ЗАКОЛДОВАННОЕ МЕСТО.
I.
Повесть „Заколдованное место“, напечатанная впервые в 1832 г. во второй книжке „Вечеров на хуторе близ Диканьки“, была воспроизведена без существенных изменений во втором издании „Вечеров“ и в первом томе „Сочинений“ 1842 г. (в издании Трушковского 1855 г. листы, содержавшие повесть, Гоголем просмотрены не были).
Отсутствие рукописи и каких-либо упоминаний в переписке о „Заколдованном месте“ не дает возможности точно датировать работу Гоголя над повестью. В специальной литературе также не высказывалось никаких соображений по этому поводу. Однако опираясь на то, что „Заколдованное место“ снабжено тем же подзаголовком „Быль, рассказанная дьячком ***ской церкви“, которым помечены „Вечер накануне Ивана Купала“ и „Пропавшая грамота“, и изложено в той же манере сказа, можно выдвинуть предположение, что эта вещь, так же как и две другие, принадлежит к группе ранних повестей „Вечеров“ и написана в 1829—1830 гг.: вокруг образа дьячка-рассказчика предполагалась, повидимому, в начальном замысле циклизация сборника, естественно поэтому допущение, что все три связанные с именем Фомы Григорьевича вещи относятся к близкому времени.
II.
В повести „Заколдованное место“ сплетаются два основных мотива: добывание клада и действия чертей в „обманных“ („обморочных“, „заколдованных“) местах.
„Обманные“ или „обморочные“ (от слова „морочить“) места довольно широко известны в народной традиции. Ряд рассказов о них сообщает В. Милорадович в статье „Этнографический элемент в повести Гоголя «Заколдованное место»“ („Киевская Старина“ 1897, № 9, стр. 55—60). Сюда же относится первая часть белорусского рассказа „Болотные паны“, указанного выше в связи с „Пропавшей грамотой“ (П. В. Шейн. „Материалы для изучения быта и языка русского населения северо-западного края“, II. СПб., 1893, стр. 270, № 130).
Можно в этой связи отметить также весь отдел „Страхи“ в сборнике В. Гнатюка — „Знадоби до галицько-руської демонольогії“ (т. I — „Етнографічний Збірник“, XV. Львів, 1904, стр. 18—95, №№ 23—170 и т. II — там же, ../breadcrumb/gogol-v1-notes-br.shtmlIII, Львів, 1912, стр. 71—154, №№ 142—397). Например, блуждания деда напоминает рассказ „Страх у пасіци“ (№ 121).
Наконец, сюда же относятся отмеченные выше (см. „Пропавшая грамота“) рассказы о музыкантах и т. п. у чертей (см., например, В. Гнатюк, назв. соч., I, №№ 13, 14, II, №№ 30, 112—115; М. Левченко. „Казки та оповідання з Поділля“. У Києві, 1928, №№ 60, 61; „Труды этнографическо-статистической экспедиции в западно-русский край, снаряженной Русским Географическим обществом. Материалы и исследования, собранные П. П. Чубинским“, I. СПб., 1872, стр. 186, 187, 190).
У Гоголя „обморочное“ или „заколдованное“ место связано с отыскиванием кладов. Рассказы о кладах и о трудностях их добывания см., например, в сборнике Садовникова. Характерны некоторые детали в рассказе, помещенном здесь под № 112 н. (Д. Н. Садовников. „Сказки и предания Самарского края“. СПб, 1884, стр. 364—365).
Нет сомнения в том, что подобные рассказы были широко распространены. Представления о „страхах“ при добывании кладов и легли в основу повести Гоголя. В частности, в народных рассказах имеются и указания на свечку над кладом, обозначающую место клада (см., например, Б. Д. Гринченко. „Этнографические материалы, собранные в Черниговской и соседних с ней губерниях“, II. Чернигов, 1897, стр. 141; М. П. Драгоманов. „Малорусские народные предания и рассказы“. Киев, 1876, стр. 79). Сюда же присоединяется у Гоголя мотив призрачности „нечистого“ богатства: клад превращается в сор (в иной, более серьезной трактовке мотив этот дан в повести „Вечер накануне Ивана Купала“). Подобный мотив часто встречается в народных рассказах о музыкантах и т. п. у чертей (см. выше, ср. еще Гнатюк, назв. соч., II, № 111: человек получает от чорта деньги, деньги эти превращаются в черепки). В рассказе о том, как повитуха приняла детей у чертовки-лягушки (Гнатюк, назв. соч., I, № 12) видим обратный мотив: черепки превращаются в золото.
Таким образом, повесть „Заколдованное место“, как и другие повести „Вечеров“, опирается на традиционные фольклорные мотивы. Но и в этой повести, как и в других, Гоголь не воспроизводит в точности фольклорный материал, а создает свое собственное произведение. Для „Заколдованного места“ особенно характерен юмористический тон изложения. Фантастические элементы вставлены в бытовую реалистическую рамку, автор вводит множество бытовых деталей комического характера и самой речи придает сугубо-житейский разговорный характер.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКАЯ СПРАВКА.
В. Милорадович. „Этнографический элемент в повести Гоголя «Заколдованное место»“ — „Киевская Старина“ 1897, № 9, стр. 55—60.
