Является ответом на письмо Погодина от 23 февраля 1873 г. (см.: Звенья. Т. 6. С. 444—445). Ответное письмо Погодина от 1 марта 1873 г. см.: Там же. С. 451—452.
1 Имеется в виду письмо Достоевского от 21 февраля 1873 г. (см. письмо 161).
2 Речь идет о сочинении И. Генслера «Гаваньские сцены. (Жанр)» (Гр. 1873. 26 февр. № 9. С. 277—282; 5 марта. № 10. С. 320—322).
3 Мысли о сопоставлении социализма и христианства занимали Достоевского на протяжении многих лет. Они присутствовали в его сознании уже в 1840-е гг., в период общения с Белинским, что отражено в главе «Старые люди» из «Дневника писателя» 1873 г. (см.: наст. изд. Т. 12. С. 9—13). К 1864 г. относится работа над статьей «Социализм и христианство», которая не была доведена до конца. Вот ее текст:
В социализме — лучиночки, в христианстве — крайнее развитие личности и собственной воли.
Бог есть идея человечества собирательного, массы, всех.
Когда человек живет массами (в первобытных патриархальн<ых> общинах, о которых остались предания) — то человек живет непосредственно.
Затем наступает время переходное, то есть дальнейшее развитие, то есть цивилизация. (Цивилизация есть время переходное.) В этом дальнейшем развитии наступает феномен, новый факт, которого никому не миновать, это развитие личного сознания и отрицание непосредственных идей и законов (авторитетных, патриархальных, законов масс). Человек как личность всегда в этом состоянии своего общегенетического роста становился во враждебное, отрицательное отношение к авторитетному закону масс и всех. Терял поэтому всегда веру и в Бога. (Тем кончались всякие цивилизации. В Европе, например, где развитие цивилизации дошло до крайних пределов, то есть до крайних пределов развития лица, — вера в Бога в личностях пала.) Это состояние, то есть распадение масс на личности, иначе цивилизация, есть состояние болезненное. Потеря живой идеи о Боге тому свидетельствует. Второе свидетельство, что это есть болезнь, есть то, что человек в этом состоянии чувствует себя плохо, тоскует, теряет источник живой жизни, не знает непосредственных ощущений и всё сознает.
Если б не указано было человеку в этом его состоянии цели — мне кажется, он бы с ума сошел всем человечеством. Указан Христос. (Ни один атеист, оспоривавший божественное происхождение Христа, не отрицал того, что ОН — идеал человечества. Последнее слово — Ренан. Это очень замечательно.)
В чем закон этого идеала? Возвращение в непосредственность, в массу, но свободное и даже не по воле, не по разуму, не по сознанию, а по непосредственному ужасно сильному, непобедимому ощущению, что это ужасно хорошо.
И странное дело. Человек возвращается в массу, в непосредственную жизнь, след<овательно>, в естественное состояние, но как? Не авторитетно, а, напротив, в высшей степени самовольно и сознательно. Ясно, что это высшее самоволие есть в то же время высшее отречение от своей воли. В том моя воля, чтоб не иметь воли, ибо идеал прекрасен.
В чем идеал?
Достигнуть полного могущества сознания и развития, вполне сознать свое я — и отдать это всё самовольно для всех. В самом деле: что станет
делать лучшего человек, всё получивший, всё сознавший и всемогущий? Если вы его оставите в раздробленном на личности состоянии, то вы дальше брюха ничего не получите. Социалисты дальше брюха не идут. А наша «Молодая Россия» — только и делает уже несколько лет, что стремится всеми силами своими доказать, что дальше и всего того, что в нем заключается, ничего и нет. Пусть смеют они отрицать их. Да они и не станут отрицать. Они с гордостию в этом признаются: сапоги лучше Шекспира, о бессмертии души стыдно говорить и т. д., и т. д. А по Христу получите:
Есть нечто гораздо высшее бога-чрева. Это — быть властелином и хозяином даже себя самого, своего я, пожертвовать этим я, отдать его — всем. В этой идее есть нечто неотразимо прекрасное, сладостное, неизбежное и даже необъяснимое.
Необъяснимое именно. Начни объяснять социалист, — он скажет: это потому, что если представить себе, что всякий отдаст всё, даже себя, даже я свое для всех, то, значит, не будет бедного, а все страшно будут богаты. И соврет социалист грубо, гнусно и пузато. Ибо хотя действительно так, то есть все будут богаты, но на этом социализм и останавливается. Да и быть того не может, потому что социалист не может себе и представить, как можно добровольно отдавать себя за всех, по его, это безнравственно. А вот за известное вознаграждение — вот это можно, вот это нравственно. А вся-то штука, вся-то бесконечность христианства над социализмом в том и заключается, что христианин (идеал), всё отдавая, ничего себе сам не требует.
Мало того: даже враждебен к идее о вознаграждении, о гонораре, он понимает ее как бессмыслицу и примет вознаграждение только от любви к дающему или потому только, что чувствует, что после этого еще сильнее будет любить дающего (новый Иерусалим, объятия, зеленые ветви).
Впрочем, социализм даже и до такого объяснения христианства рационально не доходил, а доходили только некоторые его представители, да и то поэты. Всё же будущее основание и норму социального муравейника социализм полагает в цели — в сытом брюхе, а для этого в беспрекословных муравьиных обязанностях, и высшая его мораль при этом, высшее ободрение человечеству состоит в том уверении и ободрении прозелитов, что обязанности эти сладки, ибо будут делаться для самих себя, в собственном интересе, travail, дескать, attroyant.*
Социализм назвался Христом и идеалом, а здесь Христос или там... не верьте Апокалипс<ису>.
Социализм есть последнее, крайнее до идеала развитие личности, а не норма, то есть сознательно развитые единицы личностей, в высшей степени, соединенные тоже в высшей степени во имя красоты идеала, и дойдет до убеждения, сколько разумного, столько и всем человеком (то есть самого непосредственного), что самое высшее распоряжение собой — это пожертвовать даже собой.
Патриархальность было состояние первобытное. Цивилизация — среднее, переходное. Христианство — третья и последняя степень человека, но тут кончается развитие, достигается идеал, след<овательно>, уж по одной логике, по одному лишь тому, что в природе всё математически верно, след<овательно>, и тут не может быть иронии и насмешки, — есть будущая жизнь».
В записной тетради 1872—1875 гг. есть запись (по времени близкая письму к Погодину), в которой о социализме и христианстве говорится не
* труд <...> привлекателен (франц.).
в плане противопоставления («антитезы»), а в плане сопоставления этих понятий: «Социализм — это то же христианство, но оно полагает, что может достигнуть разумом» (ПСС. Т. XXI. С. 254). И наконец, в «Дневнике писателя» 1881 г., подводя итоги многолетним размышлениям, Достоевский так формулирует свое утопическое понимание «русского социализма», апеллируя к крестьянским, народным идеалам: «Не в коммунизме, не в механических формах заключается социализм народа русского: он верит, что спасется лишь в конце концов всесветным единением во имя Христово. Вот наш русский социализм!» (наст. изд. Т. 14. С. 489).
4 Погодин просил Достоевского в письме от 23 февраля 1873 г. «прислать карточку» (Звенья. Т. 6. С. 444).
5 Ответ на вопрос Погодина: «В котором году Вы встретились с Белинским?» (Там же. С. 445).
6 Вероятно, речь идет о газете И. С. Аксакова «День», выходившей в 1861—1865 гг. и бывшей в то время самым влиятельным органом славянофильского направления.
7 Погодин возглавлял Славянский благотворительный комитет, основанный в 1858 г. московскими славянофилами. Произнесенную в Славянском комитете речь Погодин послал в январе 1873 г. для опубликования в «Гражданине». 23 февраля 1873 г. он писал Достоевскому: «Я до сих пор не знаю, получена ли была маленькая „Речь” в Слав<янском> ком<итете> в январе, которую нужно было печатать тогда же в ответ константинопольским клеветам. Теперь время прошло» (Там же).
8 В 1870 г. болгарская церковь провозгласила независимость от греческой церкви, что вызвало протест греческого патриарха, который на соборе 1872 г. объявил болгар схизматиками, т. е. раскольниками. Статья Т. И. Филиппова, посвященная определению Константинопольского собора, была напечатана в «Гражданине» (1872. № 23—28).
9 В речи Погодина в Славянском благотворительном комитете в 1872 г. выражалось сочувствие болгарам, провозгласившим самостоятельность своей церкви.
10 Статья «Панславизм и греки» (подпись: Н. Константинов) действительно принадлежала К. Н. Леонтьеву (см.: PB. 1873. № 2. С. 904—934). Леонтьев в своей статье рассматривал Восточный вопрос шире, чем споры греков с болгарами или болгар с турками. Он противопоставлял весь «Восток» (включая Россию, Грецию, славян и мусульманские страны, вплоть до Индии и Китая) — оплот традиции и религии странам Западной Европы, охваченным революционным брожением (PB. 1873. № 2. С. 934).
11 Публикуя статью «Панславизм и греки», редакция «Русского вестника» сделала примечание, в котором отметила, что не берется «защищать всё, что <...> сказано» в ней: «В некоторых мнениях мы можем оказаться несогласными с автором» (PB. 1873. № 2. С. 904).
12 Речь идет о статьях Погодина, присланных им ранее в «Гражданин». В письме от 23 февраля 1873 г. он напоминал Достоевскому, что «„Феодосию” следует напечатать перед весною, так как теперь много толкуют о Крыме» (Звенья. Т. 6. С. 444). Статьи эти в «Гражданине» напечатаны небыли.
13 Возможно, имеется в виду изданная в 1873 г. трагедия Погодина «Петр I», написанная в 1831 г., но не напечатанная ранее из-за цензурного запрета.
14 Полемика Погодина с Н. И. Костомаровым началась в 1860 г. с диспута в Петербургском университете о происхождении русских князей. Возможно, Достоевский имеет в виду полемические статьи Погодина против Костомарова, присланные в «Гражданин».
15 «Вызов г-ну Иловайскому» Погодина (PB. 1873. № 2. С. 935—937) был продолжением полемики историков по вопросу о происхождении русского государства. Погодин придерживался так называемой норманской теории, согласно которой основатели государства — варяжское племя Русь — норманского (скандинавского) происхождения. Д. И. Иловайский и Костомаров были антинорманистами и считали руссов славянами (Иловайский) или литовцами (Костомаров).