О. ТИЗЕНГАУЗЕН. Салоны и молодые заседатели Петербургского парнасса. — Абраксас. 1922. Октябрь. № 1. С. 59–61.
Если в Москве вся литературная жизнь ютилась у подъездов и на эстрадах кафэ, то в Петербурге, наиболее живая часть ее сосредоточивалась в салонах, положим только с тех пор, как некогда передовой и тяжеловесный Дом Искусств начал танцевать умирающего лебедя <...>
281Звучащая Раковина определившийся салон, заставивший о себе говорить, достоин некоторого более внимательного отношения.
Звучащая Раковина, как и Цех Поэтов, находится под сильным влиянием Гумилева. <...> Сборник «Звучащая Раковина» единственный материал, дошедший до широкой публики <...> конечно книга, о которой говорить нужно шепотом, а если и громко, то заведомо зная, что испортишь свою репутацию. Слишком много там Горфинкелей, Столяровых, Лурье и т. д., заслоняющих несомненно талантливые стихи Фредерики Наппельбаум и почти прекрасные Константина Вагинова.
<...>
Константин Вагинов совсем определившийся и совершенно законченный мастер, может быть один из крупнейших поэтов наших дней. Вагинов умеет находить и нашел настоящие слова, и не носит той поэтической маски, созданной Гумилевым для своих учеников и называемой акмеизмом.
Как форм-либрист1 Константин Вагинов целиком отрекается от акмеизма и умеет говорить, что сам себе хозяин. Претенциозность на первый взгляд, и даже декадентский выбор тем при внимательном всматривании кажется нам волнующе-новым и совершенным, потому что сказано им первым. Большая работа поэта позволяет и прощает ему многое-многое, и ребячливое пользование метром:
«Мой милый друг, сладка твоя постель и плечи...» — строка, написанная шестистопным ямбом, в то время как перечисление и мелкие слова, как например: «... твоя постель и плечи», не непременно по смыслу связанные, требуют короткостопной хореической строки.
Константину Вагинову бесспорные достижения акмеистов: выхоленность enjambement, поэмы, написанные асклепиадовым семнадцатисложником, тридцатитрехсложные танки или недоступный санскрит, или преднамеренно им забытый.
Константин Вагинов единственный поэт, знающий метр, как «кровь стиха», рифму как «дыхание его», содержание как «биение трепетного сердца»2. Он единственный умеет любить... и уложить в коробки невыразимой
1 Форм-либризм (от forme libre (фр.), свободная форма) — направление, изобретенное, очевидно, самим Тизенгаузеном, в том же номере альманаха поместившим свою «Декларацию форм-либризма». — Сост.
2 «Что есть сердце стиха? Сердце стиха есть радость или печаль, в оное вложенные. Что есть кровь стиха? Ритм его, от начала печали или радости бегущий. Что есть дыхание стиха? Рифмы, на концах растворенные» (Вагинов К. Монастырь Господа нашего Аполлона). — Сост.
прелести все слова, зная их тайный смысл, чувствуя их невидимую жизнь. Он может говорить:
И это не звучит цыганским романсом, потому что, если мы снимем корку этих слов, то увидим ту божественную игру, которая первый орден поэта, каменщика слов. <...>