ЮРИЙ МАМЛЕЕВ

Не умру... Перед Господом-Богом
Я клянуся... Кругом чудеса...
Надо мною, над дурой убогой,
Что ни вечер поют голоса.

Пропоет и пропляшет, родимый,
Дождик теплый меня окропит.
Вот он тихий выходит, без имени,
И со мной о душе говорит.

Помолюсь за врагов и за лишних.
Даже чорту хочу благодать.
Как блаженно бездомной и нищей
Будет мне у пенька умирать.

Ветер в поле меня не развеет.
Дух мой Богом пронизан до дна.
Надо мною, над дурой убогой,
Каждый вечер поют голоса.

Не молись на меня, моя детка.
Просто я — неживой идиот.
Запереть меня надобно в клетке
И показывать бесам вперед.

Я не плачу, не сплю, и не спорю.
Обнажу-ка свой трупный живот.
И увижу, приехав на море,
Своей собственной рожи восход.

За стеной умирает сосед.
Бесконечно кричит: У-у-у!
Доедаю я сытный обед
И плюю в голубую стену.

Только слышу я вой: У-у-у!
Не сбежать мне теперь от него.
Лучше я превращусь в кенгуру
И надену пиджак с рукавом.

Непонятно теперь: У-у-у!
Я попрыгаю вкруг абажура.
В голубую стену постучу
И появится смрадная Дура.

Хохотушкин, нелепый и жуткий,
Бродит гнойно по черным углам.
Одинокие окна-ублюдки
Отдаются угрюмым мечтам.

Прошуршит, поцелует перила.
Обольется астральной слезой.
Скажет: Где-то в пространстве завыло,
Где-то пахнет поганой судьбой.

Подойдя к пусто-черному баку,
Смачно влезет в него с головой.
Его хохот, подъятый на страхе,
Собеседует сам с собой.

Маленький злобный вонючка
С нездешне-больными глазами
Бредит, как тихая сучка,
Томными голосами.

В слезных извивах улиц
Точно прощения просит,
Нежных страданий кули,
Молитвы прохожим возносит.

А ночью, придя в свой угол,
Пустое и гнойное логово,
Крыс очумевших пугало,
Сосет свою нежную ногу.