ЮЛИЙ ДАНИЭЛЬ

Да будет ведомо всем,
Кто
Я
Есть:
Рост — 177;
Вес — 66;
Руки мои тонки,
Мышцы мои слабы,
И презирают станки
Кривую моей судьбы;
От роду — сорок лет,
Прожитых напролет,
Время настало — бред
Одолеваю вброд:
Против МЕНЯ — войска
Против МЕНЯ — штыки
Против МЕНЯ — тоска
(Руки мои тонки);
Против МЕНЯ — в зенит
Брошен радиоклич.
Серого зданья гранит
Входит со мною в клинч;
Можно меня смолоть
И с потрохами съесть
Хрупкую эту плоть
(Вес — 66),
Можно меня согнуть
(От роду — 40 лет),
Можно обрушить муть
Митингов и газет;
Можно меня стереть —
Двинуть махиной всей,
Жизни отрезать треть
(Рост — 177).
— Ясен исход борьбы!..
— Время себя жалеть!..
(Мышцы мои слабы)
Можно обрушить плеть,
Можно затмить мне свет,
Остановить разбег!..
Можно и можно...
Нет.
Я ведь — не человек:
(Рост — 177)
Я твой окоп, Добро,
(Вес — 66)
Я — смотровая щель,
(Руки мои тонки)
Пушки твоей ядро,
(Мышцы мои слабы)
Камень в твоей праще.

1

А пожалуй, пора заступиться
За «героя» вчерашнего дня:
Нет, не робот, не мрачный тупица
Охраняет людей от меня.

Не палач, не дурак обозленный,
Не убийца, влюбленный в свинец,
А тщедушный, очкастый, зеленый
В сапогах и пилотке юнец.

Эй, на вышке! Мальчишка на вышке!
Как с тобою случилась беда?
Ты ж заглядывал в добрые книжки
Перед тем, как пригнали сюда.

Это ж дело хорошего вкуса:
Отвергать откровенное зло.
Слушай, парень, с какого ты курса?
Как на вышку тебя занесло?

А если я на проволоку? Если
Я на «запретку»? Если захочу,
Чтоб вы пропали, сгинули, исчезли?
Тебе услуга будет по плечу?

Решайся, ну! Тебе ведь тоже тошно
В мордовской Богом проклятой дыре.
Ведь ты получишь отпуск — это точно,
В Москву поедешь — к маме и сестре.

Ты, меломан, порассуждай о смерти —
Вот «Реквием»... билеты в Малый зал...
Ты кровь мою омоешь на концерте
И добро глянешь в девичьи глаза,

И с ней вдвоем, пловцами, челноками,
К Манежу — вниз, по тротуару — вниз...
И ты не вспомнишь, как я вверх ногами
На проволоке нотою повис.

Я весь разговор этот выдумал —
Не выдумал самоубийства,
Их выудил, выдавил, выдоил —
И пью, и не в силах напиться.

Ну, чем отвечать? Матюками ли,
Ножом ли, поджогом? Пустое!
Расправы в бессмыслицу канули.
Одно только слово простое,

Настойчивое, как пословица,
Захлебывается и молит:
— О, Боже, не дай мне озлобиться!
Спаси — не обрушивай молот!..

...Ну, ладно. Мне долго до вечера,
Я взыскан полуденным светом.
Но глянет ли снова доверчиво
Вот этот? Вот этот? Вот этот?

О нем, забываемом начисто,
На картах давно не гадали.
Он — здешний. Он в людях не значится
Годами, годами, годами.

Обида — пустыня бескрайняя...
И зря прозвучит мое слово,
Когда, озверев от бесправия,
Он бросится на часового.

Тих барак с первомайским плакатом.
Небо низкое в серых клочках.
Озаренный мордовским закатом,
Сторожит нас мальчишка в очках.