ВАЛЕРИАН БОРОДАЕВСКИЙ
1874—1923
Валериан Валерианович Бородаевский был сыном курского помещика, окончил Горный институт, работал инженером. В печати выступил в 1899 г.; в стихах и статьях его чувствуется влияние Вл. Соловьева, Н. Федорова, К. Леонтьева. Цикл сонетов «Медальоны», открывающий его вторую книгу, — это портреты св. Франциска, Мильтона, Паскаля, Сведенборга, Калиостро, Бальзака. В 1908 г., выйдя в отставку, сближается с Вяч. Ивановым. Первая книга Бородаевского («Стихотворения». СПб., 1909) вышла с предисловием Иванова, который подчеркивал глубоко скрытую религиозность ее стихов, индивидуальный внутренний «тон» и свободу от внешней «манеры»: «поэт с равною свободой и мерой пользуется преданием и новшеством». «Преданием» для Бородаевского была высокая лирика Баратынского, Тютчева и Фета; «его серьезность вызывает иногда даже улыбку», — писал Гумилев. Во второй книге — «Уединенный дол» (часть тиража под заглавием «На лоне родимой земли». М., 1913) Бородаевский уже менее сосредоточен на главной теме, здесь больше стихов бытовых, описательных и любовных. До революции Бородаевский служил в земских учреждениях, после революции — в советских, умер в Курске.
«Вкруг колокольни обомшелой...».
«Он нашел тебя, овца заблудшая...».
Я холоден.
Белые ветки.
«Когда Господь метнет меня на землю...».
У СЕБЯ
Я не знаю лучшего:
Сумрак голубой,
Лунный трепет Тютчева
Льется под рукой;
Золотыми косами
Заплело окно:
И шумит березами
Ветер про одно, —
Про одно забытое,
Что нельзя забыть,
Про одно изжитое,
Что нельзя изжить...
И ласкаю пальцами
Лунные листы.
И в тени за пяльцами
Улыбнешься ты.
<1909>
* * *
Вкруг колокольни обомшелой,
Где воздух так безгрешно тих,
Летают траурные стрелы
Стрижей пронзительных и злых.
Над кровью томного заката
Склоненных ив печаль светла.
И новых стрел душе не надо:
Душа все стрелы приняла.
Стрижи ватагою победной
Дочертят вещую спираль;
И, догорая, запад бледный
Отбросит пурпурную шаль.
И будут ив безумны речи,
Как чёрствый ропот старика,
Когда одна стучит далече
Его дорожная клюка.
<1909>
* * *
Он нашел тебя, овца заблудшая, —
Не пугайся солнечного взгляда.
Для Него теперь ты — лучшая,
Ты — царица белого стада.
Забудь об оврагах глубоких,
Где нога твоя тайно скользила.
О ночах забудь темнооких
И о тех, кого ты любила.
Отдыхая на росистых травах,
Говори с цветами голубыми;
Но матчи про злую правду правых —
Ты, греховная, взнесенная над ними.
<1909>
Я ХОЛОДЕН
О если бы ты был холоден или горяч!
Отверзи мне двери, те, что я не открыл —
Оттого, что заржавели петли, — не было сил.
Заржавели петли от холодных дождей...
От людей, что Ты дал мне, — от слез людей!
Людей, что Ты дал мне, — я их не любил.
Из сладостной Книги был ближний мне мил.
Из сладостной Книги я много читал.
Мне за это отверзи. Я устал...
Душа моя — льдина, до костей я застыл.
Открой хоть за то мне, что я не открыл!
<1909>
БЕЛЫЕ ВЕТКИ
Колыхались бледные гардины,
Манили блуждать и вздыхать;
Цветом яблонь томились куртины,
Когда умирала мать.
И кукушка золото ковала,
Обещала нам долгий век,
А рука на руке лежала,
И темнели провалы век...
Голосящая нота псалтири,
Огоньки, огоньки — как в бреду,
И мечта, что лучшее в мире —
Это белые ветки в саду.
<1913>
* * *
Когда Господь метнет меня на землю, —
Как кошка блудная о камень мостовой
Ударюсь когтем я и гневный вопль подъемлю;
И, выгибаясь жилистой спиной,
Гляжу к Нему: с улыбкой наблюдает
Мой жалкий вид Господь — и, сумрачен, бреду...
Потом кричу: «Ты прав! Душа моя пылает!
Ты прав!» — кричу в молитвенном бреду.
И смотрит Он. Рука Его подъята,
И я бегу, и на руки Его
Бросаюсь и ложусь так беззаботно свято;
И гладит Он меня, лаская: «Каково?»
<1913>