АЛЕКСАНДР ВЕРТИНСКИЙ

1889—1957

А. Вертинский
А. Вертинский

Шумный успех Александра Николаевича Вертинского, стихотворца и эстрадного певца (чье мастерство пленяло в 1920—1940-е годы не только широкую публику, но и Шаляпина, Качалова), во многом объяснялся ценностью текстов его песен. Он пел и мелодекламировал стихи Блока, Анненского, Ахматовой, которым подражал и сам, адаптируя для эстрады мотивы и формы лирики «серебряного века». Вертинский родился и семье киевского адвокат, рано осиротел, воспитывался у родственников, гимназии не закончил. Дебютировал в 1912 г. рассказами и стихами и провинциальных журналах «Киевская неделя» и «Лукоморье» (рядом с Б. Лившицем, А. Ремизовым). Артистическая карьера казалась невозможной из-за дефекта речи: он картавил, однако и ту пору это не помешало сниматься — в немом еще — кинематографе. В 1915 г., уже живя в Петрограде, Вертинский нашел свой жанр: стал исполнять с эстрады «ариетки» в костюме и гриме Пьеро. Условный мир многих «интимных песенок» Вертинского был похож на наивные декорации в ателье провинциального фотографа: в прорезях фанеры — живые человеческие лица с нежными улыбками и грустными глазами. Но порой у Вертинского сквозь флёр «красивой» печали пробивалось ощущение реальных драм современной жизни (например, в стихотворении 1917 г. «То, что и должен сказать»). Свои лучшие произведения Вертинский написал в эмиграции (1919—1943) и в последние годы жизни в России.

Изд.: Вертинский А. «Дорогой длинною...». М., 1991.

ТО, ЧТО Я ДОЛЖЕН СКАЗАТЬ

Я не знаю, зачем и кому это нужно,
Кто послал их на смерть недрожавшей рукой,
Только так беспощадно, так зло и ненужно
Опустили их в Вечный Покой!

Осторожные зрители молча кутались в шубы,
И какая-то женщина с искаженным лицом
Целовала покойника в посиневшие губы
И швырнула в священника обручальным кольцом.

Закидали их ёлками, замесили их грязью
И пошли по домам — под шумок толковать,
Что пора положить бы уж конец безобразью.
Что и так уже скоро, мол, мы начнем голодать.

И никто не додумался просто стать на колени
И сказать этим мальчикам, что и недоброй стране
Даже светлые подвиги — это просто ступени
В бесконечные пропасти — к недоступной Весне!

Октябрь 1917. Москва.

677

В СТЕПИ МОЛДАВАНСКОЙ

Тихо тянутся сонные дроги
И вздыхая ползут под откос...
И печально глядит на дороги
У колодцев распятый Христос.

Что за ветер в степи молдаванской!
Как поет под ногами земля!
И легко мне с душою цыганской
Кочевать, никого не любя!

Как все эти картины мне близки,
Сколько вижу знакомых я черт!
И две ласточки, как гимназистки,
Провожают меня на концерт.

Что за ветер в степи молдаванской!
Как поет под ногами земля!
И легко мне с душою цыганской
Кочевать, никого не любя!

Звону дальнему тихо я внемлю
У Днестра на зеленом лугу.
И Российскую горькую землю
Узнаю я на том берегу.

А когда засыпают березы
И поля затихают ко сну,
О, как сладко, как больно сквозь слезы
Хоть взглянуть на родную страну...

1925. Бессарабия

678

Воспроизводится по изданию: Русская поэзия «серебряного века». 1890–1917. Антология. Москва: «Наука», 1993.
© Электронная публикация — РВБ, 2017–2024. Версия 2.1 от 29 апреля 2019 г.