя увидя, кто захочет подойти к царю и верно ему служить?»

— А ты думаешь есть бескорыстная служба?

«Хотя бы на миг, любил ли ты кого? Нет, ты только радовался гибели друзей. И что принесла тебе твоя преступная победа? Жить без желанного, только злобой, в глазах черно и человеку невыносимо, да и не к лицу. Я знаю, тяжки для тебя мои слова. Но все равно, живу тебе не быть».

— Еще посмотрим.

Леопард: «Убийца!»

* * *

Следы крови привели Леопарда к «скважине» Стефанита. Стоя у дверей, он все слышал. И поспешил к матери Льва — к Львице. После убийства Тельца вход во дворец закрыт. Только Львица может войти ко Льву: одна только мать может заговорить с сыном о его преступлении, и откроет глаза на лукавство Ихнелата.

Убийство Тельца ошеломило Льва. Однажды, ужаснувшись реву быка, Лев, вскоча, застыл на месте, а после

284

убийства сидит, не шевельнется, весь скучный и головой поник.

* * *

Лев: «Он и говорить по-нашему не научился. Надо было мне поговорить с ним начистоту. Так все непохоже на него. Простой, открытый и никакого лукавства, травоядец. Хвостом махнет, только мухам перепуг, да и то не больно, пересядут на спину повыше. И не скажи он мне тогда про змей: «лучше в змеином гнезде жить»! Змея и ужалила меня, весь я был захвачен канатом гнева. Я увидел его шею и к ней потянулись мои руки. А когда опомнился, Телец лежал, уткнувшись в землю, а из спины течет кровь».

Львица: — Мучаешься раскаянием? По твоей печали я читаю: «что сделано, того не вернешь!» И за что ты убил Тельца? Ободрись! Уныние омрачает ум и сердце, а тебе надо сообразиться и принять решение. Да и где же это видано: не расспрося, не подумав, бросился, как хмельной. А говорят между вами была большая дружба?

«Всегда он был мне по душе, во всем верен, послушный. И от его советов кроме добра я ничего не видел. Вечерами он приходил ко мне коротать мою печаль и мы раскладывали пасьянс, слушаем радио. Тужу о его смерти. Для меня так ясно, он передо мной ни в чем не виновен. Я поддался злым словам».

— Ихнелат из зависти, домогаясь самому занять высокое место, оболгал перед тобою Тельца. Я знаю это от верного человека.

«Кто же это такой?»

— Не спрашивай: тайна. Кто не держит тайну, бесчестит друга и свою совесть чернит. «Лучше, говорится, с высокой голубятни наземь дряпнуться, нежели из—за языка на гладком месте кувыркнуться».

«Мой старый учитель Леопард мне говорил: «человек, умеющий держать язык за зубами, мастер на обман». Когда выплывает на свет темное дело и требует отмщения, нельзя прикрывать грех никакими тайнами. Под каждым свидетельством должна быть именная подпись. Не по слуху наказывают, а сначала исследуют, желая добиться истины. Боюсь, не каяться бы мне за Ихнелата, как мучаюсь о Тельце».

285

— Какое там каяться! Тебя испугали мои слова о Ихнелате?

«Истину хочу вывести на свет».

— Клянусь, я говорю тебе не спуста.

«Я созову совет. Хочу поговорить и с Ихнелатом. И ты останься».

— На тебя жалко смотреть.

* * *

Пока еще только слух и пересуды. Толком никто ничего не знает. Да и откуда знать? Единственный свидетель убийства Тельца Ихнелат. Но молва уж идет, что преступление дело рук Ихнелата. Неспроста же в самом деле после убийства Тельца Ихнелат занял у Льва первое место: места не даются, а их занимают.

* * *

Ихнелат: — Разве случилось что особенное, всех нас собрали сюда? И что такое с нашим гордым Львом? Как постарел, согнулся. На его царственном челе такая человеческая скорбь. Темной печалью обведены его запалые глаза.

Львица: «О чем другом и печалиться царю, ты про это знаешь лучше всех. Только по его воле ты еще среди нас. Но он больше не в состоянии прикрывать твое зло, окаянный! Пронырством ты втерся в доверие к царю и обманом подстрекнул его убить Тельца».

— Кто стремится ко благу, всегда готов быть ошельмован. Разумные люди давно это поняли и ушли из мира, предпочитая пустыню, служить Богу, а не его твари. Из моей преданности царю я открыл ему о Тельце: я разоблачил злую мысль Тельца.

«Злодей!»

— Потаённый в камне огонь выводится на свет железом, а преступления розыском. Что же я, по-вашему, дурак: зная за собой вину, я торчал бы до сих пор среди вас, нет, я давно бы скрылся в надежном месте, куда не допихнется никакая ваша лапа и не просунется никакой ваш хвост. Я прошу царя поручить расследование моего дела одному из своих приближенных, кто не станет извращать истину и судить пристрастно обо мне по слуху от моих завистников. Врагов у меня довольно, мне это

286

ясно. Не велика любовь и царя: на его глазах меня порочат, а он молчит.

Лев поднял голову и его глаза свинцом ударили в Ихнелата.

— И нет у меня другого прибежища, как одно только благоутробие Божие. Вот вы меня куда загнали! Оно одно не лицемерно испытывает и сердце и утробу. А смерти я не боюсь: ей вся тварь подвластна. Грядет час — попомни! — она вышла. И пусть клеветники, эта мелкая душонка, завистливая нищая мразь готовится к ее костяным мукам. И я клянусь моей верой в ваш пропад: владей я тьмами душ, я не пощадил бы ни единой в угоду царю.

Лев, опустя голову, отвел глаза.

Кабан: «Нечего тебе о угоде распространяться, изворачивайся в своем, что сам натворил, тоже угодник!»

— Тупорылая хрюшка! Или ты не знаешь, всякому живому существу его душа всего дороже. Если я о себе не скажу, кто за меня разинет рот? И знай: кто не огораживает себя, никогда не заступится за другого; что ему другой, когда он сам себя топчет: враг себе, враг и другим. Ты вылез и обнаружил всю свою исподнюю мерзость: ты хочешь подслужиться. Прочь!

Львица: «Удивляет меня твоя наглость, Ихнелат. Сам ты дерзнул на такое беззаконное дело, и смеешь позорить нас. И за что ты облаял безобидную свинью?»

— А ты — что ты на меня одним глазом смотришь? Мне кажется, у тебя их всегда было оба: левый и правый. Этак все извратить можно.

Львица: «Нахал! Посмотреть на такого: столько зла сделал, а еще и брешет. Наглостью и насмешкой хочет отвести глаза и всех нас запутать».

— Говорилось в старину: «жена мужа на удочку поймает и колдовством окрутит, губя и его и себя!» А какой это вздор: «и себя». Что такое ваша косматая порода? Ради собственного покоя вы пожертвуете всем и даже любовью, если вы способны как-то еще и любить. Из расчета, имея в виду всякие льготы и выгоды, готовы вы на все. За мужчину я могу поручиться — из тысячи за одного, а за вас — и в миллионе не уверен ни в одной. И ты свою бабью болтовню распускаешь в присутствии царя.

«А сам-то, ты плетешь свое пустословие, уж не думаешь ли ты увильнуть от наказания?»

287

— Кто пойдет по ложному пути, а этот путь у всех перед глазами, с правого сворачивает, и ни в слове, ни в деле не тверд.

«Значит, о Ихнелате все вранье? И он представляется невинным, если смеет так дерзко говорить в глаза царю и не встречает ни от кого отпор? Мудрыми сказано: «молчащий соглашается».

Лев: «На цепь! Надеть оковы и заключить в тюрьму».

Медведь—кузнец с кандалами, Пифик—подмастерье с наручниками. И принялись за работу.

Медведь, надевая кандалы на Ихнелата: «Весна пришла».

Пифик: — Сегодня прилетели птицы. Мне жалко Анку: она по-прежнему тоскует лес.

Медведь: «Анка — это тоже что кукушка?»

— По голосу похожа, а кукунят у нее нету, орлица.

«С чего ж это?»

— Жалея детей, хотела спасти от голодной смерти и заклевала.

«Как это возможно?»

— Очень просто: мать. Как-то достался детям на корм: лежит под деревом странник — не то глубоко спит, не то помер, откуда им знать? А это был сам Будда — ты помнишь, под деревом благословил нас всех зверей. И они слетелись на странника: один съел уши, другой глаза, третий сердце, четвертый язык, и когда насытились, пелена жизни упала с их глаз, и они увидели...

«Очень страшное?»

— Не могу сказать. Живым не дано видеть и только в минуту смерти открывается душе этот мир без пелены. Они увидели, что есть за весной, за деревьями, за каждым из нас, и за вечерним закатом и за утренней зарей. И когда они увидели, они отказались от корма и голодные стали чахнуть. Мать как уговаривала, а они не могут, с души воротит. Тогда она и принялась насильно их кормить, и заклевала.

Медведь Ихнелату: «Не дергай лапой, я не больно. — А знать, недаром я всегда говорил детям: «ешьте зверя не с головы, а с ног».

Пифик: — Глаза и уши, язык и сердце — ими живой мир цветет, от них и песня. — Ихнелату: Не верти головой.

288

Новая модель. Полюбуйся, какая американская игрушка с автоматическим замком! Так. Готово.

Львица: «Теперь я открою тебе тайну: мои слова о Ихнелате — слова твоего учителя Леопарда».

Лев: — Посмотрим, что он в тюрьме заговорит.

V

СУД

Ночью Стефанит тайком проник в тюрьму к Ихнелату.

* * *

Стефанит: «Какой страшный зверь».

Ихнелат: — Который?

«Я с ним столкнулся в коридоре».

— Мой сосед, смертник. Помнишь, я тебе рассказывал, откуда взялся бык. А это его хозяин — Меркулов. Купец дознался о судьбе своего брошенного на дороге быка и в каком бык почете, и обратился ко Льву, требуя выдачи своей собственности или соответствующее вознаграждение в золотых обезьяньих «лионах», — за дерзость приговорен Львом к смертной казни. Очень мучается без табаку.

«Я захватил папирос. Дай и ему».

— А что у тебя за книга?

«Книга Будасфа».

— По-русски «Иосаф, царевич индийский». Хочешь меня сделать святым? А хорошо им: кто может раздать свое богатство и кому есть от чего отречься. Отказываться-то мне не от чего.

«А твоя злоба?

— Лучше скажи: душа. В моей злобе сила; злоба — мое жало, сверло в непроницаемое жизни. Без злобы меня и комар задавит.

«Тебя и без того задавят».

— На завтра назначено представление: будут судить. Председатель суда Леопард. Три раза таскали меня на допрос. Судья, помнишь, этот неподкупный Лис. Меня очень беспокоит, я уверен, тебя зацарапают, сначала свидетелем...

«Наша дружба прямая улика. Я об этом думал».

— Да, мы неразделимы, Стефанит.

289

«В последний раз: послушай меня, Ихнелат: не походи на слепого стрелка, признайся во всем, твое признание увенчает тебя».

— Ты плачешь?

«Эти цепи».

— Я всегда был цепной. Да и как иначе: человек среди зверей.

* * *

Стефанит вернется в свою «скважину» — на свою «цепь». Всю ночь в его окне будет виден свет. А чуть забрежжит, разбудят Ихнелата — в такое утро особенно хочется спать, и пробуждение полыснет ножом. Не собранного, весь он ободран и губы дрожат, поведут его

на цепи во дворец на суд.

* * *

Леопард: — Воины и дружина, ипаты и мурзы! Царь удручен убийством своего друга Тельца. Царский почетный советник Ихнелат заподозрен в нечистой совести — — над ним тяготеет обвинение в клевете, последствием которой было убийство. Кто о нем знает, пусть скажет. Не хочет царь карать без суда.

Лис-судья: «Почетный советник Ихнелат обвиняется в убийстве Тельца. Кто что знает по существу дела, пусть выскажется. Когда злодея казнят смертью, зло устраняется и другим подражать будет не повадно».

Звериный общий вопль — тысяча катящихся перевернутых слов.

Ихнелат: — Помолчите! Кто знает подлинно обо мне, говори, я сумею ответить. Но пусть облыжно не говорит.

Кот — дворцовый повар: «Личность Ихнелата нам хорошо известна. Много лет всякий день этот льстец и лукавец со своим приятелем Стефанитом — два сапога пара — торчали у меня на царской кухне. Посмотрите на его милую рожу и вы без слов все поймете. Если вы увидите у кого левый глаз меньше правого, мутный и таращится, а сам идет с опущенной мордой, понимайте, перед вами клеветник. И этот клеветник — острое ухо, а грома не выносит, вздрагивает, а пронырливые глаза его щурятся от солнечного света».

290

Ихнелат: — Все мы под небом и никому не подняться выше. А этот почтенный протомагер хватает с неба звезды. Какая великая мудрость видеть в глазу у соседа сучок, а у себя не замечать бревно. Полюбуйтесь на ваши руки, каким живописным узором горит на них шпарь. И ты этими пальцами трогаешь царское кушанье. Чего прячешь? Карманы не тюрьма, в тюрьме есть надежда, а твои язвы не изводимы. Вон отсюда! Рой себе яму поглубже, шелудивая зараза!

Лис-судья: «Слово принадлежит воеводе».

Волк-воевода: — Из показаний Меркулова — твой сосед по камере, теперь помилованный смертник — дело твое, Ихнелат, вышло на чистую воду. Нечего запираться: о твоей клевете всем теперь известно. Не будь царь так великодушен, давно бы не ходить тебе среди нас живому.

Ихнелат: «Милостив царь, да не милует псарь. Твое проклятое сердце — твоя жажда крови! До моего осуждения ты приговорил меня к смерти, кровожадная волчья порода. Ты порочишь суд и оскорбляешь судью».

Лис-судья: — Не годится боярам на суде изобличать друг друга. Иначе, какой же это будет суд, если мы распояшемся? И я тебе, Ихнелат, вот что скажу: для своей же собственной выгоды признайся перед всеми — лучше пострадать в сем веке, чем зло мучиться в будущем.

Ихнелат: «Истину ты глаголешь: разумный предпочитает вечное временному. И чего вы тычете мне ваши истины, в чем убеждаете меня? В убийстве Тельца? — Я никого не убил. И не мне вместе с вами приговаривать себя к смертной казни. Кто на других лжет, мерзок, а уж что сказать про того, кто сам на себя клевещет!»

Леопард: — — Свидетель Стефанит.

Лис-судья: «За ним послали».

Львица: — Царь! Ты только вспомни все козни этого обманщика. И он еще хочет себя обелить. Если ты его не накажешь, все твои подданные возьмутся за злодеяния и будут совершать с легкостью, как обыкновенное дело, уверены, за преступление не взыщется.

Леопард: «Свидетель Стефанит».

Лис-судья не отвечает.

* * *

Ждут Стефанита. Всем любопытно: «первый мудрец», друг Ихнелата, знает все, что было и как задумано. И у

291

всех одна подмысль: не угодить бы Стефаниту стоять рядом с Ихнелатом? Между тем в зале появляются какие-то не звери и не люди и заполняют все свободные места. С их появлением беспокойство проникает во всеобщее нетерпение. Наконец, возвращается пристав, но без Стефанита, молча подает судье бумагу. Весь зал затаился.

* * *

Лис-судья читает: «Сегодня ночью Стефанит тайком проник в тюрьму к Ихнелату. Пробыл с полчаса, не больше. Вышел расстроенный и не прямо, а кружа переулками, вернулся к себе. Стер пыль со стола, разложил рукописи в порядок: налево законченное, направо начатое. Посидел, подумал. Стало брежжить, погасил лампу. И принял яд».

Львица к Ихнелату: — Несчастный! ты плачешь.

«Мне больше жить нечем».

Лис-судья: — В последний раз: признайся!

«Признаваться мне не в чем. И разве я виновен, что вы родились, звери. Если бы человек сделал себе подушку из змей, а постель из огня, и все-таки сон был бы ему приятней того сна, когда заметишь, друг отходит от тебя.

Лев: — Повинен смерти! — И ударил хвостом.

Леопард: «Смотрите, вот перед вами лжец. Его душа соблазны геенской Бездны и Тьмы. Ты темное вавилонское семя, внук столпотворения».

Звери: — Казнь!

Леопард: «Какая есть на свете самая мучительная казнь: пусть холод изъест его до костей, а жажда ожогом воспалит нутро, и всеми забытый, голодный загрызет землю».

Волк-воевода: — На кол его!

Лис-судья: «Красная смерть!»

Звери вдруг присмирели. И зал закружился — это те, не звери и не люди: их подгрудные тяжкие голоса, не разобрать, и только нестерпимо слушать.

Медведь-кузнец и Пифик-подмастерье взялись расковывать Ихнелата перед казнью.

Медведь, снимая цепь с Ихнелата: — А что такое красная смерть?

Пифик: «Шибеница — виселица».

Медведь Ихнелату: «Да что ты, дура, куда лапу суешь?»

Пифик: «Смотри, он ослеп»!

292

ИСТОРИЯ ПОВЕСТИ

«Каратака и Даманака» — «Калила и Димна» — «Стефанит и Ихнелат» имена кругосветные: Индия, Персия, Тибет, Сирия.

Первоисточник — Панчатантра, древнейшее санскритское Пятикнижие, память человека о тесной жизни со зверями, откуда и сказки о зверях.

С санскритского перевели на персидский (VI в.), с персидского на арабский (Абдаллах бен Альмокаффа, VIII в.), с арабского на еврейский, с еврейского на латинский (Жан де Капу, 1270), с латинского на все европейские.

Одновременно с арабской версией Панчатантры («Калила и Димна». Предисловие И. Ю. Крачковского. Academia, М—Л. 1934), сделан перевод на сирийский, с сирийского на греческий (протовестиарий Симеон Сиф, 1080 г.), а с греческого на славянский (XIV в.).

«Повесть о двух зверях» (Стефанит и Ихнелат) любимая книга московской Руси XVI и XVII века. Сколько затейливых рук трудилось над перепиской, знаменуя киноварью: Лев и Телец, Стефанит и Ихнелат. Помянет Ихнелата и «Новая Повесть» 1610 г.

И что я заметил: каждый век — каждая редакция повести представляет себе Ихнелата по-своему и меняется обстановка: современность. От арабского «шакала» VIII в. в греческой версии XI века и звания нет, Ихнелат очеловечивается, а я его представляю человеком среди «шакалов», что куда ближе к древнейшему замыслу Панчатантры.

В XVIII в. вышел перевод с французского Бориса Волкова, Политические и нравоучительные басни Пильпая, философа индийского, СПб. 1762.

Карамзин, конечно, читал Волкова, но я не думаю, чтобы в кругу Пушкина знали о Ихнелате, да и в Летописи русской культуры XIX века (Н. Барсуков. Жизнь и труды Погодина) среди археологии и любителей древней письменности о Ихнелате не упоминается.

Ихнелат ушел в староверческие скиты.

И не от Пыпина (Очерки литературной истории старинных повестей и сказок, СПб. 1856), не от Соболевского (Переводная литература Московской Руси XIV—XVII в., СПб. 1903), а услышал я впервые о Ихнелате в Устьсысольске изустно от Федора Ивановича Щеколдина, ссыльного с.-д.: вспоминая свое детство в старообрядческой семье и апокрифы, книги первого чтения, он вдруг,

293

точно глотнув прохлаждающего пару, с каким-то особенным чувством, рассказал мне повесть о двух зверях.

Славянские тексты Повести (XV—XVII в., старший список 1478) напечатаны с предисловием Н. Булгакова в «Обществе любителей древней письменности», 1877—1878, кн. XVI, XXII и с предисловием А. Е. Викторова, 1881, кн. LXIV, LXVIII.

1948
294

А.М. Ремизов. Повесть о двух зверях Ихнелат // Ремизов А.М. Собрание сочинений. М.: Русская книга, 2000—2003. Т. 6. С. 265—294.
© Электронная публикация — РВБ, 2017—2024. Версия 2.β (в работе)