Юлиан Павлович Анисимов, поэт и художник, юношей в 1905 г. помогал подпольщикам-эсерам, с 1908 г. стал писать стихи; сам он признавал в них влияние Фета, Блока и Рильке, потом Хр. Моргенштерна и Хлебником. Страдая туберкулезом, зимы он проводил за границей, учился в Париже у Матисса, а весной и осенью собирал у себя в Москве кружок молодых писателей, художников и музыкантов: здесь бывали Б. Пастернак, С. Бобров, С. Дурылин, К. Локс, Б. Садовской и др. Кружок назывался «Сердарда». «...Хозяин, талантливейшее существо и человек большого вкуса... сам воплощал собою поэзию в той степени, которая составляет очарование любительства и при которой трудно быть еще вдобавок творчески сильною личностью», — вспоминал об Анисимове Пастернак («Люди и положения»). В 1913 г. при кружке возникло недолго просущестовавшее издательство «Лирика», здесь вышел сборник Анисимова «Обитель» — бледноватые стихи, окрашенные славянофильской религиозностью. Вторая его книга — «Ветер» (М., 1915) с более заметными футуристическими и антропософскими влияниями в свет не вышла (ЦГАЛИ); из нее здесь приводится начальное стихотворение (четвертое в нашей подборке). После революции выпустил еще книжку стихов (1926), занимался искусствоведением, много переводил.
Я люблю тебя и плачу,
И скажи мне, отчего
Как дождем, слезой означу
Дали сердца твоего?
Я люблю тебя. Покоен
Вечер бледно-золотой,
Словно юный, статный воин,
Прорастающий травой.
Но пророс ли по дороге
Пышным хлебом и овсом,
Или стерся я в остроге
Неоконченным путем,
Я люблю тебя и плачу,
И не знаю, отчего.
Я не знаю, я не значу
Сам для сердца своего.
<1913>
Опалых листьев путь смиренен,
Восходит в сад кремлевский даль.
За башней нежен, неизменен
Изгиб реки. Заря. Печаль.
И там, далеко, величавый,
Кремлю представший братски бор,
И здесь, унесший в небо главы,
Старинный, ласковый собор,
Где архитектор Алевизи,
С Флоренцией сроднив Москву,
Сберег на старой, блеклой ризе
Всё ту же блеклую листву.
И вот листы в покорном злате
Века цветут, века летят
В неугасаемом закате
Зари, сладчайшия лампад.
И вот земля с полей озимых,
Простая, влажная земля,
В гробницах царских, чуть златимых,
Иные ведает поля:
Свою сестру, иную землю,
Где одуванчик в облаках,
Где, грешный, радостно приемлю
Всё ту же быль, всё тот же прах.
И та же боль мне шепчет: «Вылей
Свои обиды до конца; —
От палых листьев, блеклых былей,
Благоволение Отца».
<1913>
Так одинок последний дом в деревне,
Как будто он последний в мире дом.
И улица (ее ль сдержать деревне?)
Уходит медленно своим ночным путем.
И деревушка — только переход,
И даль иная ведает и ждет,
И вдоль домов дорога, как мосток.
И тем, кто выйдет, путь далек-далек...
И не один на том пути умрет.
<1913>
Прикасаюсь к руке — и вижу:
За тобой два высоких круга,
Две легких, синеватых белизны.
— Так порою цветок нанижет
Окраску медлительного юга
На прохладу северной весны.
Ты же вся в прозрачном содрогании,
Вдоль колен уронив руку,
Быстро рассекаешь
И земли глухое молчание,
И незримую мне поруку
Нерасцветшего мая.
И два круга, два легких семени,
Прорастают твою руку,
Прорастают любовь,
И в стройном походе времени,
В прикосновеньи, подобно звуку,
Протекает над миром кровь.
<1915>