Н. В. Гоголь

Тарас Бульба

1835, 1842

Оглавление

I 41
II 53
III 64
IV 73
V 82
VI 94
VII 107
VIII 122
IX 132
X 146
XI 152
XII 165

Полный текст

О произведении

Историческая повесть о восстании запорожских казаков против поляков в первой половине XVII века. Классическое художественное высказывание на тему отцов и детей, гимн патриотизму, живая картина казацких нравов и быта, а также источник множества крылатых выражений: «Я тебя породил, я тебя и убью!», «Есть ещё порох в пороховницах», «Терпи, казак, — атаман будешь».

Открытие истории // Полка

Критика

«Тарас Бульба» есть отрывок, эпизод из великой эпопеи жизни целого народа. Если в наше время возможна гомерическая эпопея, то вот вам ее высочайший образец, идеал и прототип!.. Если говорят, что в «Илиаде» отражается вся жизнь греческая в ее героический период, то разве одни пиитики и риторики прошлого века запретят сказать то же самое и о «Тарасе Бульбе» в отношении к Малороссии XVI века?..

И в самом деле, разве здесь не все козачество, с его странною цивилизацией, его удалою, разгульною жизнию, его беспечностию и ленью, неутомимостью и деятельностию, его буйными оргиями и кровавыми набегами?.. Скажите мне, чего нет в этой картине? чего недостает к ее полноте? Не выхвачено ли все это со дна жизни, не бьется ли здесь огромный пульс всей этой жизни?

Этот богатырь Бульба с своими могучими сыновьями; эта толпа запорожцев, дружно отдирающая на площади трепака, этот козак, лежащий в луже для показания своего презрения к дорогому платью, которое на нем надето, и как бы вызывающий на драку всякого дерзкого, кто бы осмелился дотронуться до него хоть пальцем; этот кошевой, поневоле говорящий красноречивую, витиеватую речь о необходимости войны с бусурманами, потому что «многие запорожцы позадолжались в шинки жидам и своим братьям столько, что ни один чорт теперь и веры неймет»; эта мать, которая является как бы мимоходом, чтобы заживо оплакать детей своих, как всегда являлась в тот век женщина и мать в козацкой жизни…

А жиды и ляхи, а любовь Андрия и кровавая месть Бульбы, а казнь Остапа, его воззвание к отцу и «слышу» Бульбы и, наконец, героическая гибель старого фанатика, который не чувствовал своих ужасных мук, потому что чувствовал одну жажду мести к враждебному народу?.. И это не эпопея?.. Да что же такое эпопея?..

И какая кисть, широкая, размашистая, резкая, быстрая! какие краски, яркие и ослепительные!.. И какая поэзия, энергическая, могучая, как эта Запорожская сечь, «то гнездо, откуда вылетают все те гордые, и крепкие, как львы, откуда разливается воля и козачество на всю Украину!..

— В. Г. Белинский. О русской повести и повестях г. Гоголя («Арабески» и «Миргород») (1835)

…Императрица сошла слушать Бульбу. Красоты его поразили ее; но она думает, что это злоупотребление таланта так ярко рисовать ужасы. Вот следствие французского вкуса.

— П. А. Плетнев — Я. К. Гроту, 10 ноября 1842 г.

«Тарас Бульба» — историческая повесть, в которой самым причудливым образом слиты элементы романтизма с элементами реализма. Поэт изображает в исторически-верных, реалистических чертах быт и нравы Запорожья и в то же время явно идеализируется их. Он и рисует и воспевает.

Бытовые сцены написаны кистью художника-жанриста, характеры же героев представлены так, как это приличествует только поэту-романтику, которому историческое прошлое рисуется в необычном, героическом освещении, не соответствующем действительности. Этой двойственности произведения отвечает и перемежающийся тон повествования, то простой и спокойно эпический, то приподнятый, восторженный и даже местами вычурный. Все это не мешает высокому художественному достоинству повести. <...>

...в «Тарасе Бульбе», как и во многих и притом величайших произведениях Гоголя, живо сказалось характерное для его творчества стремление — улавливать черты национальной психологии и превращать бытовые и психологические типы в национальные. <...>

В «Тарасе Бульбе» выведенные лица носят яркий отпечаток малорусского национального уклада: это не только типы казацкие, запорожские, но и малороссийские, национальные. Старик Бульба, Остап, Андрий, как и второстепенные лица, — типичные «хохлы». Известно, как трудно описывать «национальную физиономию» или, выражаясь точнее, как трудно разбираться в чертах и особенностях национальной психологии. <...>

Повесть Гоголя полна кровавых описаний, вызывающих отвращение. Но он не имел в виду такого эффекта, и в повести нет гуманной тенденции, с ним связанной. Тарас — великий характер, истинный герой, человек идеи, христианин, готовый положить голову за веру. И все свои зверства он совершаете во имя идеи, и Гоголь думает, что они от этого не просто зверства, а подвиги. <...>

Следует ли отсюда, что в художнической натуре Гоголя заключались элементы «артистической жестокости» в роде тех, какие несомненно были присущи Достоевскому? Думать так — значило бы не понимать Гоголя, который был не только истинным художником, но и человеком высоко-гуманным. Дело объясняется проще: ошибкою поэта, увлеченного желанием быть своего рода «Гомером». Он явно подражает приемам старого эпоса — от Гомера до «Слова о полку Игореве».

Он хочет писать наивно, пластично и красочно — так, чтобы эпоха ожила под его пером, и не был бы виден автор, человек другого века, других понятий и нравов. По примеру старинных эпических поэтов, он не только повествует и рисует, но и воспевает «доблести» героев, превознося силу их духа и их кулака. Культом физической силы, отваги, удальства проникнута повесть Гоголя, представляющая собою любопытный образец архаизирующего искусственного эпоса, своеобразно повторяющего наивность, непосредственность и грубость старого...

— Д. Н. Овсянико-Куликовский. Гоголь в его произведениях: к столетию рождения великого писателя. 1809-1909 (1909)

Если бы «Тарас Бульба» был повестью исторической в обычном и уже в 1830-е годы традиционном смысле, — в нем изображались бы подлинно исторические факты, исторические лица и т. д. — как это было у Вальтера Скотта, или у Загоскина, или у Виньи, или же в «Капитанской дочке». Всего этого нет и в помине в «Тарасе Бульбе»...

... Гоголь явно не ставил своей задачей в «Тарасе Бульбе» рассказывать об истории; иначе он не заполнил бы всей повести только вымыслом — хоть и на условно-историческом фоне; иначе он не спутал бы столь явно хронологические вехи в повести — как в первой, так и во второй редакции.

... Это значит конечно, что Гоголь и не собирался воссоздавать картину исторического XV, или XVI, или XVII века, что он строил некий общий образ эпической, песенной, героической и идеальной казачьей вольницы, условно относя его к неопределенному прошлому, причем неопределенность этого прошлого входила в его художественный и, стало быть, идейный замысел.

... Как повесть, лишь иллюзорно историческая, «Тарас Бульба» стоит на переломе между романтической манерой и «натуральной школой».

... Таким образом, эпос «Тараса Бульбы» ясно повертывается укором современности, картина свободы — укором миру рабства. Поэтому такой же, в высоком смысле сатирический, характер приобретает и ряд прославлений Сечи и ее героев. Так, в своей знаменитой здравице Тарас говорит: «Да за одним уже разом выпьем и за Сечь, чтобы долго она стояла на погибель всему бусурманству, чтобы с каждым годом выходили из нее молодцы, один одного лучше, один одного краше».

Но ведь каждый читатель знал, и помнил, и не мог не вспомнить, читая эти слова, что не долго стояла Сечь, и что перестали выходить из нее герои, и что уничтожилась Сечь не сама собой, а потому, что ее разорила и уничтожила императорская власть, та самая, что уничтожила последние следы казачьей вольности, закрепостив украинский народ и загубив запорожцев.

— Г. А. Гуковский. Реализм Гоголя (1959)

Когда-то Пушкин, отвечая на критику, воскликнул: “Как будто литература и существует только для 16-летних девушек! Вероятно, благоразумный наставник не даст в руки ни им, ни даже их братьям ни единого из полных сочинений классического поэта, особенно древнего. На то издаются хрестоматии, выбранные места и тому подобнее...” Пушкин отстаивал всего лишь право на лёгкую эротику. Мы ведём речь о более серьёзных вещах. Конечно, не для нынешних шести- или семиклассников писал и Гоголь своего “Тараса Бульбу”, и не ему сейчас адресован мой упрёк, а тем “наставникам”, которые, подчиняясь традициям, из творений великого писателя выбрали для воспитания ребят эту повесть.

Насилие, разжигание войн, непомерная жестокость, средневековый садизм, агрессивный национализм, ксенофобия, религиозный фанатизм, требующий истребления иноверцев, непробудное пьянство, возведённое в культ, неоправданная грубость даже в отношениях с близкими людьми — те ли это качества, без явного осуждения представленные в повести, которые помогут пробудить добрые чувства у детей и без того не слишком ласкового XXI века? Дайте срок — ребята подрастут и авось дозреют до собственного осмысления “Тараса Бульбы”. А пока следовало бы сказать школьнику (почти по Гоголю): “А поворотись-ка, сын... к другой книге”.

— Григорий Яковлев. Изучать ли в школе “Тараса Бульбу”? (2002)

Цитаты

... Неизвестно будущее, и стоит оно пред человеком подобно осеннему туману, поднявшемуся из болот. Безумно летают в нем вверх и вниз, черкая крыльями, птицы, не распознавая в очи друг друга, голубка — не видя ястреба, ястреб — не видя голубки, и никто не знает, как далеко летает он от своей погибели...


„Не обманывай, рыцарь, и себя и меня“, говорила она, качая тихо прекрасной головой своей: „знаю, и, к великому моему горю, знаю слишком хорошо, что тебе нельзя любить меня; и знаю я, какой долг и завет твой: тебя зовут твои отец, товарищи, отчизна, а мы — враги тебе.“

„А что мне отец, товарищи и отчизна?“ сказал Андрий, встряхнув быстро головою и выпрямив весь прямой, как надречный осокор, стан свой. „Так если ж так, так вот что: нет у меня никого! Никого, никого!“ повторил он тем голосом, и сопроводив его тем движеньем руки, с каким упругий, несокрушимый козак выражает решимость на дело неслыханное и невозможное для другого. „Кто сказал, что моя отчизна Украйна? Кто дал мне ее в отчизны? Отчизна есть то, чего ищет душа наша, что милее для нее всего. Отчизна моя — ты! Вот моя отчизна! И понесу я отчизну сию в сердце моем, понесу ее, пока станет моего веку, и посмотрю, пусть кто-нибудь из козаков вырвет ее оттуда! И всё, что ни есть, продам, отдам, погублю за такую отчизну!“


Пожары обхватывали деревни; скот и лошади, которые не угонялись за войском, были избиваемы тут же на месте... Дыбом стал бы ныне волос от тех страшных знаков свирепства полудикого века, которые пронесли везде запорожцы. Избитые младенцы, обрезанные груди у женщин, содранная кожа с ног по колена у выпущенных на свободу...


Воспроизводится по изданию: Н. В. Гоголь. Полное собрание сочинений в 14 томах. М.; Л.: Издательство Академии наук СССР, 1937—1952. Том 2. Миргород.
© Электронная публикация — РВБ, 2015—2024. Версия 2.0 от 20 февраля 2020 г.